Грандиозный вид: река разлилась широко, глубина мало где превышала середину бедра, в основном едва-едва прикрывая щиколотки; из воды на равных промежутках обломанными клыками торчали полуобвалившиеся зубья свай. Зрелище впечатляющее, честно говоря: стройная колонна свай уходит почти до горизонта, там маячат тонкая полоска прибрежной полосы и лес.
Интересного по пути ничего не случилось, чему я был рад, честно говоря. Разбив лагерь подальше от воды, я отправился на охоту, прихватил с собой пару ножей, мачете и наруч с метательными стрелками. Самострельный арбалет брать поостерёгся — мало ли, вдруг наконечники пропитаны каким-нибудь ядом?
Добычей стал крупный кабан, загнавший меня на высокое дерево, чем-то отдалённо, если бы не необхватный ствол, похожее на земной ясень. Услышав басовитое похрюкивание, я двинулся в сторону звука, приговаривая "Кис-кис-кис!". Чем был вызван данный выверт логики — я вообще не понял. А потом было поздно. Из куста орешника высунулась здоровенная голова с маленькими глазками, полными ненависти ко всему живому, грязный, покрытый слизью пятак шумно втягивал воздух, и довершали картину клыки, каждый размером с мою ладонь, торчащие вперёд из пасти.
Я на рефлексах метнул нож, целясь в рыло, однако кабан мотнул головой, принимая лезвие на прочные кости черепа и, сминая кустарник, выметнулся на меня. Две стрелки одна за другой вошли в правый глаз, но то ли кости глазницы настолько прочными оказались, то ли метал слабо — результат оказался плачевным: оглушительно визжа и хрюкая, кабан кинулся на меня.
Мне самому интересно, каким образом я умудрился из положения стоя прыгнуть спиной вперёд на добрых три метра, развернуться в прыжке, хватаясь за ближайшую ветку, взобраться на неё и перевести дыхание, уже обнимая прочную кору.
Кабан оказался крупнее, чем я предполагал. Туша в высоту едва ли не доходила мне до пояса, широкая, мощная, увитая бугрящимися под шкурой жуткими узлами мускулов. Дикий свин обнюхал дерево и принялся деловито и очень быстро подрывать корни. Я прикинул скорость и масштабы работы кабана. Печально... Часа два-три, и дерево грохнется, а вокруг, как на зло, сплошь тоненькие молодые деревца — прыгнешь на такое, и с ним же упадёшь.
Я сел на ветку, прислонившись к стволу, и стал обдумывать план побега. Впрочем, думалось не очень, все мысли занимало одно: внизу ковыряется здоровенный кусок вкусного мяса.
Не, так дело не пойдёт. Прицельно метая стрелки, я сделал его шкуру похожей на спину дикобраза, только эффекта ноль. Словно чувствуя бросок, кабан очень быстро, просто-таки нереально шустро сдвигался в сторону, и снаряд, предназначенный для глаза или ушной раковины, проходил мимо. Засевший в черепе нож делал его похожим на жутковатого единорога. Когда стрелки закончились, пришёл черёд второго ножа. Несмотря на силу броска и остроту лезвия, нож не пробил глазницу, застряв рядом со стрелками.
Кабан, яростно прохрюкав на своём кабанячьем что-то явно оскорбительное и нелицеприятное, удвоил усилия.
Весело так, что хоть вешайся.
Стоп! А как же татуировка, превращающая руку в лапу?
Я сосредоточился, представляя как пальцы укрупняются, ногти превращаются в жутковатого вида широкие когти, способные располосовать даже броню той туманной твари... Пусто. Ноль реакции. Меня посетила невесёлая догадка: может, лапа действует только в Тумане?..
А потом что-то подтолкнуло мыслительный процесс, заставляя вспомнить, как линии татуировки переливались, двигались... И — о чудо! — антрацитово-чёрный рисунок дрогнул, поплыл, наливаясь изнутри оранжевым светом. Несколько мгновений, и вместо аккуратной кисти с тонкими пальцами — лапища размером с мою голову, покрытая мохнатым рыжим мехом с чёрными подпалинами, а когти напоминают отличные разделочные ножи.
Я дотянулся до ближайшей ветки и махнул рукой. Ветка упала, а вместе с ней несколько аккуратных, ровных спилов.
Я даже заурчал от удовольствия, отрывая спину от ствола.
В ускорение влился уже в прыжке, умудрившись оттолкнуться ногами от нижней части ветви, посылая себя вперёд, на спину кабану. Рывок животного в сторону, взмах наотмашь когтями — и злой визг превращается в частое бульканье. Из разорванных шейных артерий ударяет фонтан крови, едва успеваю уклониться от него. Меня рывком выбрасывает из ускорения, и наступает очередь бега.
Кабан не желал просто сдохнуть, стоя на месте. В его красном тускнеющем глазу ясно читалось намерение отправиться к праотцам на безжизненном, переломанном теле противника. А потому — я задал стрекача между деревьями, стараясь двигаться по кругу, чтобы не отбегать слишком далеко от поляны. Кабан гонял добрых пару минут, пока не выдохся окончательно. Когда я остановился, он в последнем рывке дёрнулся ко мне... Чтобы упасть с переломанной шеей, не выдержавшей углового удара в череп.
Выдернув нож из его лба, я примерился и с силой вогнал его в ухо. Животное дёрнулось, громко пустило газы, булькнуло пару раз разодранной шеей и упокоилось.
Собрав видимую в Сути субстанцию и свернув её в маленький шарик, я перевёл дыхание. Всё-таки не супергерой я. Вон как кабан побегать заставил! Тем более память Кайны услужливо подсказала: кабанчик мелкий, ещё не набрал и половины размера, характерного его сородичам. В животе похолодало — не хотелось бы повстречаться со старшими братьями животины.
Но, так или иначе, вот я — живой и даже здоровый, а вот и кабан — мёртвый и не шевелится.
Сняв одежду и упаковав её в поясной мешочек, чтобы не измазать кровью (отмывай её потом в холодной воде, как же!), я взвалил тушу на плечо и отправился к лагерю.
По возвращении показалось, что Скол с ехидцей повернул в мою сторону макушку, хотя как мне это удалось определить — хоть убей, не пойму. Бросив тушу у кострища, я, скинув ботинки и пояс, отправился принимать ванну — всё таки кровью, как ни старался, уляпался весьма основательно.
Несмотря на то, что солнце весь день яростно припекало, вода оказалась очень холодной. И тут ящерки преподнесли сюрприз: отцепившись от волос и вернувшись к своей прежней форме, они поплюхались в реку и взяли чуть выше по течению, с явным удовольствием ныряя и резвясь в прозрачной воде. А следом поток заметно потеплел, так что купание оказалось весьма приятным. Всё же здорово иметь живые кипятильники под рукой. Я некоторое время повалялся на мелководье в окружении саламандр, просто нежась в тёплой воде и бездумно глядя на предзакатное небо.
Закончив водные процедуры, я собрал ящерок — для этого оказалось достаточно просто позвать их, — и потопал разводить огонь. Плеваться в этот раз мне не пришлось, ящерки, едва завидев сложенный шалашик дров, едва ли не с гиканьем посыпались на ветки, воспламеняя их. Пока пламя разгоралось, мне удалось быстренько освежевать кабана. Жарил тушу кусками, сразу заготовив несколько здоровенных ломтей назавтра, завернув их в широкие вкусные листья чего-то, по виду похожего на земной щавель, только более сочного и сладковатого. Листья эти давали какой-то газ, отлично консервирующий продукты на довольно длительный срок. Память Кайны потихоньку открывалась на таких вот бытовых моментах, и потому моё настроение поднималось — имея информацию о мире, выживать гораздо легче, чем шагать наобум, как накосячивший балерун без карты по минному полю.
Закончив, наконец, ужин и сыто отвалившись от костра, я, мягко говоря, слегка офигел. Понятно, что организм здоров и юн, и требует уйму энергии, но чтобы в одну харю сожрякать целый окорок?!..
Потом, преодолевая сытую осоловелость, я повесил на ветках повыше оставшееся мясо, натаскал хвороста и уснул.
И вновь оказался в тумане.
Да что за напасть такая? С чего это меня сюда как магнитом тянет? Вопросы, вопросы, и нет им ответа...
Я без участия разума нарастил лапу, Скол, видимо тоже памятуя о прошлом не очень удачном посещении, боевито вертел льдистой головой из стороны в сторону, готовый, так сказать, к труду и обороне.
Бесцельно побродив в тумане с полчаса и не встретив никого, я провалился обратно в глубокий, крепкий сон.
Под ногами хрустели сухие коряги, с мачете стекали тягучие капли сока местных лиан, а я прорубался сквозь густой подлесок заброшенного тракта, изредка перемежаемый ещё не полностью ушедшими в почву полупрозрачными плитами неизвестного материала.
К середине подходил пятый день пути, а я едва ли протопал две трети расстояния до руин.
Что там говорил Артас о сроках? Неделя-полторы? Вроде да. Значит, так: два дня я осваивался на острове, плюс эти, будем считать полностью, пять; итого — неделя. В принципе, неплохой результат.
Впрочем, если бы тракт сохранился хоть в более-менее приличном пешеходном виде, я давно бы уже ковырялся в руинах.
Ладно, как говорится, если бы да кабы...
Зато прямо на глазах происходил заметный прогресс. Воспоминания Кайны и данные Антакары потихоньку активировались, существенно помогая адаптироваться к реальности Эрдигайла. Первое, что смог освоить — это смена формы. Правда, только превращение в человека... А как принять третью форму — боевую? Видимо, ещё не дорос. Трансформа оказалась довольно простым действием, не требующим сверхнапряжений, медитаций, каких-то особых методик. Всё-таки кицурэ (да-да, именно так, а не кицунэ) изначально были Триедиными, храня в себе три ипостаси граней мира. Демон — разрушение, человек — созидание, и третья форма, воплощающая баланс противоположностей, та, название которой и дало имя расе, — кицурэ. Эквилибриум, — всплыл в сознании ближайший синоним. Равновесие.
Чтобы перейти из формы кицурэ в форму человека, достаточно было мысленного усилия. Я, честно говоря, рассчитывал на болезненные ощущения, но таковых не оказалось. Просто щекотно, когда хвост втягивается, с ушами та же беда. А обратная трансформа поначалу всё же приносила определённый дискомфорт, вызванный диким чёсом прорастающих ушей и копчика. Но и это прошло довольно быстро.
Со Сколом тоже удалось наладить дружеское общение. С каждой порцией энергии он хоть понемножку, но обрастал индивидуальностью и силами. Сейчас это было почти незаметно, но перспективы открывались огромные.
Медитации также дали результаты. При помощи новых знаний начал потихоньку разбираться со своей энергетикой и её структурой, потихоньку, исподтишка, влиять на неё. Пока не очень, но прогресс, как говорится, налицо. В качестве бонуса к экстрасенсорике ещё и ауры видеть начал. Этакие многослойные прозрачные коконы разных цветов, окутывающее вообще всё живое. Достаточно восприятие сдвинуть в Суть, но не полностью — примерно на середине балансируя. Деревья — окутаны ровной зеленью и просверками неторопливых... мыслей? Впрочем, чему удивляться? Планета — организм, экосистема — организм, крупный древний лес — тем более экосистема. Всегда доставляло, как с пеной у рта "учёные", академики серьёзных и мифических организаций твердят, что только человек — разумное создание. Примитивные приматы, блин. Может, потому инопланетяне и не желают вступать в контакт, что видят — человечество раковой опухолью расползается по планете, уничтожает её, при этом с гордостью необоснованной считает себя венцом творения, в слепоте своей не замечая, что мир вокруг — тоже живой и разумный, только мыслит на других уровнях и иными категориями, и мысли порой растянуты на сотни и тысячи лет...
И чёрт с ними. Когда планета решит избавиться от паразитов, будет уже слишком поздно что-то менять.
Смотреть на ауры было тяжело. Не из-за напряжения — оно, после многих тренировок, отсутствовало как класс. Просто в глазах до головокружения рябило от обилия красок и цветов.
Отложив разборки с аурой и адаптацией к ней на потом, я бодрым шагом пробирался дальше.
На удивление быстро удалось найти общий язык с саламандрами: они слушаются меня, я в ответ их кормлю огнём и остатками пищи. Удивительно, но данные мне знания молчали о них и уж тем более о методах взаимодействия с огненными ящерками.
Тот кабан, кстати, закончился пару дней назад. Поначалу было неудобно передвигаться с тушей, порубленной на куски и упакованной в мешок, на плече, но вес и масса животного таяли очень быстро, и в один прекрасный момент мешок опустел.
Тех тварей, хосков, тоже не встречалось, так что путешествие к Стабилизатору я уже считал просто долгим приятным походом.
Поначалу маячившая непонятка с отсутствием отходов жизнедеятельности при наличии всех соответствующих технических отверстий решилась сама собой. Память Кайны подсказала, что это нормально. Организм любого кицурэ настолько прокачан, что пищу раздёргивает чуть ли не на атомы, всему находя применение и остатки вкладывая в какие-то энергетические карманы. Что это за карманы, я не понял, честно говоря. Но принцип понятен: пища в организме растаскивается почти полностью, едва ли не по составляющим, кальций — в кости, белки — в мышцы, жидкости — в жидкости организма, и так далее. Остальное копится понемножку, и когда накапливается до нужной массы — всё происходит как и у всех живых существ.
Хоть насчёт этого теперь не надо беспокоиться, а то на паразитов всё грешил.
Ещё одной полезной плюшкой оказались знания Кайны о магии. К сожалению, теоритических закладок не нашлось, а вот практика обнадёжила. Как-никак, кицурэ — родственники огненной стихии, так что с огнём отношения у нашей (уже нашей, да) расы оказались дружескими, что выражалось в тотальной огнеупорности и разнообразных манипуляциях с пламенем: от банального фаербола до фаервортекса, и от купания в лаве до воспламенения любых жидкостей с их преобразованием в смесь, по убойности гораздо превосходящей напалм и нитроглицерин. Именно этим способом я и воспользовался инстинктивно в первый свой день в Эрдигайле. Выяснил попутно, что характеристики пламени, температуры горения и многого другого регулируются как волевым усилием, так и с помощью плетений, а так же эмоционально. Последний вариант обладал сильно разбросанным диапазоном реализации, от просто горячей массы до сверхнапалма, прожигающего даже магически укреплённые препятствия. Но и минусы так же имел сильные: всё зависело от конкретной эмоции и её силы.
В общем, дело ясное, что дело тёмное, так что — тоже отложим пока в сторонку. Тем более, после первых тренировок обнаружилась неприятная особенность: энергия уходила просто в бездонный колодец. Пару раз поплевался огнём, пустил фаербол — и всё, на ногах едва держишься и от голода загибаешься.
Но знания Антакары и тут помогли: мой организм ещё слишком юн, не подготовлен и пока не в состоянии контролировать и дозировать энергетические составляющие. Но со временем и это пройдёт. Хех, привет Соломону.
И всё же, сколько я ни насиловал память, доставшуюся мне от погибшей девушки и главного корректора Храма Пространства, так и не сумел выявить причину перманентной сонливости. Интересно, может, у меня в родне по Кайне затесался какой-нибудь демоноленивец? А то столько я не спал даже после сдачи сессий и возвращений из походов.
Вот так, постепенно осваиваясь и свыкаясь со своими новыми особенностями, способностями и возможностями, в начале восьмого дня пути я оказался в нескольких километрах от руин. Дорога здесь сохранилась не в пример лучше, и идти стало гораздо легче. Самые высокие руины уже торчали на горизонте щербатой улыбкой невидимого великана, теряясь в дымке лесных испарений.
