Гораздо позже все трое пришли к выводу, что запомнился только первый день учения. Когда они познакомились со своими учителями, когда обзавелись новыми именами: Вит, Карп и Кузя, Все остальные дни, недели и месяцы сливались в одну нескончаемую каторгу, в которой предельные физические нагрузки сменялись мозговыми штурмами, в которой смешались дни и ночи, в которой их учили странным вещам и выбивали из голов устоявшиеся догмы и правила.

— Стажер Кузя!

— Я! — бывшая когда-то для всех Машечкой, девушка подскочила со своего места.

После первых двух тяжелых недель она втянулась в процесс, с удовольствием отмечая как тело становится крепче, как пропадает ненавистный животик, как без всяких специальных диет она становится похожей на тех худосочных девиц, которым приходилось по-черному завидовать в прошлой жизни посещая дорогущие фитнесс-центры.

И с мамой получилось очень неплохо: сиделка, найденная Клубом, оказалась хорошей компаньонкой и вообще пробивной теткой — теперь мама стала участником какой-то специальной государственной программы, в которой ее болезнь лечили совершенно бесплатно и самыми лучшими средствами. Каждую субботу Маша созванивалась с ними обеими, узнавала последние новости, и они всегда оказывались чуть лучше, чем в прошлый раз.

В общем, Машечка-Кузя была теперь чрезвычайно довольна принятым полгода назад решением.

— Как определить ценность найденной информации? — инструктор Кос устало откинулся в преподавательском кресле, снял ботинки и с видимым удовольствием тер себе пятки.

— Ну-у, — сосредотачиваясь, протянула Машечка, — наш мозг устроен таким образом, что в девяноста процентах из ста способен определить эту ценность без дополнительных подсказок! По крайней мере те информационные пакеты, которые могут представлять интерес в обозримом будущем и настоящем. Чаще всего полезная идея предстает перед нами в ментале в образе золотого самородка, драгоценного камня, или еще чего-нибудь нужного!

— Достаточно, садитесь. Стажер Вит, есть что добавить?

Хлебосолов поднялся над партой:

— Ценность информации не всегда возможно определить с должной точностью. И совсем уже трудно говорить о содержании неопределенных информационных пакетов. Разницы между килограммовым самородком и двухкилограммовым изумрудом, какими в ментале представляются нам идеи мозг не воспринимает и никогда нельзя заранее сказать, что из них окажется ценнее. Что-то может оказаться полезным через сто лет, что-то прямо сейчас, но мозг определит значимость идей как равную. В некотором смысле мы никогда не знаем, что тащим в наш мир. Только после полной дешифровки здесь можно говорить о полезности. Кроме показателя неподъемности нечем также определить масштабность обнаруженного знания. Как правило, чем значимее информация для человечества, тем тяжелее она выглядит в ментале. Общая теория поля представляется там многотонной абстрактной статуей в десятке измерений, вытащить которую силами Клуба просто нереально. Даже в ментале, где принято считать, что возможно все, мозг сам накладывает на себя некоторые ограничения, преодолеть которые не получается. Значение некоторых знаний так велико, что человек без должной теоретической подготовки не может даже приблизительно оценить его объемы и оно представляется ему безграничным, что трансформируется мозгом в образы неподъемных предметов.

Хлебосолову на первых порах особенно трудно давалась теоретическая часть обучения, инструкторы об этом знали и напрягали его больше остальных. Он с первого дня был классифицирован всеми как "очень хитрый тугодум", но не тяготился таким ярлыком. Зато гораздо лучше у него обстояло дело с практическим применением усвоенного материала и это заставляло его снова и снова вникать в суть вещей. Уже на третий месяц Вит удивлял инструкторов на занятиях по интуитивистике: подумав самую чуть, он находил такие неожиданные способы применения обычных предметов, что кое-что даже вошло в учебники для будущих стажеров. К описанным ста пятидесяти трем способам применения зубной щетки, он, подумав всего лишь ночь, добавил еще девять, поразив этим даже Мезенцева. И это признание его потенциала заставило самого Хлебосолова еще упорнее отнестись к занятиям. Такое усердие вкупе с остальными умениями сделали его неформальным лидером группы, к его мнению прислушивались все, включая гораздо более опытных стажеров, которых на базе нашлось еще семь человек. Со временем эти семеро перешли в разряд гвардейцев, но регулярно наведывались к нему поболтать, а Вит пользовался этими встречами, чтобы еще больше узнать о том месте, где вскоре ему предстояло оказаться.

— Садитесь, Вит, хорошо. Стажер Карп, назовите исключения. Знания с абсолютно неопределяемой ценностью.

Карпухин, почти забывший о своем ненавистным имени — здесь Аскольдом его не называл никто — занял место Вита.

— Информация с неопределяемой ценностью чаще всего выглядит в ментале как лужа с быстро испаряющейся жидкостью. Но бывают и другие образы. Основных категорий такого неопределяемого знания четыре: первая — знания недоступные человеку в силу его физиологических особенностей. Сюда можно отнести то, что нельзя понять в принципе — Бога, какие-то специфические теории каких-нибудь газообразных инопланетян и подобное тому. Вторая категория — знания, находящиеся за временными границами существования человечества: есть идеи, для осознания которых требуются миллиарды лет существования расы, чего у человечества нет. И третья категория знаний с неопределяемой ценностью состоит из личной информации существ. Как пример: я никогда не смогу определить насколько ценным может быть для вас знание о дате смерти вашей собаки. Информация из этой категории чаще всего представляется в ментале как мусор. К четвертой условно можно отнести образы живых организмов некогда живших или тех, кто будет жить в будущем. Они и в ментале чаще всего имеют те же черты, которыми обладаю, обладали или будут обладать в реальности. Но если ценность знания о мамонте может оказаться полезной, то сам конкретный мамонт как идея для нас неопределим как ценность.

У Карпухина тоже обнаружилась своя особенность при усвоении программы обучения: в силу субтильного сложения ему поначалу трудно давались физические упражнения. И все же постепенно он крепчал, усвоив простую истину о том, что его мозг, четко определяющий физические границы возможностей неподготовленного тела, может легко подвести в самый ответственный момент. Откажется прыгнуть через пропасть или плыть через реку, просто потому что испугается чрезмерной нагрузки. К тому же Машечка, впервые увидев его в спортзале, брезгливо поджала губки и Карпухин — тогда уже просто Карп — надежно определил ее жест как красноречивый знак. Ему стало ясно, что молочно-белым торсом с полуатрофировавшимися мышцами красотку не прельстить. И это открытие подвигло его на самые неистовые тренировки, которые видел местный тренажерный зал. Прошло почти полгода и, глядясь в зеркало, Карп с удовлетворением отмечал, что очень изменился: он прибавил килограммов пятнадцать, оброс мясом в нужных местах, начал брить голову и стал выглядеть так, как всегда хотел, но всегда знал, что это невозможно. Теперь мечты воплощались в реальность и это радовало Аскольда гораздо больше, чем полмиллиона долларов, размещенных на его счете в банке. Деньги оказались не так важны, как казалось ему совсем недавно. Теперь он точно знал: исчезни Клуб и Карпухин не пропадет оставшись в одиночестве.

— Замечательно, — подвел итог Кос. — Только, надеюсь, вы усвоили, что все это — только лишь наблюдения тех, кто оказался в ментале раньше вас, и что это — не обязательно истина?

— Да, Кос! — за всех ответил все еще стоявший Карпухин.

— Ладно, тогда я доложу Мезенцеву, что к первому выходу вы готовы.

Произошло это так неожиданно и буднично, словно речь шла о переносе времени очередного занятия по интуитивистике.

— Если командор со мной согласится, — продолжал Мезенцев, — то завтра-послезавтра готовьтесь к первоходу.

Кузя захлопала в ладоши, ее поддержал Карп, а Вит сглотнул сухой комок в горле, но никак внешне не отреагировал на формальное окончание своего образования.

Вечером, после индивидуальных тренировок, они собрались в столовке — отметить событие, получить поздравления от коллег и вспомнить прошедшее время.

Кто-то из команды Янкеля принес несколько бутылок вина, веселье быстро стало куда более раскрепощенным.

Улучив минуту, Карпухин наклонился к Машечкиному уху:

— Ну, ты как?

— Честно? — Кузю передернуло. — Страшновато. Храбрюсь, но все равно отчаянно трушу. Сомняга мучает. А если не смогу? Если там останусь? Что тогда?

Аскольда и самого одолевали подобные мысли, но он упрямо отбрасывал их в сторону, поверив в то, что теперь ему по плечу почти все!

— Брось, — веско сказал он. — У всех получается, а у тебя нет? Ты что — самая тупая?

— Нет, наверное, не самая тупая, — покачала головой Кузя. — Ты забыл, видимо, кто мы такие? Мы — неудачники. Почему же теперь нам должно повезти?

— Нас учили, с нами работали психологи, тренера, — возразил Аскольд. — Посмотри на меня, посмотри на себя, глянь на Вита — мы совсем уже не те люди, которые пришли сюда! Откуда этот пессимизм? Месячные что ли?

— Дурак, — нахмурилась Кузя. — Какой ты дурак! Ты понимаешь, что уже завтрашний день может стать для тебя последним? Посмотри на лица этих людей! В них какая-то... обреченность, что ли?

— Не каркай, Машунь, не каркай, — настойчиво попросил Карпухин. — Ты же отлично знаешь, как просто мысль может воплотиться в реальности. Не каркай, а?

— И я поддержу Карпа, — вклинился в разговор Вит. — Не каркай. Если он пропадет, то только вместе с тобой — ведь вы в одной паре.

— Вы не понимаете, — всхлипнула Машечка. — Ну как вы не понимаете?!

— Назвался груздем — полезай в кузов, — Вит сунул ей в руку фужер с вином, — выпей. Выпей и уймись уже. Завтра сходим и посмотрим — так ли оно страшно, как тебе мнится. Я почему-то думаю, что мы не увидим и десятой части тех страхов, которыми нас пугали. Вон Мезенцев уже сколько лет туда ходит? А Рыжий? А Кос? Янкель? Ярый? Сколько их? А пропавших — всего-то дюжина. За все годы! Откуда нам знать, что там у них вышло? Может, они просто не захотели возвращаться?

— Как это? — удивилась Машечка. — Как можно не захотеть возвращаться? Здесь же мама, папа, университет. Собака...

— А если они все умрут? — Вит повертел в руках свой стакан, провел по его грани ногтем. — Как можно с ними встретиться, кроме как остаться в ментале и искать? Ведь только там они теперь реальны — мертвые родственники... и собаки. Я не удивлюсь, если кто-то как Орфей за своей подружкой отправился на поиски. Там ведь и Ад и Рай и Чистилище — все можно найти. Не вижу ничего плохого в том, что однажды придется там... задержаться.

— И все равно, — Кузя заложила за уши упавшие на лоб волосы, — я хочу здесь жить как человек, а не там как идея человека.

— Не вижу разницы, — пожал плечами Вит. — Разве только здесь динозавры уже не водятся, а там их еще больше, чем было на самом деле. Поглядим. Разве не любопытно?

— Послушай его, — посоветовал Карпухин. — Он дело говорит. И вообще, нам советовали бояться не того, что мы там встретим — с этим при нашем умении справиться нетрудно, ведь только мы знаем, как все обстоит на самом деле, а те, кто там обитает, думают, что ментал — единственная реальность, в которой они не могут менять свои свойства. Там крокодилы не летают, и Кощей Бессмертный только один — попробуй-ка встреть его! Гораздо опаснее может оказаться то, что мы притащим сюда на своем горбу. Не окажется ли какой-нибудь экзотический способ лечения рака в долгосрочной перспективе опаснее самого рака? Лучше об этом подумай.

— Вот-вот, — поддержал товарища Вит. — И знаешь, что еще? Нам ведь приводили статистику? Пропасть там, — он почему-то показал глазами на потолок, хотя все знали, что у астрала или ментала нет четкой пространственной привязки, — пропасть там гораздо сложнее статистически, чем влететь в ДТП со смертельным исходом. Я лично цифрам верю.

— А вдруг это неправда? — хлопала глазами Кузя, но реветь перестала. — Вдруг нам врут? Вдруг смертей гораздо больше? Ведь за что-то же платят такие зарплаты?

— Ясно за что! — усмехнулся Вит. — Ты просто не представляешь, сколько может стоить патент на новый дизайн мобильного телефона или на способ литья какого-нибудь голубого золота.

— Такое бывает?

— Сам я видел белое, красное, зеленое, желтое. Думаю, если нет голубого, то его следовало бы поискать.

— Я видел! — доложил Карпухин. — По телеку показывали какого-то китайца, он научился лить голубое, сиреневое, еще бог знает какое золото. Вроде как сплав с алюминием, что ли — не помню. Не, я лично понимаю, за что нам будут платить такие деньги и даже считаю, что этого мало, несмотря ни на какой риск. Ты только представь, ведь в какой-нибудь химической корпорации сидит тысяча докторов наук, проводят опыты, проедают зарплаты, изобретают новое удобрение, а мы — хрясь! И притащили уже готовое знание! И не нужны всякие институты, НИОКРы, прочая всякая заумь. Это необыкновенная экономия! И должно быть очень выгодно. Поэтому и зарплаты такие — за специфичную работу, за умение, за секретность.

Он говорил, искал и находил какие-то слова, которые должны были бы успокоить Машечку, но сам отчетливо понимал, что все это такая ерунда, в какую и самому-то поверить трудно. Какая разница, какой ящик Пандоры можно открыть, сколько миллионов скопить, если однажды можно просто раствориться и исчезнуть навсегда?

И все же Машечка постепенно повеселела и вскоре уже хохотала, слушая кошмарную и комическую историю Янкеля о том, как он отбирал у Брандашмыга шлифованный бриллиант размером с яйцо страуса, оказавшийся впоследствии жутко полезной медицинской штукой для лечения какого-то важного старика — то ли Паркинсона то ли Альцгеймера — Янкель точно не запомнил.

— Кто-нибудь знает, что это за мужики? — вопрошал веснушчатый Янкель, вытянув над общим столом свою волосатую шею. — Какие-нибудь секретные физики?

Все в ответ смеялись, потому что умение представляться дурачком у Янкеля было в крови и выходили его ужимки так натурально, что непосвященный мог бы подумать, что он и в самом деле настолько глуп, как выглядит. Между тем, поговаривали, что у Янкеля имеется как минимум пара кандидатских степеней в технических науках и незаконченная, заброшенная докторская диссертация по биологии. Впрочем, имеющиеся знания в той, "мирной" жизни, никакого успеха ему не принесли — чем больше он узнавал, тем больше убеждался, что никогда не узнает всего. Такой образ мыслей привел Янкеля к длительной депрессии, выйти из которой он смог только оказавшись здесь, на базе Гвардии.

— А что за Брандашмыг был? Из Алисы или из Resident Evil? — уточнила худая темноглазая женщина со странным именем Ро. — И как ты их с Бармаглотом различаешь? Это, кстати, один и тот же зверь или разные?