— Они везде...
— Они вас преследуют, — хмыкнул комиссар, влезая в пластиковую машинку. Лежер нырнул на соседнее сиденье, воткнул кредитную карту в счетчик, дождался зеленого сигнала и велел:
— Аэропорт.
Компьютер челнока помигал зелеными светодиодами, закрыл дверцы и двинул машинку нечеловечески-плавно.
— Шеф, это третья лаборатория только на этой неделе.
— И?
Услышав интерес в голосе, Лежер продолжил:
— Первая — физика плазмы, холодный термояд. Помните?
— Еще бы.
— Затем пеносталь. И вот биохимия.
— Биохимия на прошлой неделе, где мыло и краски.
— А, помню. Там, помнится, очень доходчиво рассказали, почему все кремы надо покупать исключительно в тюбиках, ни в коем случае не в банках.
— Ну вот. А это не биохимия. Это биологическое оружие. И что?
— До меня только сейчас дошло, какая чертова прорва умников роет землю в поисках философского камня. Взять, например, энергетику. Есть эти бородатые черти с холодным термоядом. Есть предложения получать энергию прямо на орбите и передавать ее вниз лучом. Я даже длину волны почему-то запомнил. Два, запятая, сорок пять гигагерца — на этой частоте атмосферное поглощение минимально. Затем — просто посветить на землю орбитальным зеркалом. Причем вовсе необязательно на фотопанели, достаточно взять обычный водонагреватель. А знаете, шеф, что меня впечатлило больше всего?
Де Бриак сделал вопросительное выражение лица. Лежер кивнул:
— Еще до первой мировой войны какой-то бош предлагал в Сахаре поставить эти вот металлические водонагреватели, свет на них концентрировать параболическими зеркалами из обычной полированной нержавейки. Пар гнать в обычнейшие паровые турбины, а на них генераторы Вестингауза. Никакого хайтека, сложной химии, деградирующих фотоэлементов, хрупкого стекла... По его расчетам, электричества хватило бы на половину Европы. Ну, на тогдашнее потребление. А отработанным паром собирались поливать зелень. То есть, еще и сократить пустыню.
Комиссар кивнул:
— Много навыдумывали таких прожектов. Перекрыть Гибралтар дамбой и получать с нее ток. Коммунисты обсуждали поворот сибирских рек. Кеннеди, когда искал меры противодействия русским успехам в космосе, говорил об опреснении океанов. Но я вас перебил — что из всего этого вы хотели вывести?
— Что мы могли бы иметь цивилизацию стимпанка еще до Первой Мировой. Собственно, эта война и прихлопнула проект. А как вы сказали, дамба поперек Гибралтара?
— Тоже фантастика. С одной стороны, постоянное испарение Средиземного моря дает необходимый перепад уровней воды. С другой — мощность получилась не такая уж большая. Примерно как два энергоблока Шомона.
— О да, комиссар. Те самые блоки с наклейками.
Комиссар выругался и сказал уже спокойно:
— Если мы никак не можем отделаться от мыслей по задаче, давайте задачей и займемся. Докладывайте, что за группировка “Red Sakura”.
— Не группировка. Молодежное движение.
— Филиалы по всему миру, символика, наклейки эти чертовы! — де Бриак рубанул воздух ладонью. — Фестивали, взаимный обмен гостями, вписка, “золотые мосты”. В основе какой-то культовый роман или фильм...
— Аниме.
— Да хоть балет на льду! Это у всех одинаково. Кто платит? Кто их содержит?
— Палантир еще не отработал.
Тут комиссар возразить не смог. Если нейросеть четвертого департамента еще не достроила целостную картину связей между миллионами точек по всему земному шару, то и выводы никакие сделать нельзя. Вернее, выводы-то сделать можно. Только без понимания финансовых потоков цена этим обобщениям — полтора сантима.
— Тогда расскажите, какие идеи? Впрочем, стойте. Попробую дать прогноз. Экология, свободная любовь, христианский коммунизм, прекрасный новый мир, романтика дальних трасс... Что я не назвал?
Лежер подвигал тексты на своем планшете:
— Почти все так и есть. С упором на экологию. Причем реальным. От них всегда массы волонтеров на экологических проектах. Причем далеко не все — шумные, с хорошим PR. Имеется нечто такое... Незнаменитое. Например, уход за лежачими больными. Обеспечение безопасности во время эпидемий. Тяжело, противно, риск заражения и грязной, крайне мучительной, смерти. Никакого рок-н-ролла.
— Эпидемий?
Де Бриак отработанным движением выдернул из кармана коммуникатор, набрал номер центра биохимии, покинутого только что. На вызов ответил мулат:
— Господин комиссар?
— Пожалуйста, месье, сделайте мне списки всех ваших волонтеров. Вообще всех. Уборщиков, мальчиков-доставщиков пиццы, и так далее.
— Но мы проверяли...
— Бог мой!
— Окей, господин комиссар. Если вы полагаете, что мы могли что-то упустить... Списки вы получите, как только я окажусь возле терминала.
Де Бриак выключил и убрал аппарат. Лежер продолжил:
— В их проектах есть что-то общее. Просто я пока не могу понять, что. И палантир пока не сшил концы. Возможно, по набору мест, где появились наклейки, что-то прояснится.
— Есть ли у них конкуренты? Объявленный враг? Ну как: наци против антифа, к примеру?
— Есть, комиссар. Именно наци. “Белые волки”, арийская раса. Я про них докладывал на той неделе. Этих-то понятно, кто финансирует.
— Ага...
— Вы думаете, что вишневых могут содержать противники наци?
— Этот ход напрашивается, — комиссар повертел пальцами. Откинулся на сиденье:
— Нет. Вы правы. Надо ждать, пока отработает палантир. Иначе все это — гадание на кофейной гуще.
Экран челнока показывал, что до аэропорта еще минут сорок. Комиссар вытащил планшет, открыл очередное чтение. Лежер какое-то время наблюдал сквозь тонированные стекла за проносящимися холмами, перелесками, встречными коробчонками с пассажирами и без. Проворчал:
— Я вот пробовал по вашему примеру читать... Знаете, помогает.
— Да ну?
— Ну да. Вот, недалеко ходить, в той лаборатории, где с плазмой долбятся, пытаются на встречных пучках получить условия для реакции синтеза, я имел уже не настолько дебильное лицо, как обычно. Скажите, шеф, а вы как-то выбираете книги для чтения, или все подряд гребете?
Де Бриак вздохнул, отложил планшет, поправил ремень.
— Все авторы по-разному пишут. Кто сериал, кто детектив. А нет бы так, чтобы детектив, космическая опера, нуар-постапокалипсис...
— Это мрачно. Сразу после надо забойный постапокалипсис-боевик, чтобы развеяться.
Комиссар улыбнулся:
— А потом фанфик и чтоб всенепременно с вампирами; и чтобы светлое космическое будущее; и обязательно прогрессоры-попаданцы, плутовской роман, коммунисты на звездолетах, дизельпанк с дирижабами… э-э, дирижаблями, боевые мегароботы...
— Только не двуногие, комиссар, это пошло и банально!
— Да, и что-нибудь такое философское — и все в одном сериале! Я бы в детективе охотно играл героя, даром, что ли, я комиссар полиции? Мэгре мое второе имя!
Лежер покривился:
— А вот я бы не хотел в нуар.
— Отчего же? Крутой штурмовик там весьма к месту.
— Все так, мсье комиссар. Но ведь герои нуара в конце погибают.
— Почему же это?
— По закону жанра, — сказал крутой штурмовик. — По сюжету.
* * *
Сюжет экстренного выпуска не оставил равнодушным никого. Из системы HD 69830 в созведии Кормы на Землю возвратился зонд-разведчик. Все каналы показывали картинку изрядно поцарапанного аппарата, и все ведущие на разных языках повторяли одно и то же высказывание профессора У Танга: “Трасса туда и обратно проверена. Уровень излучений не превышает возможностей нашей техники, защита справится. Планета в достаточной степени землеподобна. Можно лететь!”
Показывали уверенно лезущие к небу курсы акций “Робонавтикс” и “Интергалактик” — и чертовой прорвы их подрядчиков.
Показывали ровные ряды белых домиков на белом песке, а за ними невообразимую колонну, нить в небо — Аризонский Орбитальный Лифт. Первые колонисты-звездопроходцы ступали по еще пустынному лагерю; камера перескакивала с их возбужденных лиц то на пыльный асфальт, то на пластиковые стенки — но неизменно возвращалась к застывшему смерчу, сине-серой воронке Лифта, царившей над пустынным пейзажем.
Показывали плавно разъединяющиеся баллоны Первой Волны — десять банок О’Нейла, каждая вместимостью в тумен. Сверкающие цилиндры двигались по угольно-черному фону, заслоняя пятнышки звезд, выходили на разгонную орбиту — а под баллонами так же медленно поворачивалась Земля.
Наконец, экстренный выпуск закончился. Дежурный кинулся на форумы обсуждать подробности. Хорн просто уселся поудобнее, включил электрочайник — и сам не заметил, как задремал.
Разбудил его наконец-то добравшийся до клуба Змей. Хорн протер глаза, позевал. Потрогал давно выключившийся чайник и сообразил, что спал долго — кипяток успел остыть. Зато сам Хорн остался горячее кипятка:
— Лантон!
— Чего? — Змей опешил. — Ты не проснулся еще?
Хорн поморщился:
— Лантон! Сам смотри. Год подготовки. А через год у тебя дипломная практика, потом сам диплом — и здравствуй, жопа. Типа, взрослая жизнь. Хрен ты потом сможешь что-то делать. Решать надо сейчас.
Змей тоже зевнул и включил остывший чайник. По звукам из общего помещения он уже понял, что уборка после регаты подошла к самому концу, и что, кроме дежурного, на клубной базе осталось всего пять-шесть самых заядлых.
Хорн подтянул банку с чаем, пакет с кубиками сахара. Зашумел чайник. Хорн сказал:
— Сегодня решить, а завтра на совете заявить. Регата хорошо прошла. Я по глазам вижу, Легат согласовал нам Йомсборг.
Змей кивнул и зевнул снова. Хорн даже руки потер:
— Ха, так мы на коне! И тогда мы Лантон заявим на Волк-фесте, это через две недели. А туда надо хоть что-то уже показать, сам же понимаешь, под голые слова никто к нам не поедет. Мы не столица.
Чайник зашумел совсем громко, выключился. Хорн ловко разлил кипяток по приготовленной заварке. Сам он пил вприкуску — а Змей вовсе без сахара. За дверью кого-то негромко выругал дежурный. Наконец, гулко ударили закрывающиеся створки склада и знакомо щелкнул замок.
Змей потер виски:
— Хорошо. Раз ты не можешь подождать всего лишь до утра... Я поддержу тебя завтра на совете, если ты мне сегодня, сейчас, приведешь обоснование. Чем так хороша эта твоя Меганезия, что тебе всралось не просто сделать по ней игру, но сделать ее немедленно, — и принялся мелкими глоточками пить горячий чай.
— Слушай, цитирую. “Позиция Шуанга такова: наш байк не должен ломаться сам по себе ни при каких условиях. Его можно разбить, сбросив в пропасть, или уронив на него булыжник, но в условиях движения по любой поверхности, которую можно, при хорошей фантазии, признать дорогой, эта машинка должна работать безотказно,” — тут Хорн жестом закрыл цитату, хлебнул чая, захрустел рафинадом. Выдохнул после кипятка.
— Вот если ты мне назовешь хоть один инструмент, машину, товар, разработанный по такому принципу — а не чтобы срубить с лоха еще денег! — я заткнусь и больше с Лантоном никуда не полезу. Слово.
— Принято, — сказал без выражения Змей, — твоя взяла.
Хорн пригляделся к собеседнику:
— Вижу, задолбался.
Налил еще чашку и продолжил в перерывах между глотками:
— Зато сделали кое-что, чем не стыдно хвастаться.
— Почему ты не откроешь свой клуб? От нас кто ни уходил, все что-нибудь основали.
Парень захрустел сахаром, ответил полуразбочиво:
— Только те клубы прожили кто полгода, кто вообще до зимы.
— Что не выставишься на следующие выборы вместо меня?
Хорн обезоруживающе улыбнулся:
