Апач

То же самое продолжалось в эскадрилье, когда все сдали квалификацию. Пилоты "Апачей" работали по четырнадцать часов в день, каждый день, что бы не снижать темп. Вы должны были быть на шаг впереди машины все время. Если вы не делали этого, она повернется и укусит вас.

В отличии от других армейских подразделений, в нашей эскадрилье мы редко использовали "сэр" в общении между членами экипажей. Офицеры называли друг друга по именам и остальные делали то же самое. Мы через столько вместе прошло, что церемонное обращение казалось избыточным. Мы все были близкими друзьями — и было странным называть своего хорошего приятеля "сэр". И прежде всего, у нас не было на это времени.

Было еще кое-что, что требовалось пилоту "Апача" Лучший пилот ударного вертолета — это тот, кто обладает душой пехотинца. Летный состав Армейского Воздушного корпуса был всегда известен как летающие солдаты, а не пилоты. Кстати, это было причиной того, что мы предпочитали носить обычную полевую униформу, а не летные комбинезоны — за исключением Билли, конечно. Идея, ради которой был основан Корпус, когда первые солдаты-артиллеристы поднялись в корзинах воздушных шаров, было помочь тем, кто сражался на земле — и это никогда не менялось.

"Мы идем через лес", мог сказать командир на земле, когда мы прикрывали его на "Газелях" или "Рысях".

"Принял, понял" — отвечали мы. "Двигайтесь медленно и мы прикроем опушку и высоту".

Вы можете научить обезьяну летать; советские ученые доказали это, подключая электроды к рукояти управления. Но вы не можете научить обезьяну примкнуть штык и атаковать. Для того, что бы сражаться на "Апаче", недостаточно было быть одаренным пилотом и чокнутым техноголовым. Это только помогло бы оказаться вам в нужном месте в нужное время. Главное заключалось в том, что должно было произойти после этого.

В месяцы, предшествующие нашей отправке в Афганистан, некоторые из высокого начальства очень нервно реагировали на классификацию "Апача" как машины для убийств. Им в самом деле не нравилось говорить об этом, несмотря на то, что мы шлялись с огромной неуставной нашивкой подразделения ударных вертолетов на рукавах. Одному Богу известно, что они думали по поводу того, чем мы должны там заниматься.

Для нас это было убийственно просто. Пилоты ударных вертолетов не доставляют суп. Мы не помогаем пожилым леди переходить дорогу и не раздаем леденцы на палочках. Наша главная задача в бою было найти врага и прикончить его.

Снайперы и пилоты "Апачей" были единственными, кто в бою в подробностях видит лицо человека, которого они собираются убить. Девять раз из десяти, мы наблюдали их крупным планом на экране в пять квадратных дюймов, прежде чем нажать на спуск. Это не слишком отличается от того, как снайпер, поймав свою жертву в прицел винтовки, ждет удобного момента для ее уничтожения. Мы имели то же самое мышление — мышление профессионального убийцы.

Первые шестнадцать из нас получили свою квалификацию в октябре 2004 года, позволяя объявить, что 656 эскадрилья находится в начальной готовности к боевым действиям — действующей ударной силой, но не способной выдержать длительные операции. 5 мая 2006 эскадрилья была развернута в Афганистане и мы наконец объявили о полной боевой готовности как подразделение — через шесть дней после развертывания.

"Апачи" прибыли спустя месяц после остальных частей бригады и ни один из наземных командиров сначала понятия не имел, что с нами делать. Из-за потраченных лет и огромный перерасход бюджета, в военных кругах программа "Апача" высмеивалась как "белый слон" — переоцененная гламурная машина времен Холодной войны, не имеющая практической ценности в противопартизанских боях на короткой дистанции в 21-м веке. Они отправляли нас на миссии, так или иначе, просто потому, что там были. Когда мы вступили в первый огневой контакт — мы показали все, что мы могли сделать.

Через несколько недель отношение к нам полностью изменилось. Вплоть до того, что командир 3 десантного батальона отказывался отправлять людей на задание из их взводных казарм, если их не прикрывал "Апач".

Мы показали, что машина была феноменально хороша в ближней — зачастую очень ближней — воздушной поддержке, стремительно вытесняя "Харриер" с этой позиции. Мы были для десантников их старшим братом; мы появлялись и немедленно мстили хулиганам, которые их обижали. Скоро парни на земле стали именовать нас "мускулом". "Это выглядело довольно хреново, пока "мускулы" не появились", звучало постоянным рефреном в столовой.

Для нас это безумное лето было постоянным метанием от одного блокпоста под обстрелом, до другого осажденного окружного центра. Время от времени это напоминало игру "Поймай моль" на ярмарке; ту, в которой вы никогда не знали, в какой из множества дырок появится маленький трескучий жучок, что бы прихлопнуть его ловушкой. Вы должны были быстро ударить его молотком, но как только вы это делали, другой появлялся в другом отверстии. Если вы не продолжали успевать их прихлопнуть, вы проигрывали.

В нескольких случаях, мы почти проигрывали. Я говорил по телефону с домом, когда нам объявили вызов "Сломанная стрела", поступивший от Новзад. "Сломанная стрела" означал экстренный вызов на помощь для любой доступной машины. Это означало, что блокпост уже вот-вот захватят. Мы прибыли туда, что бы найти роту Королевских Фузилеров, перебрасывающихся гранатами с талибами под их стенами.

Наша главная слабость была в ограниченном времени для игры. Наше топливо и боеприпасы всегда заканчивались в итоге, мы должны были вернуться на базу или быть смененными другой парой "Апачей".

Иногда, все что нужно было сделать, это подняться в воздух. Враг научился бояться нас. "Когда появляться москиты, оставайтесь под землей", говорили командиры талибов своим людям. Но в большинстве случаев они дрались, несмотря ни на что.

В том первом туре, я побывал должно быть, в двадцати различных боях; одни были в несколько минут, другие длились в течение многих часов. Все же, несмотря на это, я сейчас сидел на своей раскладушке в начале моего второго тура и обдумывал свою судьбу. Не то, что бы я боялся смерти. За двадцать два с половиной года барахтанья в этом мире, я несколько раз почти попал в "номер семь" несколько раз — причем, что примечательно, один раз в Альдершоте. И я полагал, в течение долгого времени, что если уж ваш номер выпал, то не было никакого смысла об этом беспокоиться. Чем я действительно был обеспокоен, так это тем, как не умереть сейчас.

Мне сошел с рук первый тур, и как предполагалось, этого было достаточно для меня. Я полагал бы вопиющей несправедливостью, если бы что-то случилось со мной за минуту до того, как я собирался свалить. Я был плохим мальчиком в прошлом, и это сошло мне с рук тоже. Может быть, это то, чем был мой следующий тур: судьба, карма, закон подлости, закон Мерфи; или просто случившееся дерьмо — называйте это как хотите. Все что я знал, так это то, что у каждого есть определенное количество удачи в жизни и моя сумка с удачей должно быть уже почти пуста.

Я не говорил об этом с Эмили. Вместо этого я застраховал жизнь на максимально возможную сумму, обновил свое завещание и позаботился, что бы все было в порядке с ней и моими детьми, если я не вернусь назад.

Но у Эмили были свои причины для беспокойства. Незадолго до моего отъезда во второй тур, мы решили начать жить как семья. Мы были вместе уже несколько лет, ей было тридцать четыре года и время брало свое. Я не понял тогда, насколько мое решение затрагивало ее.

В нашу последнюю ночь, Эмили заставила меня пообещать, что я не буду делать глупостей. Это было обещание, которое я собирался сдержать и я сказал ей об этом. Тогда она дала мне крошечный талисман на удачу, серебряного ангела, не больше почтовой марки.

"Носи его с собой всегда и он будет оберегать тебя", сказала она.

Я рассмеялся. Она разрыдалась.

Так что мой верхний правый нагрудный карман был застегнут на пуговицу и на липучку. Он пойдет со мной всюду, куда бы я не пошел — даже если считать это суеверием... и будь, что будет.

Глава 3. Передача

Очень многое должно было быть сделано в эти пять дней, прежде чем 664 эскадрилья отправится домой. Наша смена должна была пройти без задержек. Еще более важно, что бы она прошла без проблем с поддержкой "Апачами" парней на земле. Мы должны были усвоить уроки, которые они получили в этом туре, мы должны были изучить все процедурные изменения и возможные проблемы с машинами, которые случились за три месяца жестких боев.

Некоторые люди в Лондоне нервничали. Очень много денег было потрачено на "Апачи" и последним, чего бы они хотели, так это что бы один из них вышел из строя после года оперативного дежурства. Поскольку все это было делом новым, чинуши из Министерства обороны следили за нами как ястребы.

Министерство обороны выпустило энциклопедический документ, известный как "Руководство по эксплуатации", в котором было описано, что можно и что нельзя было делать с машиной. Если бы пилот нарушил любое из правил этого руководства, в воздухе или на земле, его ждало служебное расследование. Если бы при этом выяснили, что он сделал это намеренно, он бы вылетел из летного состава — надолго.

Как м-р Небесный Коп, бедный старый Билли взвалил на плечи обработку полетных записей. Я не завидовал его ответственности, но это был отличный итоговый материал.

— Я сделаю мертвую петлю на "Апаче" в этом туре, Билли?

— Даже не мечтай об этом. Вы все всего лишь средние пилоты, запомни. — и шепотом, но достаточно громко, что бы мы слышали — В отличии от меня.

— Я предполагаю, что о паре "бочек" можно тоже не заикаться?

В то время, как Билли обменивался записями с квалифицирующим вертолетным инструктором 664-й эскадрильи, я улаживал нюансы с системами вооружения с их оружейным офицером. Я также расписался за ноутбук фотопулемета, на котором хранились записи всех случаев применения нами оружия. Этот ноутбук хранился в специальном сейфе в Передовом офисе Объединенного Вертолетного Отряда (Joint Helicopter Force Forward office). Куча материалов, совершенно секретных. "Убойное ТВ" могло быть действительно разрушительным, попади оно не в те руки. Например, на YouTube с провокационным заголовком, превращающим нас в военных преступников.

Достаточно было взглянут на позорную ленту с американских "Апачей", истребляющих "иракских крестьян". Американская агентурная разведка перехватила план атаки на самолет с помощью зенитной ракеты. "Апач" был послан на перехват и уничтожил каждого члена команды повстанцев. Лента была украдена, обрезана и перемонтирована, для демонстрации того, как слуги Великого Сатаны зверски истребляют невинных иракских крестьян. Что там не показали, так это зенитную ракету, извлеченную из сумки и установленную на стартовую позицию.

ОВО был нервным центром эскадрильи, а за следующей дверью справа был Объединенный Оперативный Центр (Joint Operations Centre) — центральный зал оперативного планирования, координирующий деятельность трех боевых групп, базирующихся в Бастионе (42 Коммандо (батальонное формирование морской пехоты, прим. перевод.), 45 Коммандо и Группа добывания информации).

Комплексы ОВО и ООЦ со всеми своими палатками, мачтами, антеннами, флагами, едва помещались на пятидесяти квадратных метрах. Они были обнесены колючей проволокой и единственный вход охранялся вооруженной пулеметами охраной двадцать четыре часа в сутки. Это была самая охраняемая территория в лагере и любой, кто туда входил, должен был сообщить официальную причину. Между ОВО и ООЦ было постоянно оживленное движение — каждый хотел знать, что придумал сосед, что бы согласовать операции.

ОВО был большой звукоизолированной палаткой цвета хаки с кондиционером, пять метров в ширину и пятнадцать в длину. В центре стоял огромный стол для карт, со столом для Босса, офицера-планировщика эскадрильи, наблюдателей и связистов по четырем сторонам от него. Мы и пилоты "Чинуков" планировали наши миссии, проводили брифинги и управляли вылазками оттуда.

В наличии было восемь "Чинуков", больше чем изначальные шесть, предназначенные для экстренного реагирования прошлым летом. В Бастионе находились только два вертолета для быстрого реагирования в любое время, остальные CH47 находились в гигантском военно-воздушном южном центре Коалиции, авиабазе Кандагара.

Экипажи "Чинуков" — два пилота и три борттехника — заходили в ОВО только для докладов. Если нам нужно было детальное согласование с ними, прежде чем они покидали Кандагар, мы должны были это делать по конференц-связи. В Кандагаре был также размещен наш тыловой эшелон, куда мы отправляли "Апачи" для сложного обслуживания или ремонта. В Бастионе не было ни оборудования, ни запасных частей. К счастью, передача заключалась только в смене персонала. Все оборудование и летное имущество оставалось там же, где и было.

"Апач" очень прожорливая бестия: он жрал боеприпасы, топливо и запасные части с угрожающей скоростью. Эскадрилья из восьми машин требовала весьма солидное тыловое обеспечение в поле: восемнадцать четырехтонных грузовиков для запасных частей и боеприпасов, семи тягачей, пяти заправщиков, трех автопогрузчиков, двух мотоциклов, пяти техничек, одного саперного восьмитонного тягача и пожарной машины.

Машина была чрезвычайно трудоемкой в обслуживании и в лучшие времена, а Афганистан был наихудшим местом для действий вертолетов. Один час полетного времени стоил 20 000 фунтов стерлингов и требовал тридцать два человеко-часа на наземное обслуживание — и это не были просто кучка тупых парней в комбинезонах механиков с гаечными ключами. Нашим "Апачам" требовались инженеры-механики для авионики и авиатехники, оружейники, команды заряжающих, заправщики, водители, связисты, специалисты по информационным технологиям, офицеры разведки, клерки и кладовщики — всего 98 человек; более шести на каждого пилота и каждый в своей области был экспертом.

Инженеры-механики делились на два племени, в зависимости от их роли. Одни были Зеленью — электронщики, техники работающие с авионикой (например, TADS или защитными системами). И были Черныши: перепачканные маслом обезьяны, которые работали с техникой — лопастями, винтом, главным редуктором и двигателями. Каждый лагерь считал свою работу жизненно важной для машины, так что Зелень и Черныши жили в состоянии перманентных взаимных подколок. "Что такое Черныши?" — было постоянным рефреном Зелени — "Это Зелень, когда ей выбьют мозги!". В ответ Черныши подстерегали Зелень, когда те скрючивались за своими компьютерами, обзывая их лентяями, чаегонами и дохлыми сачками.

На самом деле, каждый из них испытывал здоровое уважение к другому и они вместе работали рядом над фюзеляжем бок о бок. Они были превосходной и сплоченной командой, и именно такой они и должны были быть: нам снова подняли максимальные летные часы, так что, второй тур должен был быть намного более трудным, чем первый. Теперь мы могли провести в воздухе одиннадцать с половиной часов в воздухе в день; в начале первого тура это было только шесть часов в день. "Чинукам" и "Рысям" летные часы также были увеличены. Так как они имели такие же ограниченные ресурсы, нагрузка на них также возросла.