Небесное Притяжение

— Вот я и говорю: не нравится. Там под столом, банка с чаем. Я крепкий заварил, как чефир получился.

— Спасибо.

Сергей поднялся. В темном углу кубрика заскрипела кровать. Донесся усталый вздох-шепот:

— Не нравится мне, чую...

— Чует он, — хмыкнул я. Вспомнился сон. Такие сны мне тоже не нравились. Лютика давно не видел во сне.

Спустя два месяца, приемные "козлы" вернули его в "обезьянник". "Обезьяны" встретили Лютика оглушительным свистом и хохотом.

— Эй, Лютик, сколько матрацев зассал?

— Лютик, как будильник, работает?

— Напиши письмо Кашпировскому!

— Привет, ссыкунок!

Добрые мы — люди, миролюбивые и незлопамятные. Я протиснулся сквозь толпу, обступившую жертву.

— Привет, Лютик. Все, что с нами не случается, все к лучшему.

— Здравствуй Пол! — закричал малыш, бросаясь ко мне и вцепляясь в рубашку, пряча от толпы зареванное, растерянное лицо.

Я потрепал его вихры:

— Ничего, Лютик, успокойся — прорвемся. — Достал из кармана тачанку.

— Смотри, Лютик — тачанка-растовчанка. Я сохранил её и возвращаю.

— Нет. Нет, — малыш затряс вихрастой головой, крепче вцепляясь в рубашку. — Она твоя Пол, подарки не возвращают.

— Пойдем отсюда, — Я растолкал улюлюкающую свору "обезьян". Кому-то и по носу попало.

Весь день я не отходил от Лютика, казалось, что он более-менее успокоился. Ночью я его проспал. Вернувшегося в "обезьянник", считают неудачником на всю жизнь. Был шанс вырваться из обезьяньей неволи и его не использовали. Возвращенцу в приюте жить становится невыносимо. Из зависти и чувства: " вот меня бы на его месте никогда не вернули", каждый старается возвращена унизить. Лютик знал об этом. Поздней ночью, он выбрался из своей постели, оставив матрас сухим, проник в умывальную комнату, приладил леску к шпингалету оконной рамы...

Жаль, что документы об усыновлении хранятся за семью замками и осьмнадцатью печатями. После "обезьянника", учась "хабзарне", я пытался выяснить, кто были приемными родителями Лютика, что бы найдя, подвести их к оконной раме...

Безрезультатно. Лютик-Лютик, твоя красная тачанка меня долго защищала, и пулеметчик Максим погиб геройски в бою.

В поле зрения перископа попала красно-зеленая табличка с золотистой надписью: "Стой! Опасно! Мины!!!". Военный юмор беспримерен.

На плечо легла ладонь.

— Димка? — не отрываясь от перископа, спросил я.

— Что видишь?

— Хренотень разную.

— А ты его в небо направь.

— Как?

Димка повертел колесики настройки, объектив перископа уперся в небо.

— Что видишь?

— Обалдеть, с прибором ночного видения у звезд столько цветов и оттенков.

— Что еще?

— Вижу, как среди звезд, мигая оранжевыми огнями, перемещается странный, не поддающийся опознанию объект.

— НЛО? Дай взглянуть, — Димка потряс за плечо.

— Смотри, — я смеясь, отодвинулся. Он приник к перископу и разочарованно протянул:

— Это же самолет.

— А ты поверил в НЛО?

— Почему бы и нет?

— И что это такое?

— Нечто особенное, что способно иметь разнообразную: техногенную, полевую или плазмоидную природу и происхождение, — Димка оторвался от перископа, посмотрел на меня.

— Плазмоидную природу, — фыркнул я.

— Я когда-то интересовался этой загадкой.

— Приемные заставили?

— Нет, личный интерес. К таким, как они считали пустым вопросам, меня не подпускали.

— И что ты знаешь об НЛО? — я решил проверить его интерес.

— Ну, если тебя интересует, — Димка оживился, снял очки, его глаза блестели.

— Об НЛО открыто заговорили в 1947 году. Самолет американского пилота над Каскадными горами со сверхзвуковой скоростью обогнали 9 дискообразных объектов. Пилот успел сделать несколько удачных снимков которые и продемонстрировал журналистам, обозвав объекты "летающими сковородками".

— Летающими сковородками?

— Да, это потом, газеты приняли другой термин — "летающие тарелки". Но, чаще наблюдаются не тарелки, а шарообразные и звездообразные НЛО, реже — "сигары" и "треугольники". У нас, тема НЛО считается закрытой, поэтому в газеты и материалы попадает чаще не научный, а снисходительно-насмешливый материал. Я слышал утверждения, что это секретные военные корабли, так сказать оружие нового тысячелетия. Есть утверждения, что это внеземная форма жизни, летающие генетические и психофизические лаборатории, машины времени, полтергейст.

На стол упала черная тень.

— Так, товарищи бойцы, — процедил Маркулис, — разговоры на посту? — Он ядовито посмотрел на Димку. — Что ты еще знаешь об НЛО?

— Мое время заступать, — ответил Димка, водружая на нос очки.

— Странное боевое дежурство, — вмешался я.

— Молчать, — просипел Маркулис, его лицо побагровело, — завтра проведем очередную "беседу".

— С удовольствием, — я постарался, как можно беспечнее улыбнуться.

— Рядовой Клон, — Маркулис успокоился, — сдать пост. Рядовому Хвалею принять.

— Есть. — Димка сел на мое место.

— Клон — отбой.

— Спасибо, — я поплелся к кровати, спать не хотелось.

— Перископ, — кивнул сержант Хвалею и сел рядом.

" Не уйдет", — подумал я, устраиваясь на кровати и закрывая глаза. Через некоторое время, перед глазами полетели серебряные сковородки, Димка расстреливал их из перископа, под громкую команду: "Пли!", которую отдавал Маркулис.

— Рота! Подъем! — закричал дурашливым, петушиным голосом Рыжков.

— Какая рота, идиот, здесь отделение, — простонал, поднимаясь с кровати Губа.

— Отделение, подъем! — завопил, исправившись, младший сержант.

— Выходи на зарядку, — приказал Рыжков.

— Дурдом продолжается, — пробурчал Губа. Я посмотрел на Сергея — выглядел он неважно: бледно-зеленый, с фиолетовыми мешками под глазами.

— Серега, ты чего, заболел?

— Муторно мне, — пожаловался Губа. — Предчувствия плохие.

— Какие?

— Отвратительные, — Сергей сморщился, схватился за грудь.

— Заболел?

— Да нет. Сердце, когда что-то предчувствует, начинает покалывать. — Сергей вымученно улыбнулся:

— Как говорил мой дедушка: "сегодня день с повышенным риском к заболеваниям и травматизму".

— Он тоже чувствовал?

— В нашей семье все немного чувствуют.

— Ну-ну, — я окинул взглядом полутемное помещение. В бетонном кубе, от влажного, затхлого воздуха запросто можно подхватить простуду и приобрести нездоровый цвет лица. И я чувствовал себя разбитым, всю ночь снилась всякая лабуда: то приходил Лютик, интересовался тачанкой; то с Хвалеем отражали атаки нлонавтов, сбивали летающие тарелки, в одной почему-то оказался младший сержант Рыжков.

Отделение построилось. Рыжков вывел нас на поляну.

— Разве мы не на боевых учениях? — спросил Дылдин.

— Одно другому не помеха, — ответил Рыжков. — Руки вместе, ноги шире — приседания начинай, — весело командовал он.

— Встали на носочки. Расслабились. Потянулись-потянулись. Взмахнули руками, потрясли кистями и полетели-полетели.

— Гуси-гуси: га-га-га! — загоготал Хвостов.

— Разговорчики! Переходим к прыжкам на месте! Отставить! Бег на месте! Восстановить дыхание.

Я машинально делал зарядку, с наслаждением вдыхая утренний лесной воздух, разглядывая поляну. Покосившиеся таблички, белели в траве, в которой радужным семицветием, переливались крупными виноградинами, капли росы. Словно девичьи платья, шелестели кроны берез. Где-то в чаще куковала кукушка. Небо — ярко синее, как лакмусовая бумажка. Красное, заспанное солнце, лениво карабкалось по верхушкам сосен. Идилияяяя....

— Красота, — читая мои мысли выдохнул Дылдин, совершая приседания.

— Лепота, — повторил Хвостов.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — обратился к птице Дылдин.

Птица устало кукукнула и замолчала. Хвостов хихикнул, отвесил расстроенному Дылдину подзатыльник.

— Посчитал, салага?

— Да, пошел ты.

Из траншеи показался Хвалей.

— Завтрак, — коротко объявил он. За ночные разговоры, Маркулис назначил его дежурным.

После завтрака, нас заставили вычистить автоматы, смазать маслом, зарядить боевыми патронами магазины и сдать оружие сержантам.

— Клон, — подозвал Маркулис. — Объявляю свободное время, можно загорать на крыше пикета, а ты займешься влажной уборкой. Так как воды мало, возьми ведро и ступай к овражку. Там найдешь ручей.

— И бидон прихвати, для питьевой воды, — вставил Рыжков.

— Есть, товарищ старший сержант. Родниковую воду пить можно?

— Можно. Выполняй приказ, товарищ солдат.

Я взял ведро, бидон и направился к выходу. По пути прихватил с кровати Дылдина кусок газеты, так, на всякие нужды.

— Час на солнечные ванны, — раздавался за спиной голос Маркулиса. — Боевых действий сегодня не предвидится. Перед обедом соревнования по армреслингу и боевые занятия. Начало, бойцы — пол дела, конец — всему голова.

Я фыркнул, нет на тебя Гнеденка. Такие изречения он конспектирует, для вещей памяти потомков. Но сейчас, наверное, он изрекает новые словесные перлы. Странная с вами произошла метаморфоза, товарищ младший сержант Гнеденок, ведь думали книгу армейских анекдотов написать.

Звякая тарой, я вышел из траншеи, под ехидные смешки Дылдина и Хвостова. Солнце облобызало лицо и впечатало жаркий поцелуй в макушку. На сапогах, трава не оставляла мокрых следов, роса высохла и день обещал быть жарким. В зеленых былинках радостно звенели цикады. Я опрокинул табличку с черепом и двум перекрещенными мослами. Надпись красным суриком вопила: "Осторожно! Мины!". В переводе для беспечных грибников — проваливайте подобру-поздорову. Вспомнилось, как за "инвективные выражения", как говорили воспитательницы в младших группах, нас запирали в сушильном шкафу — темнота несусветная и страшно аж жуть, или ставили в угол, на колени, предварительно рассыпав канцелярские скрепки, за неимением гороха. До канцелярских кнопок как-то не додумались.

Я вошел в лес. Стало прохладно, над головой зашумели маленькими флюгерами листья берез. Глубоко вдохнув лесной воздух, зажмурился от удовольствия. За пределами Завода не бывал, разве его парки можно сравнить с лесом? Не смотря на воспитательные меры Маркулиса, у меня было прекрасное настроение...

Не торопясь, скрываясь за деревьями, я шагал вдоль кромки поляны, высматривал овражек. Вторя птичьему щебету, запел:

— Боже, как давно это было,

Помнит только мутной реки вода.

Время, когда радость меня любила,

Больше не вернуть ни за что, никогда.

Вступил в заросли папоротника. Превосходное место для таинственного ручейка. И действительно, впереди обнаружился каменистый овражек, извивающийся в тени берез. Из-под трех круглых валунов, принесенных допотопным ледником, выбегал прозрачный ключик. Ручеек бежал по дну, усыпанному мелкими камешками, сбивчиво журчал, торопясь поведать что-то важное.

Я вынул из бидона кружку, наполнил, отпил холодной водицы. Говорят, что у воды нет ни вкуса, ни запаха, если это чистая, настоящая вода. Вода была настоящей и пахла брусничным листом покрывшим берег. Медленно, а куда торопиться, стал набирать. Влажная уборка, как и беседа с сержантом, подождут. Вокруг ручья, на дне овражка, царила тишь и покой, говорливость ключа не в счет. Я представил, как через сотни километров ручей превращается в полноводную реку, которая то стремительно бежит, среди горных теснин, то лениво несет свои воды по равнине, в сторону моря, где я никогда не был и где мечтает поселиться Димка Хвалей. На берегу безымянной реки впадающей в синее море-окиян.

У истоков священных рек время застывает, консервируется. Плюнув на все, я сел, облокотясь на теплый бок камня. Служба закончена. Сейчас окаменею, превращусь в еще один валун, брошенный ледником, оставленный временем. Буду греть на солнце гранитную плешь, заведу моховую бородку и со временем превращу её в зеленую густую бородищу. Обзаведусь муравьиной кучей или барсучьей норой. Стану мудро внимать, нагоняющей дрему, болтовне ручья, на темечке оборудую посадочную площадку для стрекоз и мошкары. В каменной жизни окажется больше смысла, чем в пустых исканиях-метаниях парня по фамилии Клон. Что он делает в дебильных специальных военных войсках? Военная тайна. Служите Родине, говорил заместитель главного инженера по общим вопросам. Что такое Родина, если в ней живет добрая половина козлов, таких как тот зам, Маркулис, Лукашевич, приемные Родители Хвалея, те кто вернул Лютика? Максим, плюнь на все, вставай и иди, куда глаза глядят, подальше от Пикета и специальных войск, ты никому и ничего не должен.

— Клон!!! Клон!!! Тревога!!! — донеслось со стороны поляны.

Я улыбнулся — кричал Маркулис, верно почувствовал мое настроение. Пошел ты, со своей тревогой. Все же пришлось подняться и продолжить наполнять ведро.

— Клон!!! Мать твою! Тревога! — разносились по лесу вопли Маркулиса.

— Это у тебя тревога, — пробормотал я.

Тревога могла означать одно: Маркулис проводит боевые занятия и издевается над личным составом. Или начались боевые учения? Тогда с чего бы, старший сержант вел себя с утра так спокойно? И вообще, что это за странный Пикет такой? Непонятно для чего построен и окружен лживым минным полем? Непохоже, что только для генеральских охот и изучения неба, во время ночных бдений; да рассматривания в инфракрасный перископ ежиков исполняющих брачные танцы.

Наполнив емкости, я выбрался из овражка. Бидон и ведро оставил на краю, а сам углубился в заросли папоротника, в поисках укромного местечка, где можно было бы спокойно и подробно изучить обрывок газеты. Забравшись поглубже, снял штаны. Крики смолкли, значит ничего серьезного. Как говорит Гнеденок: " Специальные военные войска потому и специальные, что не имеют никакой специальной специализации".

Я зашуршал газетой, иногда, в обрывках, попадается ценная информация. Посмотрим, что содержит этот обрывок "Правды".

" Что везешь?

На въездных магистралях в Москву будут построены специальные контрольные пункты досмотра автотранспорта кинологами. Эти сооружения появятся на шоссе Энтузиастов, Рязанском проспекте и Волоколамском шоссе на их пересечении с МКАД. Сотрудники дорожной инспекции и кинологи с собаками будут досматривать въезжающие в столицу машины на предмет выявления оружия, взрывчатки и наркотиков".

Сколько гадости развелось в частных руках. Нехорошо, сердце Родины беречь надо от стрессов.

"В Государственном Дарвиновском музее открылась выставка "колючее чудо". Так называемый кактус, который может быть не только украшением дома, но и пригодным для еды, питья и лечения. В экспозиции представлены самые разнообразные виды кактусов...".

Я поморщился, вспоминая отважный эксперимент Сырбу, как он приготовил зеленую кашу. Шеф повар для пробы получил несколько пакетов с замороженными кактусами. Сладкая и вязкая масса обеспечила изжогу на весь день. Сплюнув, посмотрел обратную сторону газеты.

"...переживает беспрецедентный для мирного времени демографический кризис: подобными темпами население в нашей стране вымирало лишь во время мировых войн, репрессий и голода 30-х годов. По прогнозам отечественных демографов, если темпы рождаемости сохранятся на нынешнем уровне, то к 2075 году у нас в стране будет жить всего 50-55 миллионов человек.