Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1-3

Глава 21

— Куда, куда? — с удивлением протянул я.

— В ЧК — чётко отчеканила Мария. — Собирайся и пойдём. Давай все монеты сюда. И не вздумай делать глупости.

В руке Марии я увидел наган, который смотрел на меня так же, как и его хозяйка, без тени сочувствия.

Моя злость сменилась на удивление. Даже не на удивление. На любопытство. Если бы все люди, так же, как и она, вот так отдавали все силы делу революции, собирали по крохам народное достояние и рачительно использовали его на благо всех людей, то я бы без тени сомнений и колебаний примкнул к ним и был самым верным последователем. Но у меня давно исчезли наивные представления об идеальной природе человека. Я согласен отдать эти золотые монеты новому государству в надежде получения четверти их стоимости за труды по их поиску, но я знаю, что ничего не получу, кроме как занесения в список подозрительных людей, с какой-то целью сдавших золото в надежде выслужиться или получить должность с подрывными целями. То, что реквизировано, должно быть учтено и передано в доход государства. Но это не реквизированное, это моё. А, хрен с ним, Бог дал, ЧК забрал. Я ведь и вагоны разгружать пойду, жить-то на что-то надо, а она пусть со своих чекистских пайков кормится.

Где-то к обеду мы пришли в здание ЧК. Мария подошла к дежурному:

— Сергеев, оформляй находку, — и она подала дежурному пять червонцев, один червонец редкий с изображением Екатерины Второй.

— Молодец, Мария, запишу в журнал, — сказал дежурный, смахнул монеты в выдвижной ящик, продолжая писать что-то своё.

Мы вышли из здания ЧК на улицу. Я зашагал в сторону товарной станции.

— Ты куда? — строго спросила Мария.

— На станцию, наниматься на разгрузку вагонов, жрать-то что-то надо, — сказал я. — Я же не Сергеев твой, который сегодня устроит себе праздник на золотые червонцы.

— Стой здесь и не шевелись, — зло сказала Мария и ушла в сторону здания, из которого мы только что вышли.

Через несколько минут она вернулась, на ходу вытирая окровавленную руку.

— Ты ранена? — встревожено спросил я её.

— Это у Сергеева из носа так льётся, — деловито сказала она, — монетки уже в кармане его брюк лежали. Ворюга. Вот тебе одна монета, показывай, как ты будешь ею распоряжаться. А Екатерину я нам на память оставлю.

Собственно говоря, тому, кто занимался нелегальным бизнесом, новая власть совершенно не мешала. Они помогали новой власти иметь всё, что она хотела получить от революции.

Ходовые деньги ходят везде. Золото тем более. Эти структуры создались с началом войны и действовали достаточно эффективно, составляя конкуренцию легальной торговле, снабжая людей кокаином, морфием и тем, что было под запретом или в дефиците.

С началом революции в дефиците оказалось всё. Лавочники, поддерживавшие свержение царя и припрятывавшие продовольствие для создания массового недовольства, сейчас с умилением вспоминали царские времена и втайне мечтали переломать ноги тем, кто уговорил их поддержать антицарские выступления.

За один червонец мы получили достаточно много продуктов и ещё деньги в царских ассигнациях.

Дома мы устроили пир. Я расплатился за квартиру. С помощью Степаныча достал себе дров. Жена его уступила нам пару стаканов и две тарелки с алюминиевыми ложками и вилками. Дома стало тепло и уютно. На столе лежало тонко порезанное сало с розовыми прожилками, чёрный хлеб, пузырёк медицинского спирта, кулёк карамели для дамы, две луковицы и две селёдки. Чай в бумажном пакетике. Царский пир. Мы поедали наши яства и никак не могли остановиться, понимая, что нам на этих припасах ещё нужно жить какое-то время.

— Давай устраивать совет, — сказал я, — нам нужно где-то работать. С тобой всё понятно, ты при деле, а вот я? На какую работу мне устроиться, чтобы ты могла караулить меня?

— Давай к нам, в ЧК, — весело сказала Мария, — всегда под рукой и работать вместе будем.

— Конечно, — сказал я, — и заслужить всеобщую ненависть и презрение народа.

— Какого народа, — взвилась на дыбы Мария, — буржуев и капиталистов? До чего же ты противен мне, — сказала девушка и ушла в спаленку.

Следующий день мы провели в молчанке. Я сходил за газетами. Почитал фильтрованные новости и объявления о приёме на работу. Никому ничего было не нужно, зато продать хотели все и всё.

На обед сварили луковую похлёбку с кусочком сала. После обеда занимались хозяйственными делами. К вечеру натопил печку. Поужинали, разошлись по своим комнатам.

Утром Мария дала команду:

— В ВЧК!

Эх, яблочко,

Куда котишься,

В ВЧК попадёшь,

Не воротишься.

Глава 22

Как всегда, у здания ВЧК я получил команду:

— Стой здесь!

Мария ушла в здание, а я стоял около входа, вызывая подозрение часовых.

Через двадцать минут она вышла, и я получил новую команду:

— Следуй за мной!

Мы пошли по полутёмным коридорам ВЧК, по которым сновали сотрудники с папками и какими-то мешками.

В приёмной пришлось подождать. Скоро двери распахнулись, и из кабинета председателя ВЧК вышло десятка полтора сотрудников. Пригласили нас.

Дзержинский стоял возле своего стола и рассматривал какие-то бумаги.

— Совнарком переезжает в Москву, — сказал он. — ВЧК тоже. Здесь останется Петроградское управление. У нас нет времени ждать, господин Казанов, пока вы созреете для осознанного сотрудничества с нами. Вот ваш новый мандат, старый давайте сюда. Не удивляйтесь, если что-то будет не так, товарищ Мария изымет его у вас, её полномочия в отношении вас не изменились. Мы не будем возражать, если вы вместе съездите за границу. Оживите свои связи. Помогите родине в решении важных проблем. По всем вопросам обращайтесь только ко мне.

Мы вышли. В приёмной я посмотрел на мой новый мандат. Текст был короткий, но ёмкий:

Предъявитель сего Казанов Дон Николаевич является личным особоуполномоченным председателя ВЧК со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Подпись: Ф. Дзержинский.

Печати, скрепляющие мою фотографию и подпись.

Вот, большевики, придумали бюрократический штамп "со всеми вытекающими отсюда последствиями". Любой прочитавший это сразу включает своё воображение и у него начинают возникать такие картины, что предъявителю сего мандата нет отказа по любому вопросу. А личный особоуполномоченный председателя ВЧК это всё равно, что сам председатель ВЧК, но только в моём лице. Красные дерматиновые корочки, в которые был вклеен мандат, внушали большое уважение к предъявителю и организации, им представляющей.

Дзержинский рисковал, выдавая мне такой мандат. А вдруг я враг? Да я с таким настоящим удостоверением таких дел наделаю, что судить будут самого товарища Дзержинского, как организатора всех моих дел.

С другой стороны, этот мандат отрезал меня от моего общества. Кто будет верить человеку, которому сам Дзержинский лично выдал мандат особоуполномоченного? Никто. Это всё равно, что бойца противоборствующей армии переодеть во вражескую униформу, дать в руки оружие и посадить в окопы. Если он даже не будет стрелять или он будет стрелять в тех, кто дал ему оружие, он не станет своим для своих. И для чужих тоже не станет своим. А после революции трудно разобраться, кто всё-таки свой, а кто действительно чужой. И антиправительственные действия во все времена остаются антиправительственными действиями. Даже при смене правительства и политического курса.

— Идём на склады, — скомандовала Мария.

— Чего она раскомандовалась? — думал я, идя вслед за ней. — По должности я выше и вообще это она меня должна слушаться, а не я её. Вот выйдем на улицу, я этот вопрос поставлю ребром. И заставлю её обращаться ко мне на вы. А чего это вы, господин Казанов, стали думать, как особоуполномоченный ВЧК? Вы что, присягу им давали? Вы присягали Его Императорскому Величеству, Самодержцу Российскому и ему верность должны хранить. А где он, царь? Под арестом, по слухам где-то в Екатеринбурге. И он сейчас не царь, нет у нас царя, значит, и присяги нет. Если бы мы присягали Родине, то да. Что, то да? Как тут эту родину разделить? И у большевиков, и у нас Родина одна. Как нам её поделить?

— Всё, пришли, — сказала Мария. — Кладовщик, давай, выдавай по ведомости, — и она протянула кладовщику два листа бумаги.

Кладовщик вышел из-за прилавка, молча подвёл нас к мерной линейке, измерил рост и записал данные в ведомость. При помощи портновского сантиметра замерил обхват груди и длину подошв, снова записал в ведомость. Вернулся за прилавок и стал выдавать имущество. Гимнастёрка зелёная, полушерстяная с синими "разговорами". Брюки полушерстяные синие "галифе" с синим кантом. Две рубашки нательные — хлопчатобумажная и фланелевая. Двое кальсон с завязками. Сапоги хромовые офицерские, размер 42, узкие, одна пара. Куртка кожаная, чёрная с утеплителем на пуговках, одна штука. Будёновка с синей суконной звездой. Фуражка кожаная, шофёрская. Одеяло шерстяное. Две наволочки. Две простыни. Два полотенца вафельных. Котелок круглый, медный. Ложка. Кружка алюминиевая. Ремень брючный, брезентовый. Ремень кожаный с портупеей.

— Какое желаете оружие, товарищ особоуполномоченный? — спросил кладовщик и открыл двустворчатый железный шкаф.

— Вот тот, бельгийский "браунинг" образца 1910 года, калибра 7,65 мм, — сказал я, заметив знакомый силуэт.

— Достойно, — сказал кладовщик, подавая мне пистолет, — семь пулек, как в нагане, а удобства большие. Патроны Кольта 32 калибра. Этим пистолетом мировая война началась.

— То есть как это? — удивился я.

— А принца австрийского сербы из такого же пистолета укокошили, — сказал знающий оружейник.

К пистолету прилагалась кобура, протирка и ремень для крепления пистолета, две обоймы и несколько пачек патронов.

Следом на прилавок выложены компас и свисток, чехольчик для которого был прикреплён к ремню портупеи и восьмикратный бинокль в кожаном футляре. На бинокле на медной пластинке было чётко отгравировано "Karl Zeiss, Iena".

— Товарищ особоуполномоченный, возьмите малую сапёрную лопатку, не пожалеете, ямку выкопать, дрова порубить, нарубить мяса для пельменей и котлет, всегда белая, не ржавеет, картинка, а не лопата, — сказал завсклад, доставая лопатку.

Чем-то я ему понравился или он просто работал на перспективу, мало ли кем станет этот особоуполномоченный лет через несколько. А, может, всё ещё проще. ВЧК переезжала в Москву и нужно было срочно разгрузить склады.

Все вещи уложили в большой чёрный мешок, матрацовку, неотъемлемый атрибут военного "приданого".

С мешком пошли в продовольственный склад, где получили пайки и отдельный пакет для особоуполномоченного ЧК.

Мария стояла с мешком и с пакетами у здания ВЧК, а я искал извозчика.

Глава 23

Дома Мария упросила меня надеть военную форму. В принципе, всё мне было впору. Брючным ремнём и портупеей исправили широковатость галифе и гимнастёрки. На портупее кобура с пистолетом. На шее бинокль. В это время в дверь постучали. Мария открыла дверь. Вошёл домовладелец. Увидев меня, он стал открывать и закрывать рот, из которого не вырывалось ни слова. Мария сбегала на кухню и принесла воды.

— Вы никуда не собираетесь уезжать? — спросил обрётший свой голос домовладелец. — А то революция собирается переезжать в Москву.

— Нет, — твёрдо сказал я, — и если я куда-то отлучусь, то держите квартиру за мной. За ВЧК, а тем, кто будет на неё претендовать, напомните, что я ещё не потребовал от него возмещения украденных ими и пропитых моих вещей. И если что-то со мной случится, то квартира переходит товарищу Марии. Вам всё понятно?

Домовладелец кивнул и ушёл.

Что же, я засветил себя окончательно. Домовладелец человек словоохотливый, но знающий, что и где можно сказать, а говорит он только некоторым людям, которые разносят всё не хуже радиоточки. Нехай клевещут.

В особом пакете особоуполномоченного была бутылка "шустовского" коньяка, ветчина, колбаса копчёная, солидный кусок сала, чёрный хлеб, горчица, банка маслин и две копчёные селёдки. Две коробки папирос "Дукат". Пачка индийского чая и пакетик молотого кофе. Пилёный сахар. Давно я не видел такой роскоши.

Мария чуть пригубила коньяка и закусила деликатесами. Потом сидели около печки на кухни и смотрели на огонь. Мы потомки язычников и огонь для нас всегда являлся и является чем-то священным.

— Буржуйская еда, — сказала она, — вы вот колбасами объедались да коньяком запивали, а мы на вас мантулились, как проклятые, — и она заплакала.

Я сел к ней поближе и стал тихонько поглаживать по голове, успокаивая без слов. Не подумайте, что я делал всё, чтобы достигнуть близости с ней. Хотя очень хотел это сделать, но я прекрасно понимал, что имею дело с дикой кошкой, которая может ласково мурчать и тут же вцепиться в вас когтями и кусать всё, что не защищено одеждой.

— Как я могу поехать вместе с ней за границу, — думал я про себя, — ведь это просто "баба а-ля рюсс", красивая, но не воспитанная, которая будет бросаться в глаза точно так же в бальном платье, как и в красной косынке и в кожаной тужурке. Торопиться за границу не будем. К Питеру рвутся войска генерала Юденича, не исключено, что всё встанет на свои места и все разойдутся по своим местам: кто к станку на завод, а кто в вицмундир чиновника 9 класса или в армию в чине капитана.

Я проводил Марию в её комнату и укрыл полученным шерстяным одеялом.

— Спи девочка, — пронеслось у меня в голове, — кто знает, на радость или на горе мы встретились с тобой. Всё идёт так, как угодно Богу. Возможно, что наша встреча записана в Книге судеб на предпоследней странице. Завтра будет день и нам придётся распоряжаться своей жизнью или противостоять тому, кто хочет по-своему распорядиться ею.

Я ходил по комнате, разнашивая сапоги и привыкая к новой для меня одежде.

Утром я встал пораньше, на таганке вскипятил чай, заварил его, сделал бутерброды с ветчиной, поставил всё это на тарелку и постучал в дверь спаленки.

— Да, — послышался заспанный голос девушки.

Я вошёл с импровизированным подносом, поставил его на колени девушке и поправил подушку, чтобы ей было удобнее полусидеть.

— Это что? — удивлённо спросила она.

— Завтрак в постель, по-буржуйски, — с улыбкой произнёс я и вышел, чтобы не смущать её.

Минут через десять Мария вышла из комнаты, отнесла посуду на кухню, помыла её, умылась сама и свежая вышла в залу.

— Спасибо вам за завтрак, — сказала она, — только больше так не делайте.

— Почему? — удивился я.

— Боюсь привыкнуть к буржуйской жизни и забуду про пролетарскую бдительность, — покраснев, ответила она.

— Эх, девочка, — подумал я, — ты не ещё знаешь, что приготовил тебе райский Змей-искуситель.

Глава 24

После завтрака я экипировался по полной чекистской форме и в сопровождении Марии отправился в Зимний дворец.

То, что было всем, сейчас стало ничем. Никто не знал, подо что приспособить дворец.

В феврале 1917 года пытались явочным порядком разместить во дворце штаб командующего войсками Петроградского военного округа, но обслуга дворца своим телом отстояла охраняемоё здание. Штаб округа разместили в Адмиралтействе.