Затерявшийся

— Получишь.

Ну всё гады, хана вам. Сейчас Егоршин ещё другим расскажет. Как бы мне без языка не остаться, порвут ведь. Ладно, Кузьму надо будить, да про новое место под лагерь попытать.

* * *

— Просто там всё. Поедешь на север, километра три, выедешь на шоссе, тут же его пересечёшь и сразу грунтовка в лес пойдёт, по ней километров пять-шесть. Жал курвиметра нет, так что на глазок. Из леса выедешь, справа Залесье будет, после этого опять лесом, до лесопилки. Перед ней съезд будет, тебе туда. По просеке с километр и дальше по вырубке на право. Метров через двести начнётся болото. Слева в кустах брёвна лежат, штук шесть. Бросай их прямо в болото и по ним. Через полкилометра выберешься на остров, а там уж разберёшься.

— Грузовик пройдёт.

— Сейчас, по сухости, да. Если дожди пойдут или по осени вряд ли.

Глава 5.

На немцев я выскочил как чёрт из табакерки, те аж за оружие от неожиданности схватились, хотя вроде мотор должны были слышать, но рассмотрев форму успокоились.

— Обершутце, — обратился я к тому, который держал в руках винтовку, напрочь игнорируя пулемётчика. — А где дорога?

— Дорога в неисправном состоянии, господин унтер-офицер.

— Вот же свинская страна, — я обескуражено почесал затылок.

Немцы тут же заулыбались — господин унтер-офицер изволил пошутить, значит надо адекватно отреагировать, вдруг доложит начальству, что в него из пулемёта целились, потом доказывай, что не верблюд.

— У меня на карте, правда на русской, здесь дорога обозначена. И как я теперь в эти Захаричи или Захарничи, вот же дурацкие названия, попаду? Здесь что бомбёжка была?

— Никак нет, господин унтер-офицер, это наши герои-снабженцы так дорогу изуродовали. Бандиты в тех самых Захарничах на днях мост сожгли. Вот наши умники-тыловики и попёрли в обход, да так, что пять машин здесь утопили. Еле достали.

В лесу трижды прокричала кукушка.

— Вот ведь свинство, — я достал из кармана пачку сигарет, сунул одну в рот, и тряхнул пачку так, что из неё показались ещё две. — Угощайтесь, обершутце, и напарника не забудьте.

— Спасибо, господин унтер-офицер.

— Сейчас огоньку достану.

Я опять сунул руку в карман, а достал уже с пистолетом. Бац! Расстояние было меньше метра, поэтому я не боялся промазать, стреляя прямо от пояса. Пуля ударила пулемётчика в середину лба. В лесу грохнул винтовочный выстрел. Второго не последовало, значит всё в ажуре. Сигарета только начала выпадать из пальцев старшего солдата, когда ствол люгера уставился ему между глаз.

— Руки, фашистская свинья!

Правильно, ручки в гору.

— На землю, руки на затылок!

Вот так и лежи, зато не увидишь как у меня пистолет в руках ходуном ходит, а значит в голову дурные мысли не полезут. Из леса выскочил Жорка и, дождавшись моего взмаха рукой, метнулся назад, откуда вместе с Петром Егоршеным, выволок третьего охранника. Пленные оторопело смотрели как какие-то люди, одетые частично в советскую, а частично немецкую форму, споро занимают оборону.

— Товарищ командир, я двоих с пулемётом отправляю метров за триста на север?

— Старшина, действуй по плану, не кипятись, всё идёт нормально.

— Так понимаю, командир, но это ж... Раньше ж они нас били и по лесу гоняли, а теперь мы... Вот так... Запросто... Раз и нету...

— А раз понимаешь, то давай, руководи обороной, а я пойду наших ввиду в курс дела. Фашиста спеленай получше, и учти — в течении ближайшего часаон нужен мне живой, но необязательно невредимый.

До грязных и измученных пленников идти было метров семьдесят, ровно столько, сколько гати они успели восстановить — немцы в грязь особо лезть не хотели и расположились где посуше.

— Товарищи бывшие военнопленные, выбирайтесь-ка из этой лужи. На сегодня работы закончены. На виду не болтайтесь, постройтесь вон там, в лесочке. Инструмент не бросайте.

Когда вернулся, Пётр, одетый в немецкую форму, уже переливал из канистры бензин в бак моего мотоцикла. Запасливые немцы оказались, канистра у них с бензином запасная.

— Егоршин, как тут дела с трофеями?

— Нормально, тащ кмдир, мотоцикл хороший, вот канистра с бензином, трос хороший есть, инструмент кое какой.

— А куда пулемёт уже уволокли?

— Старшина сказал — надо дополнительную позицию организовать. Ганса с собой утащил.

— Хорошо, я к нашим освобождённым узникам, а ты здесь покрутись, поизображай несение службы.

— Есть!

Наше новое, надеюсь, пополнение довольно ровной шеренгой стояло под прикрытием деревьев. Кошка тоже был уже здесь, молча прохаживаясь перед строем. При моём приближении протянул мне автомат и подсумки, принял винтовку и отступил за спину.

— Товарищи красноармейцы, плен ваш закончился. Времени у нас мало, поэтому буду краток. У вас есть три пути, если конечно не считать возможности вернуться обратно к немцам, — строй слегка загудел, выражая свой отрицательное отношение к этому предложению. — Вот и отлично. И так первый — разбежаться по окрестным деревням и молить бога, чтобы вас не поймали, второй — идти на восток на соединение с Красной Армией. Синусы данного варианта в том, что если даже и дойдёте, то как вас встретят без оружия и документов, предсказать не могу, даже если опустить факт нахождения в плену. И наконец третий — вступить в наш партизанский отряд. Нет нужды объяснять, почему оружие вы получите только при третьем варианте?

— Товарищ, разрешите обратиться?

— Представьтесь.

— Старший сержант Матвеев!

— Обращайтесь.

— Примерно через час ещё немцы приедут, двое, на грузовике.

— Я знаю, и прямо сейчас отправлюсь решать эту проблему. По всем остальным вопросам обращайтесь к старшине.

* * *

Трехосный Крупп машина с хорошей проходимостью, но даже он пасует перед русской грунтовкой, особенно если её разбила перед этим пара сотен его собратьев. И всё равно, натужно гудя, он упорно лез вперёд. Конечно, когда у тебя в кузове сидят три десятка русских пленных, готовых в нужный момент вытащить машину на руках из любой канавы или ямы, чувствуешь себя спокойнее. Эти унтерменши под прицелом пулемёта могут работать быстро, даже если их и не кормить, а за еду они готовы сделать что угодно. Водитель вёл машину очень аккуратно, зная что если застрянет, то придётся километр идти за помощью, да потом гнать этих грязных животных обратно столько же. Как только телеги местных крестьян, которых мобилизовали возить брёвна на ремонт дороги, не вязнут в такой грязи? Ну вот, накаркал. Сразу за поворотом дорогу перегородил семьсот пятидесятый цундапп. Мешал проезду он не просто так, а сам был заблокирован валявшейся на боку повозкой, с которой опрокинулось несколько брёвен. Унтер-офицер, с закинутым за спину тридцать восьмым машинпистоле, орал на перепуганного русского, а рядовой с винтовкой стоял в паре метров и нагло щерился, глядя на это. Оглянувшись на подъехавший автомобиль и высунувшегося из кабины шофёра, унтер призывно махнул рукой.

— Рядовой, берите своего напарника и помогите этой русской свинье освободить дорогу, — после чего зло посмотрел на ухмыляющегося солдата. — Тебя, Ганс, это тоже касается, поставь винтовку и берись за бревно.

Работа не заняла и пяти минут. Брёвна были оттащены в сторону, а телега поднята на колёса и тоже отогнана в сторону, нахлёстываемой русским лошадью. Когда же водитель со своим сопровождающим попытались вернуться в машину, они обнаружили что находятся под прицелом двух стволов, один из которых был автоматическим.

— А теперь оба на землю мордой вниз и руки за спину. Или кто-нибудь хочет стать мёртвым героем?

Появление из леса красноармейца с пулемётом окончательно всё расставило по своим местам.

К гати мы возвращались уже на двух моторах. Я, впереди на мотоцикле, за мной Крупп ведомый Полищуком, и с Давыдовым, охранявшем в кузове двух бывших владельцев грузовика. Кузьма обходными тропами отправился домой, ему с телегой долгонько придётся добираться. Настроение было радужным — пока всё шло как по маслу. До отбытия на новое место дислокации есть несколько часов, во время которых нас вряд ли кто потревожит. По прибытии сразу подбежал старшина.

— Товарищ командир, разрешите доложить.

— Докладывайте, товарищ старшина.

— Во время вашего отсутствия происшествий не произошло. Из тридцати освобождённых военнослужащих трое изъявили желание отправиться на соединение с Красной Армией, остальные хотят вступить в отряд.

— Ну что ж, хороший результат.

— Только мне кажется никуда они не пойдут, рожи больно хитрые, забьются к местным бабам под юбки.

— Да и чёрт с ними. Лучше если они потом удерут, когда будут знать много об отряде?

— Так-то оно так...

— Старшина не бери в голову, что не делается всё к лучшему. В кузове еда, займись питанием личного состава. Ходоков тоже накорми, не жадничай.

— Есть!

— Секреты пусть питаются на месте. Снимешь их только когда тронемся, прямо по дороге и подберём.

Первым после обеда ко мне подошёл Матвеев, чего я впрочем и ждал.

— Товарищ командир отряда, разрешите обратиться?

— Обращайтесь, только давайте отойдём и присядем. Разговор думаю будет долгий. Курить будете?

— Так точно, буду. Не помню уже сколько без табачку.

— Оставьте себе пачку, я не курю. Кстати, всем остальным тоже советую бросать. Знаю, что на войне не бросают, но очень советую. От этого может зависеть не только ваша жизнь, но и судьба отряда. Ладно, это лирика. О чём хотели поговорить?

— Дело тут такое. Красноармейцы решили остаться в отряде, но положение наше достаточно шаткое. Когда в плену были понятно, но сейчас мы вроде как свободны, и если не пойдём к своим, то станем дезертирами. Дойти, как вы и сказали шансов не много, а если и дойдём — особый отдел.

— Понимаю, сержант, хочется и рыбку съесть и всё прочее. Смотри сам — все вы попали в плен, раненых и контуженых среди вас не заметно... Не перебивай начальство, знаю, каждый расскажет душещипательную историю, как 'до последнего патрона, невзирая, обстоятельства оказались превыше' и прочее бла-бла-бла, только следователь до вас таких историй уже наслушался, да ещё от бойцов и командиров, вышедших с оружием и документами. Как ты думаешь, что он сделает? А уж если у него есть разнарядка по поимке предателей и шпионов, то ему вас сам бог послал.

— Да, безрадостную картину вы нарисовали.

— Не без того. Так что я ваш ангел-спаситель. В конце концов лучше от немецкой пули погибнуть, чем от своей, хоть пользу в два патрона принесёшь. Единственный вариант к спасению, как жизни, так и доброго имени для вас, это к моменту возвращения наших иметь в руках оружие, захваченное у врага, и кучу скальпов на поясе. Не делай такие глаза, на счёт скальпов я фигурально, в наше просвещённое время их успешно зольдбухи заменяют. А приказ о зачислении вас в отряд будет составлен по всей форме: опись, протокол, сдал, принял, отпечатки пальцев! Как заведём начальника штаба, так и все полезные телодвижения будем приказами оформлять — украл у немцев ящик туалетной бумаги — поощрение, ею же. Шучу! Ладно, мне другое интересно, расскажи мне про лагерь, в котором вас содержали.

— Та чего рассказывать? Место даже на карте точно не покажу, но ехать от сюда минут тридцать-сорок, но к расстоянию это не привяжешь, так как последние минут двадцать сюда по разбитой колее, а до того по дороге и быстро.

— Положим про место мне немцы сами с удовольствием расскажут, кстати, не похоже что они из охраны лагеря.

— Эти нет, они нас из него утром забирали, а вечером опять сдавали. Таких групп как наша несколько. Попасть на работу за счастье, кормят здесь хоть и скудно, но из солдатского котла, а в лагере почитай совсем жрать не дают. Так иногда гнильё какое полуварёное. Иногда местные чего перебросят через забор, что немцы для выкупа не возьмут, так из-за этого такие драки бывают.

— Что за выкуп?

— Ну, бабы местные приходят, приносят яйца молоко, пирожки какие и выменивают пленных — говорят сын или внук, немцы небось не верят, но отпускают, только требуют, чтобы те на учёт вставали. Много не отпускают, два-три, максимум пять человек в день, им жратвы хватает.

— А что тут вчера было?

— Вы про расстрел? Так всё просто — за побег одного расстреливаю пятерых.

— В лагере немцы беспредел не начнут из-за вас? Не только побег же, но и охране каюк.

— Не знаю, там и так беспредел, что хотят то и творят, могут просто так пристрелить. Не думайте, товарищ командир, если даже что и будет, вины вашей тут нет — кого не убьют, тот сам скоро от голода сдохнет. Я всего две недели в плену, а уже еле ноги таскаю. Лагерь считается пересылочным, если дальше кого отправят, тот может и выживет, но, поглядев на фашистские порядки скажу, больше я в плен не дамся.

— Людей в лагере сколько? Охрана какая?

— Людей когда как, если долго пополнение не приходит, а фашист зверствует дюже, то человек сто пятьдесят остаётся, а в основном сотни под две. Охраны человек двадцать, четыре пулемёта на вышке, да два на входе. Половина с автоматами. Хрен дёрнешься.

— Строения какие?

— Да там всего пара домов — фрицы в них сидят, а мы под небом голубым, да за тремя рядами колючки, вот и все наши укрытия. Хотели ямы какие вырыть, фашисты не дали. Дожди пойдут — будет большое кладбище.

— Из инструмента у вас здесь что есть?

— Лопат с десяток, ломов да кирок столько же, две пилы, да кувалд четыре штуки. Вот и всё.

— Это очень хорошо — в старый лагерь мы не возвращаемся, как приедем на новое место, надо будет срочно землянки рыть.

— Так мы не пёхом? Ну вы, товарищ командир, рисковый.

— Я не девка, нечего меня комплиментами в краску вгонять.

* * *

Самое опасное место для нас — перекрёсток с шоссе. Хотя пополнение и утверждало, что поста там ни разу не было, но сведения, что на дороге встречались заставы фельджандармерии, меня здорово беспокоили. Двигаться решили с передовым охранением в виде цундаппа, меня, сержанта с пулемётом и Егоршина, которому я отдал пистолет в придачу к винтовке. Автомат мог стать весомым аргументом, потому сам сел сзади. Крупп двигался в ста метрах позади, а его подпирал BMW с ещё тремя бойцами — тут мудрить не стали, они так всегда путешествовали. Весь наш арсенал находился в кузове и мог быть применён в любой момент. Прорвёмся мы практически в любом случае, если конечно не встретимся с каким-нибудь маршевым батальоном, да и тогда скорее всего удерём, правда не все. Но очень не хочется след оставлять.

Подъехав к дороге, удивился малой интенсивности движения, по соседней трассе немцев сновало на порядок больше. Я имею ввиду именно порядок десятичного числа, а не как все мои знакомые двоичного. Устал я с ними бороться, вроде люди с высшим, иногда не законченным, образованием, но хоть кол на голове теши. Один помню вообще заявил, типа цена чего-то там упала на порядок с тысячи рублей, до девятисот пятидесяти. Нет, в чем-то он конечно прав, у меня даже аргументов не нашлось. Что странно — знакомых тела моего носителя я уже воспринимаю как своих. Боюсь представить, что дальше будет. Хорошо ещё, с Зелински до того не доходит. Впрочем, это всё опять же лирика, которая к нашей задаче по успешной ретираде отношения не имеет. Бросок через перекрёсток удался на все сто. Дальше было проще. Ввиду Залесья проследовали тихо, без шума и пыли, и через пять минут подкатили к лесопилке. Ещё десять минут ушло на заготовку, укладку на обочину и уборку слег и лапника, зато место нашего съезда с дороги теперь разве что Дерсу Узала определит. Гать тоже особых проблем не принесла, и вот мы у врат Мадрида, в смысле на острове Безымянный. Проскочили. Тот кто утверждает, что ни один план не выдерживает столкновения с действительностью, либо не умел составлять нормальные планы, либо страдал лишними усложнениями планирования.