Летописный замок

Чародей поднял глаза и заглянул Стёпке в самую душу, в самую что ни на есть сокровенную глубину его существа. Взгляд у него был пронзительный и быстрый, никуда от него не скроешься и ничего не утаишь. Не зря, ох, не зря Смакла боялся, что не сумеет скрыть от хозяина свой проступок. Стёпке таить было нечего и он отводить и прятать глаза не стал. Серафиан вздохнул тяжело и вновь задумался.

— Ну что ж, — сказал он спустя несколько минут. — Всё это крайне любопытно и достойно самого пристального изучения... Но до чего же не вовремя! Ах, как не вовремя! И я ничем почти помочь не смогу... Ты, отрок, вернуться хочешь?

— Вернуться? — растерялся Стёпка. — Прямо сейчас?

— В сей же, как говорится, миг, — подтвердил чародей.

Вернуться? Домой? Подальше от жутких завываний, от хриплоголосых вурдалаков и опасных людоедских мечей, от исчезальной магии и прижиганий Истинным Пламенем, от непонятной средневековой жизни и сердитого отца-заклинателя... И странное дело — каких-то пятнадцать минут назад Стёпка чуть ли не мечтал поскорее очутиться в своей светлой и уютной комнате, но сейчас, при одной только мысли об этом у него посмурнело на душе. Вернуться так быстро и столь бесславно? Ничего не повидав и не совершив? Не взглянув хотя бы одним глазком на настоящих вурдалаков, не встретив ни одного настоящего привидения, не увидев, не потрогав, не вдохнув, не ощутив и не поняв? Душа жаждала приключений, подвигов и славы. Душа жаждала чудес. На экскурсию она рвалась вслед за незадачливым Ванесом. Нет-нет, Стёпка уже не хотел возвращаться, нисколечко не хотел. Может быть, потом, попозже, часа через два-три...

Серафиан правильно истолковал Стёпкино замешательство.

— Вот-вот, — сказал он. — Иной эту книгу и не заметил бы. Да к иному она бы и не попала. Сейчас решим, что нам с тобой делать.

Он легко поднялся со стула, подошёл к отвечай-зеркалу и негромко произнёс несколько слов на незнакомом Стёпану языке. Колышущаяся призрачная фигура высунулась из зеркала, как из окна, подобострастно склонилась к чародею и быстро-быстро зашептала ему на ухо, косясь на Стёпку недобрым призрачным глазом. В зеркале полыхнуло с переливом, по стенам волнисто побежали фиолетовые отсветы.

Стёпка от восторга покрылся густыми мурашками. Чудеса продолжаются! Не хочу домой! Ой, как не хочу! А Ванес дурак...

Хозяин отвечай-зеркала уверенно показывал большим пальцем себе за спину. Серафиан внимательно вглядывался в туманную зеркальную даль и видел в ней, похоже, что-то не слишком весёлое.

Разговор продолжался недолго. Призрак, приятельски ухмыльнувшись Стёпке, беззвучно ускользнул в своё зазеркалье. Чародей вернулся к столу, пожевал губами, лёгким щелчком пальцев заставил свечи гореть поярче, потом сказал:

— Дела ваши, не скажу, что хорошие, но могли быть и хуже. Гораздо хуже... А ты не радуйся, не радуйся! — прикрикнул он на посветлевшего лицом Смаклу. — Ты, варнак, хоть ничего непоправимого и не содеял, а от наказания всё одно не уйдёшь. Расплатишься сполна за все свои грехи!

Смакла бухнулся на колени:

— Смилуйтесь, хозяин! Не губите! Я...

— Ты помолчи, бестолковец, и послушай, что я тебе скажу. Собирайся немедля в путь. Возьмёшь с собой всё своё барахло, ну, припас там, харчи, одежонку... и утром, слышишь, нынче же утром потопаешь по Княжьему тракту прямиком на Закатные горы. И не говори мне, что ты ещё слишком мал! Я это и без тебя знаю. А идти тебе всё одно придётся!

— Куды? — по удивлённому лицу гоблина было видно, что он ожидал совсем другого наказания. — Зачем?

— Да вот за тем! — чародей прихлопнул ладонью по столу. — Сам натворил, сам и расхлёбывай! Ведом ли тебе третий закон чародейства? Ошибка, совершённая магом, им самим исправлена быть должна!

— А чево я натворил? — робко вопросил Смакла.

— Он ещё спрашивает! — Серафиан негодующе воздел руки к потолку, с его ладоней сорвалась сухая короткая молния, и в комнате запахло грозой. — Ты куда, орясина болотная, второго отрока зашвырнул?

— До д-дому, — выдавил Смакла не слишком уверенно.

— А знак абсолютной отмены ты изобразил кровью на нетронутом листе? А заклинание ты трижды прочёл или только дважды? Или, может быть, ты и вовсе ничего этого не делал?

Смакла совсем закручинился:

— Я не помню... Я не ведал!

— Не ведаешь — не твори! — громовым голосом возвестил чародей, и глаза его фиолетово полыхнули настоящим магическим огнём. — Демонов вызвал, золото с них требовал, а чем ты собирался с ними за труды расплачиваться? Ужель ты думаешь, что всякое чародейство совершается задаром, само по себе? Ужель ты не ведаешь, что за каждое магическое действие приходится платить часами, днями, а то и годами своей жизни? И чем больше требуешь, тем дороже плата!

— Послушайте! — прервал этот гневный монолог Стёпка. — Я что-то не врубился... э-э-э, не понял. Разве он Ванеса не домой отправил?

Серафиан застыл с поднятой рукой, потом опустил её и сказал уже обычным голосом:

— Твой Ванес по милости этого, мягко говоря, неуча усвистал прямёхонько за Закатные горы во владения элль-фингского кагана. И что сейчас с ним там творится, даже я не могу сказать.

— А что там с ним может твориться? — холодея, спросил Стёпка.

— Ежели он такой же дурень, как мой младший слуга, его там скорее всего просто съедят. А ежели у него имеется хоть малая толика ума, то всё обойдётся. Ну, получит свою долю тумаков, ну, поголодает с недельку... Не так уж это и страшно. Элль-финги тоже люди.

Стёпке стало плохо. Бедный Ванька! Посмотрел, называется, замок, сходил на экскурсию по сказочному миру. Ежели он умнее Смаклы... А умнее ли? Упрямее — это наверняка. И намного упитаннее, между прочим. Охо-хо!

— Ты ещё здесь? — грозно спросил чародей у Смаклы. — Тебе что было велено: немедля собирайся в дорогу! Ступай!

— А я как же? — спросил Стёпка. — Мне что делать?

— А тебе, отрок, придётся идти вместе с этим негодником. Ему одному, боюсь, не управиться. Глуп, незрел и трусоват. Дойти дойдёт, но и только. И Ванеса твоего не выручит и сам бесславно сгинет.

— Далеко эти горы? — Стёпка ещё надеялся, что всё как-нибудь устроится, как-нибудь по-волшебному, и ему не придётся никуда идти.

— За седьмицу-другую вполне доберётесь. Ежели дорогой никто не помешает.

Седьмицу-другую?! Седьмица — это же неделя! Мама дорогая! Стёпка представил, что будет твориться дома, и ему стало совсем нехорошо. Родители с ума сойдут, бросятся в милицию звонить, в больницу... А что с ним сделают, когда он через две недели вернётся (если вернётся) неизвестно откуда! А что сделает с Ванькой его строгая мать! Кошмар и ужас! Проще сразу умереть! Или к упырю на прокорм. Меньше будет мучений, честное слово.

— Ты напрасно переживаешь, отрок, — заметил Серафиан. Он словно читал Стёпкины мысли. — Ты можешь прожить в нашем мире хоть год, хоть десять лет, но вернёшься домой в тот же миг, когда исчез, не постарев, уверяю тебя, ни на день. Никто даже и не заметит твоего отсутствия. На этом парадоксе основаны все магические манипуляции с так называемыми демонами.

— Но ведь я — не демон, — возразил Стёпка.

— Тем более, — непонятно вздохнул чародей. — Тем более.

Он вдруг замер, прислушиваясь к чему-то слышимому лишь ему:

— Всё. У меня больше нет времени. Отец-заклинатель к себе зовёт. Нет-нет, не из-за тебя, — успокоил он вздрогнувшего гоблина. — У нас, чародеев, знаешь ли, и своих забот хватает. И гораздо более серьёзных, к превеликому моему сожалению. М-да!

— А вы... разве нам не поможете? — спросил Стёпка с надеждой. — Вам же, наверное, ничего... — он хотел сказать "ничего не стоит", но вспомнил слова Серафиана о плате за каждое чародейство и замялся. — Ну, не очень трудно, наверное.

— Не могу, — развел руками чародей. — Я бы и рад, но... Это, как говорится, не в моей власти. Вам всё придётся делать самим. Отыщешь своего друга и сразу возвращайтесь домой. Смакла пусть постарается. Он вас сюда вызвал, он и вернуть должен.

Заметив недоверчивую гримасу на Стёпкином лице, чародей понимающе усмехнулся:

— Можешь мне поверить, теперь он всё сделает правильно.

И он слегка прищёлкнул пальцами.

Смаклу словно током дёрнуло. Он подпрыгнул, зашипел сквозь зубы и схватился за голову обеими руками, как будто боялся, что она сейчас лопнет.

— Ну что, неслух, сумеешь отправить демонов назад?

Смакла часто закивал, всё ещё держась за голову и страдальчески морщась. Попробовал бы он не согласиться!

— С элль-фингами у вас неприятностей быть не должно. Они ко всякому чародейству трепетно относятся и на демона руку без крайней нужды не подымут. Насчёт людоедства я, каюсь, пошутил. Не едят они людей, так что не бери в голову. Ты, отрок, хоть и не совсем тот демон, коего мой слуга надеялся вызывать, но сила сокрытая в тебе имеется и сила немалая. Разбудишь её — будет тебе в пути помощь и надежная защита. Главное — с пути не уклоняйся и никого не бойся, пусть лучше тебя боятся. И — прощай. Думаю так, что мы больше не свидимся. А ты... — чародей притворно нахмурился, глядя на Смаклу. — Ты тоже прощай. Голову свою седую даю на отсечение, в замок ты не вернёшься, неслух из неслухов.

— Отчего? — перепугался гоблин, вообразив, видимо, самое страшное.

— Оттого, что не пожелаешь больше быть слугой. И помни: пока не исправишь глупость свою, не будет тебе ни отдыха, ни покоя, ни на этом свете, ни на том. Слышал, поди, о страдальцах неупокоенных? Так это души тех несчастных, что не исполнили своего магического предназначения в этой жизни. Не хочешь маяться до скончания времен — исправляй содеянное со всем рвением. Долг ваш я, так и быть, прощаю. Считай, что расплатился сполна. А отцу-заклинателю я про тебя рассказывать не буду. Не то как бы и мне самому за рассеянность на орехи не досталось.

Глядя на убелённого сединами чародея, трудно было поверить, что кто-то может распекать его за рассеянность. Хотя, кто знает, что это за отец-заклинатель такой...

— Да, — спохватился Серафиан, уже шагнув за порог. — Тебе, отрок, в таком облачении у нас несподручно будет. Чересчур приметная у тебя одёжка. Соображу-ка я тебе что-нито попроще.

Он сделал короткое движение правой рукой, шепнул что-то неслышно, замер на миг, потом сказал:

— Когда утром одёжку свою увидишь, не удивляйся. Она и так измениться должна, а я ей просто немного помог. Ничего сложного, простейшая магия первого порядка, — Он вернулся к столу и взял свой трактат. — Совсем память потерял, а ты, поганец, и напомнить не почесался! Мало тебе одного раза?

Смакла виновато потупился.

— Ежели кто в дороге будет шибко допытываться, отвечай смело, что ты мой племянник... — чародей повернулся к Стёпке. — Как тебя родители нарекли?

— Степаном. Степан я.

— Мой племянник Степан из... ну, скажем, из Дремучих Медведей. Приехал, мол, навестить дядюшку, а он возьми да и отошли тебя служить в Ясеньградский отроческий полк. Запомнил?

Стёпка кивнул. Чего тут не запомнить?

— А как мы там, у элль-фингов Ваньку найдём? — спросил он.

— Найдёте, — уверенно заявил Серафиан. — Демон демона, как известно, издалека чует. Вот и постарайся его учуять.

Вот так. Всё очень ясно и понятно. Иди, мол, и принюхивайся изо всех своих демонских сил, пока Ванькин дух не почуешь. А как почуешь, так значит, вот он, Ванес, собственной персоной сидит и тебя с нетерпением дожидается, тоже в свою очередь принюхиваясь...

— Да, — оглянулся ещё раз чародей. — Коли хочешь домой вернуться, о Ванесе своём никому ни слова. Нет его и не было! Один ты здесь такой! Даже если прознает кто о тебе правду, не проговорись о друге! Не проговорись! И ты, гоблин, это тоже накрепко запомни! Ни-ко-му! Зачаровать бы вам память, но вас тогда любой чародей за десять вёрст углядит. Сами за своими языками следите покрепче — целее будете. И я не шучу! Уяснили?

Мальчишки синхронно кивнули, впечатлившись грозным тоном чародея. Серафиан ещё раз окинул обоих внимательным взглядом, вздохнул и вышел из комнаты.

Смакла напряжённо вслушивался в удаляющиеся шаги. Убедившись, что хозяин действительно ушёл, он рухнул на стул:

— Миновало, кажись! Я поперву думал: амба, приколдыбит меня хозяин!

— Миновало! — передразнил его Стёпка. — Эх ты, колдун-самоучка! Наворотил делов огромную кучу с нашлёпкой и радуется. Если из-за тебя с Ванькой что-нибудь... нехорошее, я тебя тогда!..

— Только не надо пужать меня лысым бурашкой! — огрызнулся Смакла. — Ни в кого ты меня не превратишь. Кишка тонка! Хозяин ясно сказал, что ты не демон. Зато я, ежели осерчаю, могу и тебя к элль-фингам запузырить! А то и куды подалее!

— Ах ты, мелочь острозубая! — возмутился Стёпка. — Смотрите, как заговорил! Запузырит он! Нашёлся тут... запузырьщик! Да я тебя и без превращений испужаю на всю жизнь! Накостыляю щас по шее, увидишь тогда, демон я или не демон!

Он сжал кулаки и шагнул к гоблину. Смакла понял, что слегка недооценил свои силы.

— Ладно, ладно, — забормотал он, отступая. — Я ить ничего, я ить так... Собираться нам пора.

— Ну и собирайся. Ты всё это заварил, вот и шевелись.

Младший слуга почесал в затылке, потом с явной неохотой предложил:

— Айда в мою каморку. Там до утра переждём, отоспимся хоть. Всё одно, пока ворота не отворят, из замка не выйти.

— Мне и здесь хорошо, — Стёпке не хотелось покидать безопасную и уже немного обжитую комнату чародея. Ему казалось, что снаружи на него сразу набросятся с распросами и обвинениями все маги и стражники замка.

— А и оставайся, — на стал спорить Смакла. Ему, видимо, тоже не хотелось проводить остаток ночи в обществе незнакомого и драчливого демона. — Я поутру за тобой зайду. Ты, смотри, никуды не уходи, меня непременно дождися.

И он направился к выходу. А Стёпка вдруг сообразил, что ему придётся одному сидеть здесь до самого утра. Сидеть под недобрым взглядом призрачного хозяина отвечай-зеркала, прислушиваясь к шагам за дверью, вздрагивая от каждого шороха, от каждого заоконного стона... А здесь и прилечь-то негде. Не на столе же спать.

— Погоди, — сказал он. — Лучше я с тобой пойду. Уговорил.

Смакла тихонько хмыкнул, ничего не сказал и стал гасить свечи. Стёпка осторожно приоткрыл злосчастную дверь. За дверью было сумрачно и неуютно. За дверью были каменные стены, выложенный неровными плитами пол и вязкая, пропахшая чужими запахами тишина. Выходить туда совершенно не хотелось. Но гоблин нетерпеливо подтолкнул его, и Стёпке пришлось шагнуть за порог. Он невольно зажмурился — как бы куда не запузырило. Но обошлось, не запузырило. И они пошли по тёмному коридору, Смакла впереди, Стёпка, отстав на пару шагов и поминутно оглядываясь. Вопреки его опасениям ничего страшного вокруг не наблюдалось. И ничего интересного — тоже. Обычные каменные некрашеные стены, обычные потолки с тёмными деревянными балками; двери, обитые железными полосами, узкие окна-бойницы, сквозь которые сочится ночь... Всё очень древнее, но не ветхое, не заброшенное, а уютное и обжитое. Сразу чувствуется, что здесь живут долго и основательно и за порядком следят придирчиво.