Старичок - бодрячок, или хроники попаданца

"Теперь все контакты в России оборваны. В ближайшее время, как обещал господин Везель, оговорённые документы мне будут подготовлены, а о кончине господина Гурия Ивановича Кострова будет напечатано сообщение в две строки в маленькой заштатной газетёнке города Киля вследствие отказа печени по причине беспробудного пьянства. Даже опытные германские врачи не смогли вылечить алкоголика из России. Эта газетка должна быть забыта одним германцем на погранпереходе в Ревеле и сделано всё это для того, чтобы с этой заметкой ознакомился именно тот офицер-погранец, который разрешил выезд Глебу Петровичу в Германию.

* * *

Предаваться отдыху, конечно, замечательно, но мысли о предстоящей работе в головном офисе "Дойче банка" постоянно крутились в голове Глеба Петровича.

"Надо так подойти к выполнению новых обязанностей, чтобы не спеша, по каплям передавать важную информацию о развитии банковского дела. Её должно хватить на много лет моей плодотворной работе в банке, которые я собираюсь счастливо прожить в Германии. Буду планировать не менее десяти лет. Тем более что господин Везель подвесил перед моим носом большую "морковку" в виде отдельного положения в контракте со мной, гарантирующего премию за каждое внедрённое новшество, принёсшее банку прибыль, в размере годового оклада и пересмотр оклада в сторону увеличения на четверть раз в год при отсутствии замечаний ко мне по работе. Это не те жалкие двести марок, выплачиваемые ежемесячно Куртом Зоммелем за мою ударную работу в его филиале."

Гуляя по Франкфурту-на-Майне, Глеб Петрович совмещал приятное с полезным: подыскивал себе жильё. Не век же ему жить в отеле: дорого, да и не любил он множество людей, мельтешащих перед ним день и ночь.

"Вот бы найти такой же домик, как в Киле, с такой же хозяйкой какой была Марта! Золотая женщина! Вкусно готовила, разговорами не надоедала, в мои дела нос не совала, не учила жить, не болтлива, аккуратна ... Прям, как моя Капа! По объявлениям обошёл уже половину города — не нашёл ничего подходящего! Хочу не хочу, но за оставшиеся две недели жильё себе найти обязан! "Надо Федя, надо!"

Глеб Петрович, в какой уже раз просматривал местные газетки в разделе объявлений о сдаче и продаже жилья. Ни за одно не цеплялся глаз, пока, в самом конце не углядел одно, напечатанное маленькими буковками и всего в две короткие строки:

— "Сдаётся дом, возможен выкуп. Торг — тоже. Варсонофий."

"Имя знакомое, где я его слышал? Припоминаю, бабушка моя рассказывала, что был такой иерарх РПЦ в Новгородской губернии в девятнадцатом веке, боролся со старообрядцами, причём "не мечом, а словом". Принял мученическую смерть от красных карательных отрядов в 1918 году. А имя само: Варсонофий — означает воспитанник вооружённых людей. Много с таким именем было православных священников на Руси в моём родном отечестве. Надо сходить, посмотреть этот домик. Денег, правда, у меня немного, но фраза в объявлении: "торг — уместен" — обнадёживает. Да и недалеко он отсюда находится."

* * *

Домик и на самом деле был небольшим; 6*6 метров. Кирпичный, трёхэтажный "скворечник", вместо обычной крыши — купол, высотой метра три, покрытый кровельным оцинкованным железом. Расположен в середине квартала рядом с трёх-пятиэтажными домами, окружающими его. Поэтому и незаметен этот домик со стороны. Окружён металлическим кованным забором, имеет небольшой двор, на котором стоял маленький флигелёк. На первом этаже флигеля располагались сарай и конюшня. На втором этаже — две комнаты: для кухарки-служанки и дворника-конюха. Это Глеб Петрович узнал уже после того, как познакомился с хозяином дома — Варсонофием.

Хозяин дома оказался стариком лет под девяносто, а может и более. Он принял Глеба Петровича в своей спальной на втором этаже дома, лёжа в постели. Седой как лунь, но глаза живые, так и пронзают насквозь: хочешь-не хочешь, а правду говорить будешь. Провела к Варсонофию его служанка Луша — русская, из-под Вологды, откуда с хозяином приехала в Германию сорок лет назад ещё молодой девушкой.

Варсонофий внимательно оглядел гостя и неожиданно сказал по-русски:

— Присаживайся, гость дорогой, в ногах правды нет. Вижу, русский ты человек, хоть одет в германскую одежду. И крещён по старой вере и крест правильный носишь.

"Он что, этот Варсонофий, насквозь человека видит? Всё правильно сказал, ни в чём не ошибся."

— Спасибо. Гурий Иванович Костров, — представился Глеб Петрович.

— Не твоё это имя. Да мне всё равно. На дом посмотреть пришёл? Снять хочешь или купить? Что-то я не пойму.

"Он что, даже это знает? Осторожным с ним надо быть: насквозь видит."

— Пока ещё не решил. Дом посмотрю, с хозяином поговорю, тогда и определюсь.

— Ну-ну. Сергеевна, покажи гостю дом, да расскажи всё, ничего не скрывай!

Тут же из-за двери появилась та служанка, что впустила Глеба Петровича в дом, и они отправились его осматривать.

— Ты, батюшка, не гляди, что дом мал — да он удал. Раз хозяин приказал тебе всё показать и рассказать, то ничего скрывать не буду.

Они начали осмотр с первого этажа, и дошли до чердака, расположенного под тем странным куполом, на который ранее обратил внимание Глеб Петрович. Снаружи это было незаметно, а вот изнутри хорошо было видно окно прямо посередине купола, через которое освещался чердак. На чердаке также находилась жилая комната, только очень бедно обставленная: деревянная узкая кровать с тощим матрацем, набитым сеном, такая же подушка, небольшой стол со стоящим на нём подсвечником с тремя свечами и стул. Кроме подсвечника там же стояла чернильница-невыливайка, рядом — деревянный стакан с перьевыми ручками и пачка белой бумаги. На полу лежали две домотканые дорожки: одна вела от лестницы к столу, вторая от стола к кровати. Стол стоял прямо под окном. В красном углу над лампадками на полочке стояли две хорошо знакомые Глебу Петровичу иконы: Иисус Христос и Божья Матерь. Перед ними на полу лежал маленький коврик. Больше ничего на чердаке не было.

— Это келья отца Варсонофия. Он, пока не заболел да не слёг тут всё время проводил: молился, книги писал.

Затем они опять спустились на первый этаж, откуда, открыв металлическую дверь, находящуюся под лестницей, пройдя по небольшой винтовой лесенке, оказались в подвале. Подвал использовался для хранения дров и угля, которыми топился котёл, находящийся тут же. Дрова и уголь подавались в подвал через небольшое оконце под самым потолком, на полметра возвышающимся над землёй с внешней стороны дома. Также там были ещё две двери: одна деревянная, ведущая в ледник, вторая металлическая с большим навесным замком.

— В эту дверь я не входила, и ключа от замка у меня нет. Только иногда Егор туда ходит, как хозяин прикажет.

— Егор — дворник?

— Да, и кучером был, когда пролётку держали. Ну вот, всё показала, только во флигеле не побывали. Пойдёте смотреть?

— Пойду.

"Сарай как сарай, конюшня тоже самая обычная. Только без лошади. Всё здесь вычищено: ни сена, ни пролётки нет. Наверху — две комнаты, где Егор и Луша живут. Отапливается флигель от котла в доме. Удобно очень, и грязи нет. Хорошая усадьба. Вот только зачем мне такая большая? И сколько за неё платить надо? Да ещё и служанку с дворником содержать. И одной комнаты бы хватило, не баре."

* * *

Глеб Петрович сидел на стуле напротив кровати, на которой лежал Варсонифей и подбирал слова, которыми будет отказываться от предлагавшегося ему счастья — собственной усадьбы в центре города.

— Понравилась моя усадьба? — поинтересовался Варсонифей, с интересом вглядываясь в реакцию Глеба Петровича на его слова.

— Хорошая усадьба! С умом спроектирована и отлично построена. Простоит ещё полвека без ремонта. Но для меня — великовата. Я живу один, мне — много не надо. Нет ни жены, ни детей. А забот с такой усадьбой — немеряно!

— Это с какой стороны посмотреть. На вид-то тебе годков больше семидесяти, а здоровье, как у молодого! За десять минут все этажи обежал, всё посмотрел, оценил и даже не запыхался.

— Да и средств на покупку усадьбы у меня нет. Ведь ещё и служанку, и дворника содержать надо: как без них-то? Никаких денег не хватит. Так что отказываюсь от идеи приобрести эту усадьбу. Что попроще искать буду.

— А поторговаться не хочешь? Цену сбить?

— Сбить можно с того, что известно. А мне ещё цену никто не называл.

— Аренда — двести марок в месяц. Да по сто марок платить служанке и дворнику с учётом бесплатного проживания и кормёжки. Неужто из тысячи марок шестьсот в месяц выделить не сможешь на достойное проживание, приличествующее твоему положению? Из них триста марок пустить на выкуп дома. Остальные — на жизнь и содержание дома.

— По двести марок на продукты, дрова, уголь что ли? Опять без накоплений жить? Каждый месяц пфенниги экономить?

— Да, считаешь ты хорошо. По триста марок ежемесячно переводить на специальный счёт в банке на поддержание соотечественников, бежавших от преследований за старую веру — в течение десяти лет. Тогда спустя это время станешь полным хозяином этого поместья: дома и флигеля, обнесённых забором.

— При таком предложении и торговаться как-то неловко: поместье не менее пятидесяти тысяч марок стоит. А тут тридцать шесть тысяч, да ещё в рассрочку на десять лет! За что мне, незнакомому человеку такая благодать? Да и узнать хочется, откуда про меня всё известно: и про здоровье, и что русский, и старовер, и даже месячное жалование в тысячу марок? Вот я, например, здесь первый раз, никого из поместья не знаю, ни разу ранее не видел, зашёл сюда случайно. Как говорится: человек с улицы! А встретили меня как хорошего знакомого, да ещё и облагодетельствовать решили. Проживу ли я предстоящие десять лет — неизвестно. И что тогда будет с поместьем и ежемесячным пополнением счёта в банке?

— Об этом можешь не беспокоиться. Договор мы с тобой заключим. В нём всё будет по полочкам разложено: что, сколько, где, когда, кому и почему. А знаю я о тебе, Глеб Штраус, потому, что я много чего знаю, что на белом свете творится. И попал ты в Германию не случайно, и здоровье твоё улучшилось тоже не просто так. Можно было бы тебе это поместье просто подарить, да я считаю, что это неправильно: что легко приходит, то также и уходит. Купить его тебе надо за свои, трудом заработанные деньги. Тогда и беречь его будешь.

— А что за спешка такая с продажей этого поместья? Не проще ли сдать мне для проживания одну комнату, а уж потом и определиться с предложением продажи?

— Тут ты прав: спешка большая. Осталось мне жить в этом городе всего десять дней и должен я за это время всё по уму сделать.

— Умирать собрались?

— Нет, в монастырь на Афон в Грецию перебираюсь. Всё порученное мне здесь полностью выполнил, теперь готовиться к новой жизни буду.

— Значит, опять кота в мешке покупать придётся. Ладно. Прожил я уже семьдесят пять лет, проживу ещё, сколько на роду написано. Согласен я на поместье договор аренды/купли заключить. Только с одним дополнением: в любой момент могу его расторгнуть и перезаключить на условиях только аренды. Мне ещё неизвестно, как работа на новом месте сложится, а сразу в кабалу записываться — себя не уважать.

— Договорились, значит. А теперь внимательно меня выслушай.

Варсонифей с Глебом Петровичем просидели ещё почти час, в течение которого было рассказано много неожиданных вещей о приобретённом им доме.

* * *

Как и обещал Везель, новые документы для Глеба Петровича были подготовлены в указанные сроки и содержали все его пожелания. Договор на приобретение усадьбы был оформлен уже на новое имя: Глеб Штраус. Контракт "Дойче банка" с ним также был успешно подписан, и теперь ничто не мешало попаданцу приступить к своим новым обязанностям в головном офисе банка.

Первый день на работе был посвящён знакомству со своим рабочим местом, с людьми с которыми Глебу Петровичу придётся постоянно контактировать, первичному уточнению целей и задач той работы, что его ожидает.

Проект плана работы на пять лет вперёд с подробным расписанием на первый год, разработанный за месяц отдыха, он передал Везелю для утверждения и теперь ожидал предметного разговора с ним.

Глебу Штраусу был выделен небольшой кабинет, выходящий в приёмную Везеля, так что по вызову начальства далеко ходить было не надо. Он получил разрешение на свободное расписание рабочего дня, но был обязан заранее докладывать своему начальнику о месте нахождения в рабочее время, если собирался отсутствовать в кабинете. Априори предполагалось, что в рабочее время Глеб должен заниматься только делами банка.

В конце второго дня он встретился с Везелем в его кабинете в присутствии первого заместителя управляющего Фрица Курца, постоянно замещающего своего начальника во время отсутствия того в банке.

— Господин Штраус, я внимательно изучил представленный Вами план работы, особых замечаний не имею, но хотел бы выслушать Ваши комментарии по всем пунктам плана. Может быть, мы по-разному понимаем предлагаемые Вами нововведения, в разработке и внедрении которых Вы будете участвовать. Знаете, отдельные термины хоть интуитивно мне и понятны, но требуют дополнительного разъяснения.

— Безусловно, господин Везель, я подробно пройдусь по всему плану и внесу в него все изменения и дополнения, которые Вы потребуете.

После этого в течение трёх часов продолжалось обсуждение плана, который в итоге был принят полностью и утверждён.

После ухода Глеба состоялся разговор господ Везеля и Курца.

— Отто, ты ранее никогда не отличался доверчивостью. Неужели настолько уверен в добропорядочности этого русского старика, что подписал с ним контракт на очень хороших условиях и даже посвятил его в ряд наших банковских тайн? Что мешает ему, разузнав наши секреты, переметнуться к конкурентам?

— Фриц, не всё так просто в этом мире. Ты не хуже меня знаешь, что появилось много молодых, быстро развивающихся банков, уже теснящих нас с первых позиций. Например, "Новый германский банк" из Берлина, или "Кредитный баварский банк" из Мюнхена. На подходе ещё несколько банков в Гамбурге, Дрездене, Кёльне. Что мы можем им противопоставить? Только значительный прогресс во внедрении банковских услуг и предложение новых банковских продуктов. Сколько их было нами разработано, предложено и внедрено за последние три года? Ни одного — до появления в кильском филиале этого русского. Он один сумел за четыре месяца сделать столько, сколько подчинённый тебе инновационный отдел в составе двенадцати очень неплохих специалистов сделали за десять лет! Не обижайся моим словам — они правдивы!

— Согласись, мы не бездельничали! Нами было предложено много нововведений, однако, они не дали ожидаемого эффекта. И откуда этот старик так много знает и умеет? Никогда не слышал, что в России имеются банки, опережающие нас по разработке и внедрению новых банковских услуг!

— А кто тебе сказал, что этот русский старик работал в российских банках? Я нанял специалистов — детективов, которые навели необходимые справки и выяснили, что он появился в России за десять дней до приезда в Германию. Откуда появился — узнать не удалось. Как будто из воздуха материализовался. Сначала я считал, что он приехал из Америки, но детективы не нашли никаких следов этого.