В первый раз, когда я поднялся на борт OH-6 с Хейсом, я не мог не заметить, как эта пташка-разведчик просела к земле под его весом. Посадочные полозья OH-6 имели амортизаторы на стойках, которые поддерживали вертолет, для обеспечения гидравлической подушки полозьям при взлете и посадке. По мере того, как каждый член экипажа занимал свое место в вертолете, вы могли видеть, как расходятся и проседают полозья. Когда одним из этих людей был Бафф Хейс, вы почти слышали стон посадочных полозьев.

Я изучил руководство по эксплуатации N10, а также по техническому обслуживанию N20 и N30 и был на "Вьюне" множество раз, как в качестве второго пилота, так и со старшим бортстрелком. И я провел буквально часы в выключенном вертолете, в кресле пилота с закрытыми глазами, мысленно запоминая где находятся все переключатели и приборы кабины.

Во время нашего первого полета Хейс поручил мне "привести машину сюда и зависнуть". Это было первое, что делал пилот вертолета при переходе на новый тип — зависал на машине примерно в трех футах от земли, затем рулил вперед и назад, влево и вправо. Упражнение очень быстро рассказывало вам об особенностях конкретного вертолета.

Выполняя этот базовый маневр на OH-6, я сразу узнал кое-что насчет этой машины — о давлении на левую педаль. На OH-6 был настолько сильный крутящий момент на рулевом винте, что в на левую педаль шло постоянное давление. Вы могли почувствовать это давление своими ногами.

В "Хьюи" я привык к тому, что педали были несколько вялыми, почти как каша. Если вы убирали ноги с педалей, неизвестно, какая из них могла получить могла двинутся вперед другой. В OH-6 вы знали, что произойдет. Когда вы снимали ноги с педалей, левая прыгала прямо к вам, неизменно заставляя нос вращаться вправо. Что бы повернуть "Вьюна" влево, я нажимал левую педаль; что бы повернуть вправо, все, что мне было нужно, это отпустить левую педаль.

После того, как я привык характеристикам управления над землей, Хейс велел мне взять управление OH-6 в пробном полете, где я мог почувствовать, как пташка реагирует на прикосновение к управлению и как эта машина летит и реагирует. К тому времени, я уже начал любить эту машину. Я старался не показывать Хейсу свое волнение. Он просто сидел на левом сиденье, очень расслабленный, наблюдая за моими движениями.

Хейс был известен в роте, как один из тех парней, обладающих великолепной техникой пилотирования. У стариков, возглавлявших взводы, были свои методы оценки пилотов. Они бы сказали: "Он хорош с ручкой", или "Он хорош с ручкой и рулежкой" или, возможно хуже: "Он механик... он отстает от вертолета". Но у Хейса было общее изящество пилотирования, с которым могли немногие соперничать в подразделении. Он хоть и выглядел, как защитник в профессиональном американском футболе, но летал на "Вьюне", как будто это был танец Михаила Барышникова. Мне повезло, что именно он обучал меня летать на OH-6.

Я уведомил башню, затем взлетел и поднялся прямо с взлетно-посадочной полосы, набрав примерно восемьсот футов, затем повернул прямо под боковой ветер, набирая высоту, пока я не забрался на пятнадцать сотен футов. Хейс иногда говорил мне что-то о системах, или процедуре, но в целом он был тихим, тщательно наблюдая, как я реагирую на вертолет.

Хороший пилот-инструктор, такой как Хейс, обычно держал руки на управлении, слегка следуя рычагу шаг-газа и ручке циклического шага, когда курсант летел на вертолете. Умный переобучающийся пилот, которым, я надеюсь, был, всегда пытался следить за левой рукой пилота-инструктора на шаг-газе. Одним быстрым движением руки Хейс мог внезапно сбросить шаг-газ и выключить двигатель, переведя меня в режим авторотации. Затем я был бы должен благополучно посадить вертолет на землю без помощи двигателя.

Если вы летели на высоте пятнадцати сотен футов, у вас было бы время выполнить стандартную процедуру авторотации. Но если вы были на девяносто узлах и всего в двадцати-тридцати футах от земли, вам нужно было бы задействовать низкоуровневую высокоскоростную процедуру авторотации, предназначенную для того, что бы дать вам еще немного высоту, прежде чем вернутся к бездвигательной посадке. Так или иначе, быстрая реакция пилота была необходима, что бы добраться до земли в целости и сохранности. Вниз шаг-газ, немедленно убрать шаг лопастей несущего винта и уменьшить сопротивление воздуха лопастями, иначе вы рухнете как камень. В то же время, ты тянешь ручку циклического шага на себя, едва не упирая ее себе в кишечник. Это действие отклоняло назад голову винта, удерживая нос птички, когда то, что он действительно хотел сделать, это уткнутся в землю.

Хейс, однако, предупредил меня о неосторожном движении ручкой циклического шага при низкоуровневом высокоскоростном варианте. Такое движение могло ненормально изогнуть лопасти несущего винта OH-6 и отсечь хвостовую балку вертолета.

Чем больше я летал на "Вьюне", и чем чаще Хейс меня проверял, тем больше я любил OH-6. Все шло прекрасно. Он был живым, легким, отзывчивым на прикосновения и маневренным, как любой горячий спорткар. Я записал себе 12,6 часа, пройдя большую часть этого времени с Хейсом на левом сиденье, остальные со мной одним в машине.

Перед тем, как Хейс подписал мой летный лист, полностью квалифицировав меня на OH-6 как первого пилота, он взял меня в еще один полет к реке Сайгон, что бы пострелять на "Вьюне" из "минигана". Поскольку обычно наши вертолеты-разведчики не были вооружены миниганами, у Хейса была система XM27E1, специально установленная на одном из OH-6, только для переподготовки пилотов. Он хотел, что бы я пострелял из минигана, что бы прочувствовать прицеливание и посмотреть какового это — нажать спуск до первого щелчка, что бы выпустить две тысячи пуль в минуту, а затем до второго, позволяя четырем тысячам пуль в минуту устремиться к цели.

Система вооружения состояла из нескольких компонентов, но в основе имела 7,62 мм шестиствольную пулеметную установку, электропривод управления и механизм подачи боеприпасов и экстракции, а также коллиматорного прицела. Прицел, как я узнал, никогда не использовался и даже не устанавливался. Он был не слишком точен и что еще хуже, мешал пилоту в кабине.

Вылетев и вернувшись с полигона, я улучил момент и переговорил с Хейсом о том, что вертолеты-разведчики должны быть вооружены миниганами. Я все еще был твердо уверен, что воздушные разведчики должны иметь возможность стрелять в противника.

Хейс не согласился с этим. Он, как и Джон Херчерт, Джим Моррисон и Билл Джонс, считал, что вооружение, смонтированное на OH-6 могут вызвать у разведчиков проблемы. Это может заставить сосредоточиться на стрельбе, так что они забудут, что их настоящая задача — это разведка.

Я закончил переподготовку с Хейсом 3-го апреля, и в течении нескольких следующих дней вернулся вторым пилотом-наблюдателем к Биллу Джонсону. Он был мастером определять все, что контрастирует с окружающей средой. Он мог уловить незначительно отличающийся цвет растительности, может быть, какой-то блеск. Или возможно, его внимание бы привлекло движение или что-то угловатой формы, которая выглядело неуместно в обычно бесформенных джунглях.

Билл продолжил давать мне подсказки. Он посоветовал мне фокусировать зрение подальше от вертолета, что замедлит движение относительно местности и даст мне возможность увидеть детали, а не размытое нечто. Он также подсказал мне "проникать" своим видением, когда машина шла низко и медленно, глядеть через верхний слой джунглей, и сосредоточиться на том, что бы смотреть прямо на землю.

Однажды Джонс летел очень низко.

— Ты видел там вьетконговца? — спросил он меня по интеркому.

Все что я видел, это верхушки деревьев. Он снова развернул машину, замедлился и велел мне смотреть вниз. Сосредоточив свои глаза за верхушками деревьев, я посмотрел сквозь листву и вот они! Пять сердитых загорелых мордашек вьетконговцев смотрят на нас с земли. Может быть, я только начал к этому привыкать.

Кроме того, что пилот-разведчик мог видеть вещи на земле, он должен был знать, как координировать свои действия с "Коброй", кружащейся над ним. Находясь над поверхностью большую часть времени, разведчик имел пределы своих возможностей. Летя на вертолете и почти постоянно фокусируя взгляд на земле, разведчик редко успевал посмотреть на приборную панель, не говоря уже о том, что бы смотреть на карты или вести радиопереговоры. Поэтому команда "Кобры" делал это за него. Ударный вертолет кружился на приличном расстоянии, наблюдая за каждым движением разведчика. Второй пилот — наводчик в "Кобре" читал карту, обозначал координаты и передавал сообщения по радио. Он также наводил и вел огонь из вооружения турели, когда разведчик сбрасывал дым и вызывал огонь по наземной цели. Пилот в заднем кресле, в этом тандеме экипажа вертолета AH-1, вел вертолет, постоянно кружа на противоходе направлению OH-6, так что "Вьюн" всегда находился внутри орбиты ударного вертолета. Пилот постоянно следил за разведчиком, так что он всегда знал, не попал ли его младший брат в неприятности.

Это была концепция команды поиска и уничтожения. Координация между этими двумя элементами выросла до такой степени, что "Кобра" и разведчик действительно предугадывали действия друг друга. Просто интонация голоса по рации могла точно сказать, что сейчас происходит или вот-вот произойдет.

Так что разведчику приходилось учиться разговаривать по радио, что бы держать свой ударный вертолет в курсе. Все радиосообщения разведчика "Кобре" шли через частоты УВЧ OH-6. Все сообщения "Кобры" разведчику передавались через УКВ. Использование как УВЧ, так и УКВ гарантировало, что радиообмен между "Коброй" и разведчиком шли через без искажений, как в том случае, когда обмен шел на одной частоте. Разведчик обычно говорил все время, когда он работал на низких высотах, в разговоре сообщая, что он видел на земле, когда вертолет летел по своей схеме поиска. Экипаж "Кобры" обычно был тихим, нарушая тишину время от времени двумя быстрыми щелчками по кнопке передачи. Этот кликающий звук говорил разведчику, что "Кобра" его слышит и понимает. Голосовой радиообмен шел только если пилот ударного вертолета хотел что бы разведчик что-то сделал.

Летая с Джонсом в качестве пилота-наблюдателя, я внимательно слушал его непрекращающиеся радиопереговоры с "Коброй", когда он работал со своей схемой, пока я следил за тем, что он видел на земле. Когда Билл раздвигал свои круги поиска дальше по району, он изучал землю под собой, отслеживая перемещения и докладывая об этом "Кобре". Пешие перемещения можно было отследить, пройдя над тропой или болотистой местностью, где проходил враг, оставляя следы, согнутую слоновью траву или какие-нибудь другие следы прохождения. По внешнему виду тропы Джонс мог оценить примерное число войск, а также как давно пользовались тропой.

Следы, которые можно было четко разглядеть, отчетливо сигнализировали — всего несколько человек. Если бы тропа была нечеткой и вообще, запутанной, вы бы знали, что по ней шло интенсивное движение, проходя по следам друг друга.

Билл продолжал учить меня, что направление движения можно было также определить путем изучения следов. Многие вьетконговцы носили так называемые сандалии Хо Ши Мина — не более чем пару плоских кусков резины, привязанных к ноге владельца. Носок и пятка имели одинаковую форму, но при ходьбе на пятке был сосредоточен больший вес, что приводило к более глубокому впечатыванию. Кроме того, носок выдвигал вверх небольшой гребень грязи. Тщательно проверяя отпечатки пяток и пальцев ног, оставленных на пыльной земле, вы могли сказать, в какую сторону прошли люди по тропе.

Внезапно наткнувшись на знак пешеходного движения внизу, Джонс передавал ударному вертолету: "У меня есть след". Позывные между разведчиком и ударным вертолетом обычно опускались, когда в этом районе действовала только одна команда вертолетов. "Он идет на северо-восток, курс ноль три ноль градусов. Признаки небольшого движения — два или три человека за последние двенадцать часов на северо-восток. Я собираюсь пойти по следу и проверить его". Наши гарнитуры в ответ шипели: "Чшш-ш-ш-еш... Чшш-ш-еш", показывая, что экипаж "Кобры" нас понял.

Билл начинал перемещать OH-6 на северо-восток, используя тропу как указатель, и расширяя свои круги немного дальше с каждым заходом, все время изучая следы и любые другие знаки на своем пути, что бы убедиться, не оставила ли вражеская сторона след.

— ОК, у меня есть место справа от тропы. Похоже, они ужинали здесь прошлой ночью. У меня есть остатки небольшого костра. Они не тлеют... они погасли.

Следы вели снова вели на северо-восток и Джонс повел "Вьюна" по следу.

— Есть бункер... примерно в пятидесяти футах слева от тропы. Выглядит примерно двенадцать на двенадцать... Может быть, складской бункер... полтора, может быть три фута верхнего перекрытия, хорошо сделанный, недавно замаскированный.

— Как правило — сказал мне Джонс — Мы находим бункеры довольно стандартных размеров: пять на семь, восемь на десять, двенадцать на двенадцать, пятнадцать на на десять, двадцать на сорок — это самые крупные. Когда сообщаешь о бункере ударному вертолету, дай ему общее внешнее размерение и примерную толщину верхнего перекрытия. Он запишет всю эту информацию на своих картах для 2-го отдела на базе.

Разведчик определял бункер по его форме, состоянию камуфляжа поверх него и входным отверстиям, либо углам, либо по плоским боковинам. Эти входы на земле выглядели как темные пятна и обычно были вырыты в форме буквы "L", что бы Чарли мог обстрелять вас из ямы, а затем вернуться в укрытие. Такая форма защищала вход от пуль в ответ. Более мелкие бункеры, должны были, как правило, обеспечивать укрытие для вьетконговцев, движущихся по тропе. Более крупные из них, обычно предназначались как складские бункеры, для хранения припасов, используемых для поддержки Чарли, пока они проходили или сражались в этом районе. Некоторые из них служили в качестве командных пунктов.

Те дополнительные дни, когда я летал в качестве второго пилота наблюдателя с Биллом Джонсом, были бесценны. Я цеплялся за каждое его слово. Джонс, казалось, предчувствовал проблемы заранее. Он заранее знал, что он может быть обстрелян невидимым врагом. Я наделся, что у меня тоже разовьется этот предупреждающий инстинкт.

Глава 4. Темная лошадка Один Семь

Это было 8-е апреля 1969 года, мой двадцать первый день рождения.

Теперь, думал я улыбнувшись про себя, я могу легально выпить. Я также могу голосовать. Я даже могу, может быть, получить небольшую скидку на автостраховку, если я вернусь домой. Во Вьетнаме все это звучало довольно глупо.

Первые лучи рассвета появлялись над взлетно-посадочной полосой Фу Лой, и тот факт, что это был мой день рождения, был наименее значительной вещью в моем сознании, когда я вышел из оперативного отдела к линии стоянки, с стоящими на ней OH-6A.

Сегодня я впервые буду сам по себе. Я полечу на своей собственной машине, как разведчик — половина команды поиска и уничтожения VR-1. Оперативный только что проинформировал нас, что пилот ударного вертолета Фил Каррис (Три Восемь) и я (Один Семь) проведут визуальную разведку берегов рек Тхи-Тин и Сайгон. Мы начнем недалеко от Фу Куонг, направляясь на север вдоль реки Сайгон к пересечению Большой Синей (Сонг Сайгон) и Маленькой Синей (Сонг Тхи Тин). Затем мы отправимся на север вдоль Сайгон, свернем вдоль западной стороны железной дороги и посмотрим, что может делать Чарли вдоль рек.