По ночам в бункере Сечеле оставалось не более семи-восьми боевиков, составляющих его свиту и личную охрану, а с таким количеством противников Орк мог справиться без особого труда. Нужно было лишь сделать так, чтобы их количество не увеличивалось, то есть чтобы никто не вызвал подмогу, и один из бандитов по-дружески помог Бену, войдя в туалет в тот самый момент, когда Орк собирался его покинуть. Вошел — и напоролся на нож, уменьшив тем самым число защитников на одну единицу.
Отсчет начался.
Прикончив боевика, Бен сменил нож на пистолет с глушителем, отправился к входной двери и застрелил охранников. Заблокировал дверь — теперь подмога не явится слишком быстро, оставил у входа два боевых дрона с приказом открывать огонь по любой движущейся цели, заглянул в "казарму", застрелил трех спящих боевиков, а затем ворвался в комнату отдыха, где шла азартная и шумная игра в карты. За столом собрались пять человек, но немой сцены не последовало: Орк взял с собой автоматический пистолет; перед тем как ворваться, снял глушитель и поставил увеличенный магазин, и открыл огонь, как только выбил дверь, — так его учили. Комната оказалась не очень большой, поэтому огонь получился плотным и прицельным. А значит — экономичным. Загруженное в "глухарь" приложение не только указывало на первоочередные цели, но молниеносно оценивало результаты стрельбы, анализировало причиненный ущерб и давало рекомендации: перенести огонь на другую цель или добить предыдущую. На уничтожение пятерых человек Орсон потратил семь секунд и семнадцать патронов.
А затем вломился в спальню, и вломился вовремя: вскочивший с кровати Сечеле как раз потянулся за оружием.
— Нет, — негромко произнес Бен, и Крокодил послушно замер. Он был жестоким бандитом, но не дураком, и знал, когда следует подчиниться.
Медленно выпрямился, повернулся, показал ладони и прищурился:
— Ты пришел за деньгами?
Бенджамин промолчал. Посмотрел на дрожащую на кровати девушку и понял, что она не представляет угрозы.
— Кто ты? — продолжил Сечеле, явно стараясь потянуть время.
— Мы не знакомы.
— Ты пришел за деньгами?
— У тебя есть золото?
— Отпустишь меня? — тут же спросил Крокодил. И добавил: — У меня есть золото. Сто полновесных монет в сейфе.
— Не много.
— Здесь мне больше не нужно, — пожал плечами бандит. — Так, на текущие расходы.
И сделал малюсенький шаг к столу, на котором лежал пистолет. Настолько малюсенький, что распознать его глазом было практически нереально, но шлем считал его без труда.
— Еще одно движение — и я стреляю, — равнодушно произнес Орк.
— Армейская кастрюля с армейскими программами, — вздохнул бандит. — Мы договорились насчет золота?
— За сто монет я не стану тебя мучить, — пообещал Бен.
— То есть убьешь меня в любом случае? — поднял брови Сечеле.
— Да.
— Тебя наняли?
— Помнишь Келли?
— Какую Келли? — нахмурился Крокодил, явно не ожидавший услышать женское имя.
— Рыжую Келли, одну из твоих девочек, — уточнил Орсон. — Она прыгнула с крыши несколько дней назад.
— Ах, эту... — Дога неожиданно стал серьезным. — Ты пришел из-за Келли? Из-за прыгнувшей шлюхи?
— Расскажи мне о ней, — попросил Бен. — Она действительно играла на виолончели?
Сечеле вздрогнул. Однако ответить попытался твердо:
— Зачем тебе это знать?
— Ты действительно изнасиловал ее, когда она была школьницей?
— Зачем тебе это знать? — повторил Крокодил, но голос предательски дрогнул, показав, что страх, которого дожидался Орк, наконец-то овладел бандитом.
И Бен без колебаний выстрелил Сечеле в ногу. Чуть выше колена.
— Черт! — завизжал бандит, падая на пол. — Черт! Черт! Не надо! Не стреляй — я все скажу! Я ее изнасиловал, да! А чего ты хотел? Не я, так другой, это было неизбежно!
— Ты ей жизнь сломал, — тихо сказал Орк. — Ты сделал из нее проститутку.
— А кем бы она здесь стала? — проревел Крокодил, зажимая рану рукой. — Оглянись, придурок, и подумай, какое другое будущее ее здесь поджидало? Принц на белом коне? Колледж и Принстон? Кем, по-твоему, она могла вырасти в Бруклине?
— Она играла на виолончели, — еще тише произнес Орк и прострелил бандиту голову.
Бен был полностью согласен с услышанным, знал, что Крокодил прав и здесь, в Бруклине, нищая белая девочка не могла ни на что рассчитывать. И еще знал, что на месте Сечеле мог оказаться кто угодно, потому что злобный Крокодил, чьи стекленеющие глаза тупо таращились в потолок, стал просто инструментом судьбы, точнее, мира, который построили орки под чутким руководством хозяев. Сечеле не был ни плохим, ни хорошим — эти категории не имело смысла использовать в отношении инструмента, но Орк все равно его сломал.
Потому что инструмент судьбы по имени Сечеле Дога был неотъемлемой частью того мира, который Орк начал ненавидеть.
Покончив с Крокодилом, Бен несколько секунд стоял над телом, не разглядывая его, а в последний раз прощаясь с Келли, прежде чем зарыть это прошлое, и лишь затем повернулся к замершей на кровати девушке.
— Одевайся и уходи.
— Ты меня отпустишь? — удивилась она.
— Я пришел не за тобой.
Девушка помолчала, после чего со страхом произнесла:
— Я расскажу им все, что видела.
— Ты не видела моего лица.
— Все так... — Она вздохнула и продолжила чуть более уверенным тоном: — Келли действительно играла на виолончели.
Теперь вздрогнул Орк.
— Однажды мы разговорились, и Келли показала старую запись своего выступления. Она хорошо играла. — Девушка выдержала еще одну паузу. — Я не скажу, что ты отомстил за нее. Но за это ты прострелишь мне левую руку.
— Останется шрам.
— Иначе меня убьют.
— Ты можешь уехать.
— Мне некуда ехать.
Бруклин — это болото, из которого невозможно вырваться. Это мир, в котором нет места виолончели.
— Если я покажу, где сейф, ты сможешь его вскрыть? — деловым тоном спросила девушка.
— Меня этому учили, — ответил Орк, улыбнувшись. Но только потому, что "глухарь" полностью скрывал лицо.
— Поделишься со мной?
— Заберешь половину того, что мы найдем.
Если Сечеле не соврал, девчонке достанутся пятьдесят золотых, а за такой приз можно вытерпеть и пулю в руку.
— Ты пообещал.
— Я держу слово.
Девушка кивнула, отбросила простыню, поднялась и стала быстро одеваться, совершенно не смущаясь Орка. Один раз бросила на него быстрый взгляд, не увидела ничего сквозь забрало шлема и спросила:
— Почему Келли прыгнула?
Сначала Бен не хотел отвечать, но нужные слова неожиданно пришли, и он ответил:
— Она вспомнила.
— Она обо всем забыла, — вдруг сказала девушка, перестав одеваться.
— Всего не забудешь, — жестко сказал Бен.
— Я знаю точно: Келли отпустила прошлое и выживала, как все вокруг.
Девушка сильно рисковала, говоря эти слова, и понимала, что рискует. Ей было страшно. Ей было очень страшно стоять перед убийцей, лица которого она не видела, но девушка все равно сказала то, что думала.
Она захотела знать правду, и она ее услышала.
— Я виноват, — угрюмо признал Орк. — Наша встреча оказалась для Келли слишком тяжелой. Она вспомнила.
— Келли увидела в тебе то, чего у нее никогда не было, — поняла девушка. — Но могло быть.
— Да.
— Я не спрашивала.
— Все равно: да.
— Ты убил Крокодила, чтобы смыть свою вину.
— Да.
Они помолчали.
— Келли была хорошей, — вздохнула девушка. И повернулась к висящей на стене картине. — Ты будешь смеяться, но сейф спрятан за ней.
* * *
Башня "APEX" США, Сан-Франциско апрель 2029
Когда-то давно, разглядывая чертежи готовящейся к постройке башни в одном из центральных районов Сан-Франциско, А2 распорядился превратить ее крышу в удивительной красоты сад, которым восхищались даже те, для кого слово "роскошь" являлось синонимом обыденности. Плодородная почва, система полива, система защиты от ветра — сад был оборудован по последнему слову техники, и собранные в нем растения, в том числе — экзотические, с легкостью выдерживали переменчивый климат Сан-Франциско. По саду были проложены дорожки, в уютных уголках прятались скамейки и кресла, в нем можно было отрешиться от всех дел и позабыть, что находишься в центре огромного города, но... Но А2 редко в него выходил.
Из панорамных окон пентхауса открывались великолепные виды и на город, и на залив, башня располагалась так, что из нее можно было наблюдать за китами, но... Но А2 редко стоял у окон.
Он любил сидеть у зажженного камина и смотреть на огонь. Особенно в дождь. Иногда, в те минуты, когда вода и водяная пыль скрывали от мира и город, и море, А2 подходил к окну и смотрел на туманную мглу, мысленно рисуя поверх нее свой новый мир.
Мир, полный тайн и чудес.
Мир невиданной красоты.
Мир, который может создать только он...
А когда дождь закончился, А2 распорядился распахнуть стеклянные двери в сад, чтобы пустить внутрь сырость, которую он называл свежестью, плюхнулся на диван, положив ноги на низенький столик, забросил руки за голову и громко спросил:
— Гунни, ты умеешь читать?
Гунни — Олаф Гуннарсон, мощный афрошвед под два метра ростом, исполняющий при Феллере обязанности телохранителя, промолчал, но на его крупном лице дернулось несколько отвечающих за мимику мышц, из чего наблюдательный А2 сделал вывод, что здоровяк заинтересовался, и продолжил:
— Я догадываюсь, что ты умеешь складывать буквы в слова, но доводилось ли тебе читать что-нибудь сложнее устава? — Афрошвед привел в движение нижнюю челюсть, но Феллер поднял руку: — Нет, не отвечай, мне безразлично. К тому же я знаю, что услышу... Вот я, как ты наверняка заметил, ведь ты у нас внимательный... я много читаю. В основном, конечно, файлы, но поскольку я ходил в школу еще до полной оцифровки информационного поля, то люблю почитать настоящие книги. Сделанные из бумаги... Ты, наверное, не знаешь, что это такое...
— Знаю.
— Кто разрешил тебе подавать голос? — рявкнул А2, и Гуннарсон поджал губы. Впрочем, Феллер так часто издевался над своим постоянным спутником, что досада давно вошла в список привычных состояний здоровяка. Что же касается А2, то он отнюдь не разозлился, а рявкнув, продолжил разговор с прежним спокойствием: — Я предпочитаю бумажные книги и даже, случается, специально распечатываю наиболее интересные и важные для меня документы. Сейчас, к примеру, я просматриваю личное дело агента Амин, — Феллер прикоснулся к раскрытой папке. — Здесь ее биография, награды, достижения, характеристики от разных руководителей, доносы от коллег, психологический профиль... Очень забавный, кстати, профиль, поскольку из него следует, что агент Амин с вероятностью девяносто процентов отвергнет мое предложение, и старине Арнольду придется устроить красивой мулатке некрасивую автомобильную катастрофу, ведь существование отряда "Sputnik" должно оставаться легендой... Меня предупреждали о таком развитии событий и предлагали более покладистые кандидатуры, но я решил, что, поскольку по остальным характеристикам агент Амин подходит идеально, нужно постараться убедить девушку принять предложение, и вернулся к изучению ее психологического профиля... Я не слишком быстро говорю?
Афрошвед оставил вопрос без ответа.
— У Карифы очень забавный профиль, — повторил А2 после недлинной паузы, затем взял из папки один из листов и задумчиво пробежал глазами по тексту. — Мне потребовалось всего два часа, чтобы понять, что нужно сделать, чтобы агент Амин приняла предложение с вероятностью девяносто семь процентов. Потом я позвонил старине Моргану, и он подтвердил мои выводы. А психологи GS в Карифе разобраться не сумели. Или испугались предложить мне этот вариант... — Он хмыкнул. — Надеюсь, что испугались: не хочется думать, что психологи крупнейшей мировой спецслужбы являются полными импотентами в профессии. Что скажешь?
По тону Гуннарсон понял, что Феллер действительно хочет слышать его мнение, и хрипло произнес:
— Вы — самый умный человек из всех, кого я видел.
— Ну, поскольку умных людей ты видел немного, лесть получилась так себе, — с деланой печалью ответил А2.
Афрошвед хотел добавить, что, помимо ума, Феллер — самый сволочной тип из всех, кого он видел, но промолчал. Потому что Феллер и об этом знал.
А2 поднялся с дивана, взял папку и бросил в камин. Бумага весело вспыхнула. Некоторое время мужчины смотрели на огонь, после чего Феллер сказал:
— Сейчас она позвонит.
Гуннарсону пришел вызов, и он негромко доложил:
— Агент Амин на первом этаже, просит разрешения подняться.
— Я приму ее здесь, — медленно произнес А2, глядя на догорающие в камине бумаги.
— Да, сэр.
— А ты убирайся, она не должна тебя видеть. Я сам ее встречу.
— Да, сэр. — Афрошвед помялся, но все-таки рискнул и ляпнул: — Она вас презирает, сэр. Не вас лично, а всех очень богатых людей. Это я понял.
— Знаю, что понял, и знаю, что презирает, — отозвался А2, продолжая смотреть на огонь. — Убирайся, и если рискнешь подслушать или подсмотреть то, что здесь произойдет, — живым закопаю.
Пентхаус был надежно экранирован, к ar/G подключался по кабелю, и разузнать, что происходит в апартаментах Феллера, можно было лишь старинными методами. И А2 не сомневался, что, несмотря на запрет, Гуннарсон приложит все силы, чтобы не пропустить предстоящее событие.
///
Волновалась ли она? Безусловно. Три последних дня, с того мгновения, как Карифа Амин получила письмо от директора Митчелла с указанием явиться в аэропорт JFK[14], чтобы отправиться в Калифорнию — причем без всяких объяснений! — она была как на иголках. В Сан-Франциско ее встретили, отвезли в гостиницу, причесали, сделали стильный макияж, нарядили в дорогое платье и отправили на светский прием высочайшего уровня, напутствовав словами: "Вас позовут".
Позвали...
Знакомство с Александром Адамом Феллером и сделанное им предложение Карифа переживала до сих пор и потому на эту встречу, как она надеялась — последнюю, собиралась с особенным настроением. Тщательно продумала возможное развитие разговора, заготовила ответы, проговорила их, стоя перед зеркалом, а главное — отказалась от предложенного элегантного брючного костюма, выбрав вещи, в которых прилетела из Нью-Йорка.
К башне А2 ее доставили в лимузине с настоящим, живым шофером, а не в дорогой роботизированной игрушке, двери распахнул настоящий швейцар, в кабине, разумеется, работал лифтер. Обилие людей производило впечатление: эксцентричный Феллер окружал себя живыми слугами, что по нынешним временам выглядело анахронизмом. К тому же — безумно дорогим анахронизмом.
Но при этом А2 жил в пентхаусе, чем несколько разочаровал Карифу, нарисовавшую в своем воображении роскошный особняк в центре города. И Феллер, словно прочитав ее мысли, начал разговор неожиданно.
— Я не люблю дома, — произнес он, глядя на остановившуюся в центре гостиной девушку. Улыбнулся, кивнул на раздвижную дверь и вслед за Карифой вышел в сад. — У меня есть большое фамильное поместье на Лонг-Айленде, но я не люблю в нем бывать.
