— Так...только суметь правильно сказать хоть то, хоть другое...
— Ага. Я гибче, чем ты думаешь. Если он упорно настаивает на своем, то "нет" означает "так уж и быть". Все же он мне не неприятен. Я попыталась объяснить. Просто... не знаю... Это его еще больше взбесило. И вот, финиш...
Пини сидела на теперь ее, Наоми, жесткой кровати и только качала головой. Наоми не соображала, что творит. И она, Пини, сама виновата: не объяснила толком ничего. Сын Ваги — ее старший брат, умер грудничком. В семнадцать лет внезапно скончалась Левки... Мама, бедная, ненадолго пережила ее. А больше, несмотря на обилие наложниц, у Ваги детей быть не могло — лихорадка крэг — жуткая вещь. Не дай Бог никому подцепить подобное. Бесплодие до конца дней. Хотя, говорят, изредка у мужчин сперма восстанавливает свою живую силу. Была бы женщина молода, здорова и очень темпераментна. Как Наоми... Ладно, будущее покажет. Еще не все пошло прахом.
Пини встрепенулась.
— Не горюй! Перемелется. Я тебя в обиду не дам. Иди ко мне, любовь моя недотраханная.
И Наоми плюхнулась ей на колени. Нашла губами губы Пини, впилась, обвив ее шею руками. А та ловко расстегнула ей пояс, давая возможность скинуть штаны. Рука Пини скользнула ей между бедер, Наоми терлась своим бутоном о ее твердую ладонь. Пальцы Пини проникали все глубже в ее горящее лоно. И, не в силах сдержать громкого стона, Наоми судорожно забилась, истекая горячим соком любви.
Надеть фартук служанки, сделать кисло-серьезную физиономию. Интересно, что за новая пассия Ваги заняла ее, Наоми, шикарную комнату? Всегда она была равнодушна к знакам внимания, подаркам и посулам Ваги. А, поди ж ты, обидно!.. Тут Наоми решительно выкинула эту ерунду из головы. Остается хладнокровно смотреть на праздник жизни со стороны.
Тонка сидела посреди комнаты в любимом кресле Наоми. Длинное зеленое платье очень шло к ее цвета огня, тщательно уложенным волосам. Легкий поворот головы к вошедшей Наоми сопровождался мерцающим блеском бриллиантовой заколки. Глаза Тонки сияли торжеством.
— Теперь ты будешь служить мне!
Полное спокойствие, легкий поклон.
— Я слушаю вас, госпожа...
<< <
5. КОГДА СБЫВАЮТСЯ СНЫ
— Лентяйка чертова! — Пини говорила вслух, зная, что услышать ее некому. Высокие деревья — гории и мелколисты окружали поляну, ветер шумел в их кронах. Солнце миновало полдень, а Наоми все не было. Резвый дремал, пригревшись, положив круглую кошачью голову на лапы. Своего стикса Наоми называла Баюн и вот теперь они оба сильно опаздывали. Пини вспомнила, как учила Наоми ездить и впервые познакомила со стиксом, выбранным для нее. К ее удивлению, Наоми очень быстро нашла к нему подход. И дала ему имя.
— Что бы это значило? — поинтересовалась тогда Пини.
— Ничего. Просто имя.
С трудом верилось, что Наоми никогда раньше не имела дела со стиксами.
— Ты еще скажи, что никогда их не видела?
— Видела, конечно, — Наоми отвечала неохотно, — Но уже здесь. У нас они не водятся.
В том, как она сказала "у нас", звучала такая тоска, такое горькое сожаление... Но через секунду веселость вернулась к ней.
— Баюн такой славный! И быстро привык ко мне. А скажи, Пини, может ли быть, что стиксы — разумны?
— Конечно! — Пини даже возмутилась: Наоми временами бывала непрошибаемо тупа, несмотря на свои, как виделось Пини, незаурядные способности.
— Я не то имею в виду, Пини. Разум — в чем-то похожий на человеческий?
— Ну да. У взрослого стикса ум семилетнего ребенка. Вполне можно договориться. Первые люди так и поступили. Ты же знаешь, стиксы — хищники, но никогда не нападают на человека.
Наоми быстро выучилась езде. Два раза они с ней устраивали настоящие гонки, испытывая, когда стиксы неслись длинными, стелющимися прыжками, блаженное чувство полета. Радость их была тем более велика, что развлечения вдвоем им теперь выпадали не часто. С тех пор, как Вага низверг Наоми с пьедестала (ее собственные слова), ей не давали прохлаждаться.
— Мои новые украшения: тряпка и помойное ведро. Как я смотрюсь, Пини?
Она ерничала, но какой же старательной оказалась! Пини воочию убедилась, что Наоми — трудяга, не оранжерейный цветок. И, как всякому добросовестному слуге, раз в неделю ей был положен выходной. Как сегодня. Пини выехала первой, у Наоми было еще на час своих дел. Встречу назначили на старом месте, где уже бывали однажды.
Может Наоми подзабыла дорогу и заблудилась? Пини сразу отбросила эту мысль — у Наоми компас в голове. Никогда не встречала она человека с таким абсолютным чувством направления. Значит, что-то задержало ее во дворце. Придется подождать. А уж потом она задаст ей трепку.
Пини поджарила мясо, нарезала овощи. Потом разогрела концентрат для Резвого. Тот недовольно фыркнул: сама-то вкусное жрать будешь.
— Потерпи, тебе тоже останется — пообещала Пини.
Поела немного, пригубила вина. Вино она взяла хорошее, Наоми понравиться. Ей необходимо временами оттянуться хорошенько, расслабиться. Вряд ли когда ей доведется снова увидеть своих близких — это ее мучает. В мечтах Пини вообразила, что помогает Наоми встретиться с родными, хотя и не представляла себе, как это возможно. Мир необъятно велик. Половина его — суша, остальное — море. Наоми в своем невероятном путешествии практически ничего не видела, кроме грозных океанских просторов. Чудо, что уцелела. И счастье, что они с нею встретились. Она давно для себя решила, что никогда не расстанется с Наоми. Конечно, придет время, и они обе выйдут замуж, но и тогда...
Резвый с урчанием потерся головой о ее ноги и Пини, вздрогнув, проснулась. Солнце заметно склонилось к западу. Ветер усилился, и свист его в ветвях показался Пини зловещим. Костерок догорел, лишь курился над углями белесый дымок. Пини напряженно вслушивалась. Ни скрипа шагов по упругому слою прошлогодней листвы, ни мягкой поступи стикса. Ни голоса, ни звука... Только качаются ветви в вышине.
Озноб прошел по телу. Пини встала. Мясо скормила Резвому, оставив себе лишь пару бутербродов, которые положила в сумку на поясе. Осторожно взвела свой игломет. Хорошее оружие. Бесшумное и практически без отдачи. "Ничего не случилось", — повторила она себе, — "Я зря паникую, зря". Наклонилась к Резвому.
— Слушай, хорошо слушай...
Большой, сильный, покрытый светло-коричневым мехом зверь повел ушами с кисточками на концах. Глаза его тускло сверкнули, он глухо зарычал. Пини затоптала остатки костра, повернулась к Резвому.
— Пошли!
В лесу становилось все темнее и такой же мрак сгущался в душе Пини. Она уже не сомневалась: случилось что-то ужасное. Резвый неутомимо вел ее на запад. В перерыве между двумя вздохами ветра Пини почудился тихий, тоскливый вой. Резвый рванулся, увлекая Пини за собой, она чуть не выпустила повод и, минуту спустя, они выбрались на небольшую прогалину. Закатный свет лился меж прямыми, высокими стволами. Привязанный к одному из них, понурый, стонал Баюн.
Пини, позабыв об осторожности, дико озиралась. В страхе она ожидала увидеть мертвое тело, но нет... Никого, кроме голодного и несчастного Баюна. Наоми не собиралась уходить далеко и надолго, иначе не привязала бы стикса. Однако, не было ее, судя по всему, очень давно. Все эти соображения пронеслись в голове Пини, пока она отвязывала Баюна.
— Баюн, хороший, Наоми давно ушла?
Утвердительное ворчание.
— С ней все было в порядке?
Тот же ответ.
— Она была встревожена?
— "Да".
Куда она пошла?
Баюн повернул голову в сторону темнеющих в закатном пламени стволов.
— Потом слышал что-нибудь?
Да, он слышал.
— Звала?
Фырканье. Нет.
— Слышал что-то?
Да. Слышал. Еще пара вопросов и Пини узнала, что Баюн слышал не разговоры чужих людей, а просто нечто непонятное. И опасности впереди сейчас как будто нет.
— Я иду туда. Буду осторожна.
Баюн всем своим видом выразил несогласие. Как можно оставлять его одного! Пини открыла металлическую капсулу на ошейнике Баюна. Развернула тонкий свиток фольги, разгладила ногтем. В капсуле лежало еще маленькое, похожее на гвоздик стило, которым Пини нацарапала несколько слов и, снова скатав фольгу, вернула ее на место.
— Баюн, домой! Быстро. Тревога, тревога...
Когда Баюн скрылся в чаще, Пини прильнула к Резвому, взлохматила шерсть на его голове.
— Тихо и осторожно... Пошли!
Наоми выехала точно, как обещала, через час после Пини. Загоны стиксов остались позади. Наоми оглянулась. Нельзя назвать загонами эти навесы с покатыми крышами. Стиксы не требуют ухода. Жилища? Уже больше тысячи лет стиксы живут в симбиозе с человеком. Их это избавляет от постоянной необходимости охотиться. А что они дают нам? Возможность быстро передвигаться, даже с небольшим грузом. Или нечто большее? Ощущение того, что ты не один в этом огромном мире. Вот почему на Острове отдают предпочтение стиксам перед лошадьми. Как странно меняется восприятие! Скажи кто три года назад, что Мир — огромен, не приняла бы в серьез.
Справа тянулись огороды — ни к чему возить из Вагнока то, что отлично растет здесь, слева голубела под утренним небом Большая бухта. Впереди виден лес, покрывающий почти сплошь Толстый мыс. Наоми дважды дотронулась ладонью до загривка Баюна. Чуть быстрее. Плавное покачивание в седле завораживало. Вверх-вниз... Между бедер возникло легкое жжение. Щеки Наоми порозовели, дыхание стало прерывистым. С тихим стоном, закусив нижнюю губу, запрокинула голову. Сверкающий, высоченный купол неба с перьями облаков. Зажмурилась. Еще, еще, еще... Наклонилась вперед, дрожа ухватилась обеими руками за ошейник Баюна, зарывшись лицом в глянцевый мех, стискивая ногами его бока. Ступни ее изо всех сил упирались в стремена. "Как хорошо... Как мне хорошо".
Пини предупредила ее сразу, как начала обучать езде:
— Со временем привыкнешь. А поначалу от езды балдеть будешь. Я с двенадцати лет езжу, так сперва каждый раз мокрая возвращалась. Оргазмы один за другим.
Наоми задергалась, урча, как рвущий добычу стикс. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем она снова оказалась способной воспринимать окружающее. Откинулась в седле назад, смахнув со лба бисеринки пота.
— "Не ложись ты на него, сиди нормально", — вспомнила слова Пини, — "Стикс тебе — не блядская игрушка".
Ощущение абсолютного счастья захватило ее. Неважно, что будет завтра. Сегодня есть этот светлый день, есть ждущая ее Пини. Есть она — Наоми. Баюн разделял ее восторг и так же радовался жизни. Его сильное тело двигалось быстро и легко. Через час они достигли леса. Войдя под тенистый, стозвонный зеленый свод, Баюн сбавил темп, его мягкие лапы ступали неслышно, он выбирал дорогу так, чтобы Наоми не приходилось нагибаться под нависающими ветвями. Пора было забирать южнее — они уже пересекли просеку с уходящими на юг рельсами, когда Баюн насторожился.
Наоми оглянулась. Тронутые ржавчиной стальные полосы ярко блестели там, где были отполированы ободами колес. Может, Баюн услышал дрезину? Нет, смена давно отбыла на батарею, прикрывающую створ Большой бухты. Обратно будут к завтрашнему утру — попутка для них с Пини, если задержатся на ночь.
— Ты что, Баюнюшка?
Они с Баюном являли прекрасное зрелище, для того, кто случайно бы их увидел. Застывший в напряжении зверь и верхом на нем молодая женщина, тоже замершая в ожидании. Наоми сохранила свое пристрастие к мужской одежде, и Вага уже не попрекал ее этим. Он больше не выказывал интереса к ней, но Наоми знала, что это — притворство. Один лишь раз встретила его в коридоре дворца поздно вечером. Вид у него был мрачный и он не сразу обратил внимание на усталую служанку со шваброй и ведром. Потом остановился, будто налетев на невидимую преграду, и Наоми подняла голову, придерживая рукой сбившиеся волосы. Взгляды их встретились.
— Волосы завяжи, чтоб не мешали, — буркнул он.
— Не ваше дело! — она отвернулась, дожидаясь пока он уйдет.
И он ушел, не сказав больше ничего. Наоми знала, что причинила ему боль.
И не только ему. После первого же дня, проведенного ею в качестве горничной Тонки, та отказалась от ее услуг. Вот что предшествовало этому.
— Госпожа, ванна готова, — Наоми держалась так же почтительно, как недавно ее бывшая служанка. Тонка кивнула надменно, но зрачки ее вдруг расширились. Она не забыла допроса, устроенного ей Наоми! Что, если бывшая фаворитка, озлобленная, разгневанная, прячет свои истинные чувства под маской угодливости? И жаждет расправиться с ней, Тонкой? Утопит, как новорожденного стикса! И на теле ее не останется никаких следов насилия...
Все это прочла Наоми на вдруг осунувшемся, с плотно сжатыми губами лице Тонки. Медленно вошла Тонка в ванную, мучительно медленно разделась. С поистине королевским величием опустилась в воду. Замерла, опустив голову, когда рука Наоми коснулась ее. Нежными круговыми движениями массировала Наоми худенькие плечи Тонки, дотронулась на миг до острых грудок, ощутила быстрое биение сердца. Железная девочка.
Когда Наоми помогала ей одеться, Тонка казалась обескураженной и растерянной. Уселась в кресло, подняла взгляд на безмолвно стоящую рядом Наоми и неожиданно расплакалась. Выдавила:
— Госпожа! Вы не сердитесь на меня?
Наоми мягко поправила:
— Госпожа теперь — ты...
Тонка соскользнула с кресла, уткнувшись лицом в колени Наоми и заревела еще безутешнее. Кончилось тем, что обе сидели, обнявшись, на полу и поливали друг друга слезами. Так и застала их Пини.
— Бога ради, что случилось?
— Мы... — Наоми пыталась утереть лицо тыльной стороной ладони, — Мы празднуем наши новые назначения...
— Тогда почему, — философски заметила Пини, — Нам не выпить по случаю?
...Наоми тряхнула головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Пини... Ей придется подождать. Коснулась легко головы Баюна.
— Сама я — ничего не слышу. Но, давай-ка, узнаем. Я тоже любопытная.
И они двинулись в чащу, все больше отдаляясь от назначенного места встречи с Пини.
Часа два спустя Наоми начала раскаиваться в своем импульсивном решении. Путь был не слишком трудным. Высокие гории вздымались колоннами, поддерживая зеленый потолок листвы, воздух внизу был пряно тепел и сух. Баюн больше не проявлял беспокойства. За каким чертом она сюда забралась? Пини наверняка с ума сходит. Наоми постаралась загнать эти мысли поглубже. Привыкшая доверять больше чувствам, тому, что зовут внутренним голосом, она не хотела признать, что в этот раз ошиблась.
Деревья стали редеть, местность пошла под уклон. И возникло, легкой тенью в сознании, ощущение, что впереди затаилась нечто. На открывшейся перед ними прогалине, Наоми остановила Баюна. Спешилась, набросила повод на торчащий низко сук. Обернулась напоследок к Баюну, приложив палец к губам. "Вперед, Наоми!"
Она кралась неслышно, пока совсем поредевшие и ставшие низкорослыми и кривыми деревья не расступились, открывая безбрежный простор. Великий океан. Насколько хватает взгляда — голубая полоса перечеркивает небо. Ничто не омрачает ее спокойствия, не нарушает грозного безмолвия. Шум прибоя не долетал сюда. Наоми знала, что ста шагами впереди берег кончается такой же высоты обрывом. Из-за него она не могла видеть на воде ничего ближе километра. Надо подойти к краю.
