— Рафаэль, твоя работа — выкидывать буйных гостей, если я не ошибаюсь. — Вопросительно приподнял брови Торговец.
— Вертел я такую работу. — Громила демонстративно скрестил на широкой груди похожие на окорока руки и откинулся на жалобно затрещавшую от навалившейся на нее нагрузки спинку сиденья. — Сам накосячил, сам и разгребай.
— Слышал? — Кровожадно усмехнулась наемница. — Даже твои друзья считают, что ты — грубиян. Так что, можешь начинать разминать булки. Не бойся, сильно не покалечу. И руки из-под стойки убери, пока я их тебе не укоротила. — Не выпуская из правой как рукоять, так и висящего в укрепленной на поясе кобуре короткого карабина, девушка демонстративно покрутила между пальцами массивный выкидной нож, неведомо как оказавшийся в левой руке.
— Савва сожалеет, не подумав ляпнул. И он не врет. Свинина, действительно, дорогая. Мы не растим свиней, Нежить. И не едим. Вера не позволяет. Нам проще человека съесть, чем свинью. — Непонятно, как старосте это удалось, но Ленивец, несмотря на заменяющие ему конечности бионические протезы и скрипучую дверь, умудрился зайти в лавку совершенно бесшумно. Подойдя к стойке, старик тяжело вздохнул и оперся на выскобленные до блеска, навощенные доски прилавка. Снова вздохнул. Побарабанил металлопластиковыми пальцами механической руки по нарядно сияющему полированному дереву и придавил продавца тяжелым взглядом. — Шалом, Савва. Ты, ведь, знаешь, что эта гойка — наш хороший друг? Что она вместо того, чтобы предъявлять нам претензии, подарила нам отличный пулемет? Или твоя мать не объясняла тебе, что такое дружба?
— Моше Ааронович, при всем уважении, знаете, где я таких друзей видал? У Абрамчика до сих пор голова кружится...
— Авраам повел себя, как поц. Вежливее с людьми надо быть, нельзя людям так с ходу оружием в лицо тыкать. Во всяком случае, тем, кто им себе на хлеб зарабатывают. Не для того оно ему дано было. И ты, Аарон, сейчас тоже ведешь себя, как поц. Грубишь гостье. Позоришь общину, портишь мне настроение.
Хозяин лавки и староста несколько секунд сверлили друг друга глазами. Неожиданно плечи продавца поникли. — Две серебром за литр. Свинина вяленная по пять грамм за кило. Пеммикан — два за кило. — Буркнул он еле слышно, и демонстративно скрестив на груди руки, отвернулся.
— Пемми... что? — Нахмурившись, наемница повернула голову в сторону Ленивца. — Это он что, про собачий корм?
— Пеммикан, — улыбнулся старик, — это не собачий корм, это такой сухой паек. Его задолго до войны придумали. Чуть ли не за тысячу лет. Сублимированное мясо, орехи, ягоды и грибы измельчаются, пропитываются горячим жиром и запрессовываются в брикет. Хранится в любых условиях. Не портится. Не плесневеет... почти. Главное — следить, чтоб черви не завелись. Мы им действительно зимой собак подкармливаем иногда, чтобы не болели. Но в основном, его наши охотники берут. Если не веришь, могу при тебе сам кусок съесть. Савва не возражает, правда? — Глаза старосты весело блеснули. Толстый продавец что-то неразборчиво буркнул себе под нос и, достав из кармана жилетки не первой свежести тряпку, принялся смахивать с исцарапанной стеклянной витрины несуществующие пылинки.
Наемница с нескрываемым подозрением посмотрела сначала на старосту, потом на продавца, и неожиданно заговорщически подмигнула сидящему с неприступно-гордым видом на своем стуле охраннику. Здоровяк заметно смутился и покраснел.
— Хватит мне молодежь портить, — слегка раздраженно буркнул староста, — что, думаешь, не знаю, какой погром ты утром в общинном доме утроила? Не знаю, как теперь перед купцами извиняться... Да и девочек напугала.
— Да ладно, не больно-то и хотелось... — Фыркнув, девушка, выщелкнула из пачки, выуженной откуда-то из-за пазухи, сигарету, сунула в рот, но, натолкнувшись на осуждающий взгляд привалившегося к прилавку Ленивца, с тяжелым вздохом убрала сигарету за ухо. — Сам же говорил — все развлечения в борделе, а мне эти уроды спать не давали.
— Это не повод выкидывать людей из окна... — Тяжело вздохнул Ленивец.
— Я выпить спустилась, а он ко мне приставать начал, — пожала плечами наемница. — Я просто объяснила, что он не прав. Потом другие подтянулись. Слово за слово... Ваша охрана, кстати, прибежала, только когда все кончилось. Не больно-то ты за порядком следишь. Или надеялся, что меня под шумок на ножи поднимут?
— Проехали, махнул рукой старик. К тебе претензий нет. Лечение караванщиков и ремонт мебели за счет общины, а тебе скидка на все товары. В качестве извинения, так сказать.
— Скорее, в качестве благодарности, что не перерезала половину ваших охотников, что к драке подключились, — фыркнула наемница.
— Сказал же, проехали, — фыркнул Ленивец. — Хотя... в свое время я много бы отдал, чтоб такую девку к себе в общину заманить. — В глазах старика заиграли бесенята.
— Моше Ааронович, да что вы такое говорите, — возмутился Савва. — Дикарку, да еще и не нашей веры — в общину...
— Заткнись, а... — Досадливо поморщился староста. — И обслужи, наконец, нашу подругу.
— Литр колы, два кило свинины и килограмм этого пемми... кемпи... пемки... в общем, той собачьей дряни. — Выудив из кармана солидно звякнувшего подсумка горсть весело блеснувших на свету монеток, Ллойс с треском припечатала их к прилавку.
— Сейчас, только серебро проверю, а то оно что-то...
— Савва, сходи, погуляй и Рафаэля с собой возьми, подышите свежим воздухом, а то вон какие бледные, я сам нашу гостью обслужу. — Раздраженно перебил торговца староста. Подождав, пока спина возмущенно пыхтящего продавца скроется за дверью, старик с видимым наслаждением поковырял в ухе и развернулся к наемнице. — Олух царя небесного. И кто ему лавку доверил?
— Ты сам, наверное, и доверил, — насмешливо фыркнула наемница.
— Это я, видимо, плохо подумал. Неправильно. Надо будет кого-нибудь другого сюда поставить, — цокнул языком старик. — Как я понимаю, ты нас уже покидаешь? Жаль, девочка. Тебе бы отдохнуть недельку, а лучше — две. Поживешь у нас, развеешься. С парой хороших людей тебя познакомлю...
— Не понравилось мне тут. В борделе мальчиков нет, да и дерьмецом что-то слишком воняет. — Отрицательно качнув головой, наемница, немного подумав, извлекла из-за уха сигарету. Громко хрустнуло колесико кремня.
— Мальчиков? Да я тебе, хоть, сейчас десяток организую, — криво усмехнулся Ленивец. — И с общинного дома в нормальный переселю.
— У меня уже есть контракт. — Девушка отрицательно мотнула головой, отчего по комнате, заставив старосту поселка болезненно поморщиться, начали расползаться облачка сизого дыма. — И смысла от него отказываться я не вижу. Кстати, а чего он на меня так взъелся?
— Так свадьба же скоро, — пожал плечами старик, — а ты его жениху нос сломала.
— А-а-а... хм... ну.. к-ха... да... — поперхнувшись дымом, неопределенно протянула Ллойс. — То-то мне твой телохранитель слишком гладеньким показался. А он как, однолюб? Или ты с ним тоже... отдыхаешь?
— Вот и я о том, девонька, — видимо, с трудом сдержавшийся от того, чтобы не сорваться на крик, староста налился дурной кровью, зло прищурился и снова принялся выбивать по стойке замысловатую дробь. Сервоприводы бионического протеза чуть слышно загудели от необычной нагрузки. — Как от века известно, человек — не скотина. Человеку отдых нужен. А ты с одного дела сразу на другое. Тяжело это, для здоровья вредно. Беречь себя надо. А развлеченья, я уже сказал, если хочешь, мы тебе найдем. И домик получше, чтоб выспаться никто не мешал... — Снова испустив полный вселенского горя вздох, староста вопросительно посмотрел на курящую девушку. — Могу сигарет хороших достать, водки чистой...
— Нет, — отрицательно качнула головой девушка.
— Просто скажи, чего ты хочешь, а? — Вздохнул староста. — Хочешь, Саава тебе каждое утро пятки чесать будет?
— Нет у тебя того, что мне нужно, Ленивец, — выпустив дым через нос, наемница оглянулась вокруг и, не найдя ничего подходящего, стряхнула пепел на сверкающие чистотой доски пола. — Да и не верится мне в твою заботу.
— Жаль. — Разочарованно цыкнув зубом, староста обошел прилавок и начал выкладывать на него завернутые в толстую, провощенную бумагу свертки. — Значит, с потрохами тебя этот малец купил. Он и меня очень ловко обошел, пацан этот. Сопляк — сопляком, а потом раз, и как переключили. Не говорит — вещает. Проповедует, мать его. Да так складно и ловко все поворачивает. Так проникновенно говорит, что я чуть в ноги ему не упал, во всех грехах каясь. А он меня простил. Два кило серебра. Лучшее снаряжение... И все добровольно, и с песней. — Покрытое морщинами и шрамами лицо старика страдальчески сморщилось.
— Яблок сушеных еще возьму. — Ткнула в подвешенную на стене мелкоячеистую сетку, набитую искомым продуктом, наемница. — И рыбки вяленой. Любопытно, а вчера ты мне клялся, что у тебя серебра почти нет. Не сезон, мол.
— Не сезон. И серебра действительно нет. Для тебя нет, — раздраженно отмахнулся староста, — и для него... не было. На новые семена были, на запчасти для ветряков и насосов, на пленку для теплиц... ну и "за охрану" Операторам, конечно.
— Так вы, ведь, на землях Легиона, вроде как? — Сделав очередную затяжку, наемница раздраженно затушила окурок о покрытую лаком стойку и, развернув один из свертков, принялась с недоверчивым видом принюхиваться к содержимому. — Это и есть пеммикан? Тухлым салом попахивает.
— Есть немного, — кивнул староста, — но не бойся, он всегда так пахнет. А что до Легиона... Мы на самой границе. А это значит, что железячники сюда хорошо, если раз в год ходят. Да и то только, чтобы урожай ополовинить. "На нужды священного похода". Нужды... знаю я их нужды, сам по таким в сортир по пять раз за ночь и день бегаю. — Досадливо сплюнул старик. — Даже дежурного "протектора" здесь не оставили... сволочи... — Позвякивая стеклом, Ленивец выставил на прилавок шесть заполненных почти непрозрачной темно-коричневой жидкостью бутылок. — Бери-бери. За счет заведения. В качестве извинений от меня и этих шлемазлов. А Операторы рядом, каждый месяц, считай, заходят. Думаешь, мы медшотами просто так заниматься начали? Кустарями прямо на землях Легиона стали, шеей рискуя? От жизни сытой?
— Да мне как-то...
— Наплевать, — закончил за наемницу старик. — Всем наплевать. А нам выживать надо. Народ хранить, чистоту крови. Веру блюсти.
— А что это за вера такая, — хмыкнула наемница, — что человека съесть разрешает, а свинину нет?
— Запрещает. Только... про свинину все помнят, а про человека... Про человека еще до войны многие забыли. Не только наши...
Ллойс согласно покивала головой. Во время Черных лет случалось разное. Сколько бы ни было выпущено ракет, сколько бы радиации и ядов не было вылито на многострадальную Землю, некоторые территории "накрыло" далеко не сразу. Маленькие городки, крупные поселки, если, конечно, не имели важных производств и военных баз неподалеку, от первых ударов почти не пострадали. Кто поумнее, сразу из них уехал. Подальше, в самую глушь. А кто нет... Несколько лет непрекращающейся зимы и ночи, страшные морозы, дефицит пригодной для питья и полива воды, скученность и эпидемии из-за разносимой радиоактивным ветром заразы превратили подобные места в подобие гигантских котлов, в которых на жирном людском бульоне взрастало нечто новое, намного более страшное. Люди зверели, сплачивались, менялись и мутировали, организовывались в банды, часто возглавляемые наполовину сумасшедшими самопровозглашенными пророками и "мессиями", а потом сметающей все на своем пути волной выплеснулись в Пустошь, пожирая все, подобно саранче, воюя, перемешиваясь и плодя на своем пути еще более странные культы и секты. Сейчас, конечно, все уже давно более или менее успокоилось, но за время своих скитаний Ллойс не раз видела общины, приносящие жертвы зловеще выглядящим идолам, дважды набредала на поселки, живущие в ожидании скорого пришествия "Красного Клауса" — волшебного мужика в красном бронежилете и здоровенной, дурацкой с виду, широкополой украшенной пулеметной лентой шляпе. Согласно вере местных однажды Клаус раздаст им оружие и поведет в бой против неверных. Несколько раз ей довелось встретиться с группами чудаков, требовавших у нее "пожертвовать" всё имеющееся у наемницы "кровавое" серебро на постройку ракеты, которая отнесет всех истинно верующих на Луну, где они начнут строить Новое общество. А пару лет назад девушке еле удалось унести ноги из гостеприимной на первый взгляд деревеньки, где пришлыми кормили "Деда" — гигантского, под тонну весом упыря-переростка, обитающего в подвале разрушенной церкви. Однажды она даже попала в общину желтых монахов — поселок, выстроенный вокруг неразорвавшейся тактики. Впрочем, после осознания этого факта пробыла она там меньше минуты.
— Не нужно тебе это, не забивай голову. — Выложив на прилавок последний брикет сублимированного мяса, староста побарабанил пальцами по столу и раздул щеки. — Во время войны, когда я еще салабоном был... Почти как ты... Тогда нас в центре учебном не только стрелять и сортиры драить учили. Лектор у нас хороший был. С понятием. Имени не помню, только кличку — Пастор. Он тоже... Вещал... Мы все у него, как под гипнозом сидели. Да и вещи он нам полезные рассказывал. Про то, какие дроны, киборги, автоматоны и прочая дрянь бывает. Какие имплантаты и где делают. Какой дурью, своей и вражеской можно и нужно в бою колоться, а какой не стоит. И много еще чего полезного. И секретного, ну, по тем временам секретного. Про генные модификации, например. Редкие нанокультуры и их свойства... — Старик горестно покачал головой. — Да уж... Много воды утекло... Почти семьдесят лет, а как будто вчера было...
— Решил устроить вечер воспоминаний, сладенький? — Поинтересовалась, с подозрением осматривая связку сушеной рыбы, девушка.
— Я всю ночь ворочался, думал. Не так что-то с пацаном тем. — Продолжил старик, не обратив совершенно никакого внимания на наемницу. — Ну не мог этот сопляк меня, как фаршмак, по стене размазать. Только под утро вспомнил. Это "Цицерон" — нанокультура класса экстра, сложная технология. Внедряется непосредственно в мозг, перерабатывает банки памяти, временно перестраивает синаптические связи в нейросети, ускорят передачу сигналов, выбрасывает в кровь определенные гормоны и много еще чего делает. Но суть такова: человек, получивший инъекцию подобной культуры — идеальный переговорщик. Он будет говорить, двигаться, дышать и даже пахнуть так, чтобы ему людишки хотели подчиняться. Постоянно это работать не может — мозги сварятся. Пару минут всего, но...
— Полезная штука: чуть подрастет, и все девки его будут. — Широко зевнув, Ллойс принялась распихивать припасы по поясным сумкам. — Мне бы такую, ни у кого и мысли бы не было меня кидать. Правда, Ленивец?
— Редкая вещь, — пропустив мимо ушей очередную подначку, кивнул собственным мыслям староста. — Очень редкая. Ее только командирам высшего звена ставили, и то не всем. Вот и подумай, откуда у этого щенка такая радость в котелке болтается. Это, ведь, не просто вливание, тут череп надо вскрывать и вводить в строго определенные места. Чипы управления вживлять... Если я правильно помню, операция около пятнадцати часов длится... Объект... Э-э-э... — Ленивец замялся, подбирая правильные слова. — Фиксируют... Да, фиксируют, снимают крышку черепа, а потом вживляют ему в голову "марку" — хранилище бланка и вспомогательные процессоры. И все это время ты должен в сознании оставаться без наркоза. Такую штуку, не имея команды из десятка врачей и аппаратуры экстра класса, не провернуть. Даже для Легиона невероятная трата ресурсов. Так что думай, девонька, думай. И мой тебе совет: лучше верни задаток, "заболей", отдохни тут месяц-другой, а я тебя потом с одним человечком сведу. Контракт простой, но долгий и прибыльный. Никакого кидалова. — Старик обезоруживающе поднял руки, заметив, как насмешливо и недобро прищурилась наемница. — Мне за прошлый раз до сих пор стыдно... Через три недели сюда сын мой придет с обозом. Старший. Ему к Большой соли надо, в Сломанные холмы караван перегнать. Охраны и так двадцать рыл, ты — двадцать первой пойдешь, с тройной долей, кумекаешь?
