Путин сражается с вермахтом

Артобстрел достиг максимума, когда к нему присоединись "Андрюши", реактивные пусковые установки.

Огненные вихри проносились по городу, словно Везельвул открыл врата Тартара, и оттуда вырвались тысячи демонов разрушения... Вот посыпались обломки разбитой башни, а штандарт орла со свастикой покоробился и плюхнулся на заваленную битыми камнями и обломками асфальта мостовую.

Мальчишка с распоротым животом, словно рыба, выброшенная на песок, ловил ртом воздух, у него не было сил, даже на стоны. Вокруг разбрасывало оторванные ноги и руки юных ополченцев и защитников постарше. Столько тут ужаса, боли и стенаний. Это был ад, пусть и рукотворный, но от этого ничуть не менее страшный и мучительный...

А вот над городом, словно шмели проносятся Илы. На вид горбоносые неуклюжие, их обгоняют более верткие Пе-2. И в добавок к артиллеристскому падают еще и бомбы. Не очень большие, но зато их много. Число жертв — все нарастает!

Правда, самолеты летят слишком уж низко, чтобы обойтись без потерь: некоторые поражены ручными безоткатными зенитками. После того как три машины потеряв высоту с подбитыми хвостами полетели вниз, остальные стали подниматься выше, заодно увеличив скорость. С возвышенности за артобстрелом наблюдали корректировщики огня, а с ними прищурившись через оптический прицел: смотрела девушка редкой красоты. Он была юная с лицом свежее розы, с волосами цвета снега, смешанного с отблесками золотых лучей Солнца. Ее фигура была идеально пропорциональной, что особенно заметно потому, что девчонка, несмотря на весеннюю прохладу, скинула куртку и осталась в одной тельняшке. Пятнистые, закатанные по колено штаны открывали изящные точеные ноженьки уже успевшие покрыться легким весенними загаром с ровными пальчиками и удивительно чистыми несмотря на только что проделанный ими длинный путь подошвами.

О таких девчат говорят: принцесса по призванию, мечта поэта, воплощение Афродиты — богини любви.

Тем более неожиданно было узнать, что это скорее богиня Афина — разящий снайпер никогда не промахивающийся и уже успевший стать кавалером ордена Славы: второй, третьей степени, ордена Великой Отечественной войны первой степени( всего шесть орденов, для полного счастья не хватает золотой звездочки, Славы первой степени!).

Тем не менее девушка выглядит расстроенной, по её пухлой, розовенькой щечке стекает слезинка. Она тяжело вздыхает...

Суровый мужчина лет тридцати в погонах подполковника и со слегка запыленной золотой звездой героя на груди, спросил её:

— С чего это так разревелась Наташка... Это городок последний опорный пункт фрицев в Померании, после чего мы везде выходим к нижней части Одера. А до начала Берлинской операции осталось, ну самое большое две недели, тут я готов побожиться. Радоваться надо, что война кончается, а словно бабку свою хоронишь.

— Дети гибнут... Понимаешь, невинные гибнут. — Еле слышно, дрогнувшим произнесла красавица Наташка.

Подполковник жестко ответил:

— Смерть за смерть! Кровь за кровь! А что они мало наших детей уничтожили... А когда моей беременной жене фашистский изверг штыком живот пропорол, ты думаешь, эта тварь думала, что там гибнут невинные!

Наташка потерла кулачком слезящийся глаз и ответила:

— Подлость врага это не оправдание подлости в ответ. И мы русские не имеем морального права опускаться до уровня фашистов и убивать невинных!

Подполковник презрительно фыркнул:

— Ну-ну! А что ты хочешь, чтобы мы усеяли трупами своих солдат подступы и улицы города. Чтобы потом наши дети плакали по погибшим отцам. Не болтай глупостей, тем более, ты еще года не воюешь, а уже отправила на тот свет — триста двадцать семь человек и подбила два танк, один из них "Тигр". Я же знаю тебя как сильного воина, который почему то не думает, сколько он осиротил немецких детей!

Наташка посмотрела на слетающихся к местам обстрел воронам, на чаек тревожно носящихся на морем. На зависший в высоте советский самолет разведчик-корректировщик, сделаны по образцы двухфюзеляжной "Рамы". И перекрестившись, заявила:

— Знаешь, когда падает убитый мною человек, во мне тоже, что-то умирает, а потом я падаю на колени и прошу у Бога прощения. Стараюсь отмолить это грех.

Подполковник хмыкнул:

— А вот почему ты вдруг решила ходить босой... Подражаешь православным святым? Ну ладно после войны наверно в монастырь уйдешь?

Наташка отрицательно мотнула головой:

— Нет! И еще раз нет! Я хочу завести семью и родить детей. Монашество это не по мне!

Массированный артобстрел постепенно стал стихать, а советские танки уже перешли в наступление...

Первыми движутся тяжелые ИС-2. Они похожи на хищных акул с длинным и толстым дулом. Пушка в 122-миллиметра, великолепное оружие при штурме городов и обстрелов различных укрытий и бункеров. Стараются идти на полной скорости, но из обгоняют более мелкий, но зато куда более верткие и маневренные Т-34-85. Это чем-то смахивает на попытку автомобиля обойти грузовик, благо, что шоссе широкие и советские танки отлично ездят по рокаде.

САУ -152 несколько под отстали, а еще дальше из-за всех сил бежит в атаку пехоты. Солдаты вооружены по-разному. У одних пистолет-пулеметы, у других таких меньшинство автоматические винтовки, а у большей части традиционная рабочая лошадка стрелковых войск трехлинейка Мосина. Вот казалось уже безнадежно устаревшее оружие: сконструированное еще в конце девятнадцатого века, а с вооружения не снята. Хотя пистолет-пулемет ее постепенно вытесняет.

Немецкая оборона после трех часов наката, подавлена не полностью. Вот, например "Королевский тигр" зарытый в землю сумел уцелеть. Его скорострельная и очень бронебойная пушка 88 — миллиметров начинает палить... Т-34-85 получает снарядом в лоб и башня перекашивается, а сама подбитая машина побежав десяток метров по инерции, останавливается... Валит дым, а экипаж старается выбраться из подбитого стального гроба.

Советские машины в ответ стреляют на ходу стараясь забить настырную огневую точку.

Полуавтоматическая пушка "Тигра" скорострельная, бьет кучно, плюс отличный прицел и оптика. Она способна много причинить бед...

Но снайпер Наташка забыв про слезы, берет сей башню танка под прицел... У "Королевского тигра" нет смотровой щели, чтобы не ослаблять лобовую 180 — миллиметровую броню башни обтекаемой формы. У него обзор через отверстие в люке, наподобие перископа в подводной лодке. Так надо разбить смотровой глазок, ослепив, таким образом, машину смерти. Попасть в цель размерами как донышко обычного гранитного стакана с дистанции более чем в полтора километра почти невозможно... Но именно почти, хоть это и за переделами кучности стрельбы снайперской винтовки.

Почему Наташка так уверено наводит и почти без раздумий стреляет? Что можно сказать в этом случае?

Тут уже не прицел, ни расчет, не наводка играет роль, а природная интуиция тайну которой до сих пор не раскрыла наука. Что-то на уровне паранормального, когда человек воспринимает окружающую среду не только телом и обычными органами восприятия.

Глазок прицела разбит, и теперь почти непробиваемая в лоб башня слепа. Немец наводчик пытается высунуть голову из люка, но Наташка, забыв про жалость, снимает и его. Прямо чуть выше правого глаза восьмиграммовая пуля проделывает дырочку. И гитлеровец оседает вниз...

Советские танки движутся дальше, гусеницы лязгают, из стволов извергается пламя. С чудом уцелевшей крыши палят фашистские снайперы. Они кажутся маленькими козявочками только вместо усиков длинноствольные ружья. Немецкая снайперовская винтовка бьет кучнее советской, оптический прицел дает большое увеличение... Тоже опасные козявки, от них порой русские солдатики падают.

Наташка делает пару выстрелов, заставляя вредоносных насекомых затихнуть, но далее вести теряет, смыл. И стена, и крыша обваливаются от попаданий двадцати пяти килограммовых снарядов ИС-2 и пятидесяти килограммовых САУ— 152. Эти пушки на ходу лупят достаточно точно, хотя большая часть снарядов и пролетает мимо зданий, находя себе цели в баррикадах или вонзаясь в булыжники.

Опередившие других машины влетают в город, и тут же первые две начитают вертеться, теряя разбитые гусеницы, и содрогаясь покореженными башнями... В бой вступили фаустники, то есть ополченцы вооруженные фаустпатронам.

Но советские танки и не думают останавливаться. Они прут и далее, переезжая через разбитые тела и чадящие сизым дымом баррикады. И пусть палят из безоткаток фаустники — против них есть пулеметы, на ИС-2 их целых четыре.

А за ними с криком ура бежит пехота, советские солдаты уже задыхаются от быстрого бега, но шаг не сбавляют.

Наташка стреляет по фаустникам, меняет позиции на более близкую ловко карабкаясь на сосны. Находящиеся рядом солдаты задирают чумазые головы и смотрят на неё, даже присвистывая:

— Дюже гарна девка! Дюже гарна!

Наташка кричит им в ответ:

— Не буравьте меня взглядами, а лучше сражайтесь.

Но солдаты не слушаются и продолжают лапать девушку взглядами. Та из-за этого никак не может сосредоточиться, спрыгивает вниз, и бежит в город, мелькая голыми, девичьими пяточками. Скорее в пекло, да ну этих молодых измученных походным воздержанием солдат... На них и смотреть тошно!

Советские танки рвались все дальше и дальше, пара из них подорвалась на минах, а один грозный ИС застрял в баррикаде. Иногда жарили и фаустники, которые, в своем родном городе чувствовали себя очень уверено. Впрочем, танкистов не смущали потери, большую часть подбитых машин на месте починят ремонтные бригады, а вот людей, конечно же, жалко.

Девушка хотела сбить фаустника, но тут разглядела его круглое лицо — совсем еще ребенок, нет, она может его убить! Мальчик с трудом держит подобие чупа-чупса в металле, его голые коленки расцарапаны, а босые ноги покраснели от холода. Ну, как Наташке в того выстрелить, рука не поднимается, хотя рядом с воином-подростком проходит советский танк.

Пацан бьет его фаустпатроном, как пробка из-под шампанского вылетает из сопла кумулятивный заряд и прямо в борт "тридатьчетверке". Более слабое бортовое бронирование не выдержало и башню проламывает. Да еще начинается пожар, пара изученных танкистов безуспешно пытается выбраться, и сбить с себя пламя.

А что поделаешь война!

Наташка бьет себя кулаком в лоб:

— Какая сентиментальная дура. Там могут мне и статью пришить!

Хочется пристрелить маленького гаденыша, но тот словно чувствуя на себе снайперский прицел, юркнул в подвал. Аленка нашла себе другую, более взрослую жертву и выразилась:

— Героизм не имеет возраста, как и антигероизм... Хотя конечно я бы на месте это мальчишка, родись в Германии поступила бы точно также.

Немцы, включая гражданских ополченцев сражались отчаянно. Среди вооруженных лиц, было много и женщин, проявлявших мужество, граничащее с отчаянием. Некоторые делали вид, что сдаются, но подпустив советского солдата поближе, били ножами в живот, пускали в ход зубы, лягались.

Никто из немцев не думал о сдаче, концлагерь в Сибири, возможность быть изнасилованной на месте, будущая мучительная смерть под оккупацией казались всем настолько жуткими, что многие предпочитали подорвать себя гранатой и забрать с собой несколько ненавистных восточных варваров.

Наташка стреляла и убивала, но не чувствовала в себе энтузиазма, наоборот горечь во рту и нытье внизу живота стали невыносимо мучительными. Вот несколько погибших мальчиков исколотых штыками... Это ужасно, хотя, конечно же, мальчишки тоже стреляли, бросали бутылки с синтетической горючей смесью, или применяли простые в производстве и дешевые фаусты.

Еще одним уже противопехотным оружием был Люфтфауст — "Воздушный кулак", его, как правило, использовали для борьбы со штурмовиками Ил-2 и Ил-10. Девять связанных между собой двадцатимиллиметровых базук, приводимых в действия пистонами таким образом, что они вылетают друг за другом, не путаясь и не сталкиваясь.

Зона эффективного поражения невысока — всего 500 метров, но в уличном бою против пехоты и штурмовиков весьма практичная штучка. Но и три советских самолета из них два живучих Ила, сбиты именно этими "кулаками".

Наташка снимает еще одного немецкого бойца и перемещается ближе к центру города. Большая опорных огненных точек разбита, но часть передвижных стрелковых средств сохранилась в подвалах... Так что потери среди советской пехоты и танков вполне ощутимые. Вот один их, потеряв гусеницу, закружил и столкнулся с Т-34-85. Башни обеих машин покоробились, а дуло "тридцатьчетверки" согнулось. В ответ ИС-2 лупанул в стену дома с которого стрелял пулемет. Оба немца наводчика полетели с дичайшим визгом вниз.

Наташка рыкнула:

— Получайте твари!

Тут она почувствовала тычок в спину и резко развернулась, машинально наклонив корпус. Звонкий голос крикнул ей:

— Ну, чего ты так?

Наташка увидела светлую голову Максимки, сына полка работающего в разведке. Весьма уже опытный мальчишка, был разведчиком и связным у партизан Полесья, а после освобождения Белоруссии умудрился уговорить командование дать ему возможность послужить еще Родине.

И уже у него три ордена в неполные четырнадцать лет. Сам он худенький, но плечистый, обещавший стать сильным и красивым юношей. Наташка отмахнулась от него:

— Ты знай свое дело... Не мешай!

Максимка резонно возразил:

— Вот как раз я то и знаю. Причем без твоей помощи не обойтись!

Наташка тихо шепнула:

— Ну, что там?

Мальчишка, улыбаясь, объяснил:

— Через пять минут выпустят голубя с важной информацией, в виде записки привязанной к ноге. Смотри, сними его и проследи, куда тушка упадет!

Наташка недовольно буркнула:

— Ну, феномен! Ладно, прослежу!

Мелькнул босыми, почерневшими пятками мальчишка-разведчик скрылся. Наташка же следя вполглаза за небом, в тоже время продолжала собирать урожай в городе.

Вообще за ней еще больше жертв, но не все подтвержденные. Тут нужны либо свидетели или. Но ведь у снайпера не всегда и могут быть рядом те, кто подтверждает. Поэтому часто верят на слово или не верят вообще. Правда, Наташка сумела захватить трофейную немецкую винтовку с отличной оптикой и фотоэлементами. На них конечно не очень хорошо видно, но в условиях городского боя, с более близких расстояний, можно рассмотреть на маленькой фотографии — попал ты или нет.

Голубь появился достаточно далеко от Наташки. Причем не один... Тут для другого человека могла бы быть нешуточная головоломка, но острейшее зрение девушки смогло рассмотреть привязанную к правой лапке белую ленточку с запиской.

Меткий выстрел, перья летят во все стороны, туша голубя падает. Наташка бежит в ту сторону, где должны приземлиться останки её жертвы. Надо спешить, как можно быстрее...

Но женские вопли с левой стороны заставляют повернуть Наташка. Двое заросших трехдневной щетиной верзил солдат рвали платье, на красивой немецкой девушке, а может даже и девочке, маленькой и беззащитной. Наташка не стала рассуждать, а метким выстрелом сбила с самого крупного верзилы пилотку — крикнув: