Практическая антимагия

— Пап, научи меня?

— А хворост кто будет собирать? — хитрил я. — Мама, наверное, нас уже заждалась.

— Пап, ну, пап!..

Хитрость не помогла. Не то чтобы я не желал учить дочь, просто огорчать ее не хотелось. А она обязательно расстроится, расхнычется, когда магия, вопреки желанию, так и не уйдет из тела.

— Ну хорошо, — нехотя сказал я и опустил охапку хвороста. — Давай попробуем.

Она вытянула ручку, не сводя глаз с ладошки, где сияла желтая лужица магии.

— Что ты чувствуешь?

— Тепло и... щекотно.

— А боли нет?

— Ни капельки, — покачала она головой.

— Хорошо. Магию ты ощущаешь. А сейчас попробуй передвинуть это пятно. Представь, что оно находится не в твоей ладони, а лежит на ней. Ну как монетка. Поняла?

— Поняла.

— Что ж, теперь вообрази, как эта монетка сама собой ползет. Туда, к пальцам.

Лиля сосредоточенно посмотрела на ладонь: пятно света не дрогнуло.

— Не получается, — огорчилась она, опустив руку.

— А ты попробуй еще раз, — посоветовал я, и сам уставился на ее ладошку. — Ну давай?

Мне придется еще об этом пожалеть. Пятно света, подрагивая, медленно поползло под кожей, повинуясь моей воле.

— Получается, получается! — радостно воскликнула Лиля. — Папа, папа, ты видишь?

— Вижу, вижу. Ты молодец! — Я едва заметно шевельнул пальцами, возвращая огоньки себе, в том числе и тот, который сиял в ладони дочурки и стал немым свидетелем обмана. — Придется тебя наградить. Только вот как? — Я с трудом выдавил улыбку.

— Грушу, грушу!

— Ну раз ты так хочешь, будет тебе груш целая корзина.

— А когда?

— Скоро, доченька, очень скоро...

Дзинь-дзинь-дзинь! Монетки медным дождем посыпались на широкую и мозолистую ладонь пожилого торговца.

Его звали Анбаром, но на рынке все называли его бандитом. Где купить лучшие фрукты? Известно где — у бандита, его лавка вон там. Рожа у него и впрямь была самая что ни на есть бандитская — в шрамах и рытвинах, словно под медвежьи когти попавшая, и вечно небритая; да к тому же под серой повязкой пряталась пустая глазница. Одним словом, бандит. Им, впрочем, торговец не был. А был он бесхитростным и добрым мужиком. Жена его умерла несколько лет назад, детей небожители не дали — вот и одичал от одиночества, только великолепный сад и остался.

Пока Анбар равнодушно пересчитывал медяки, я наполнял корзину грушами. Хороши были груши. Одна к одной, твердые, без червоточин — такие и к королевскому столу не стыдно подать. Лильке понравится.

Торговец бросил горсть медяков в карман и даже не заглянул в корзину (а вдруг я лишку положил?), зато как-то странно посмотрел на меня единственным глазом — черным, сверкающим и почему-то недобрым.

— Марта, — с непонятным мне беспокойством прошептал он имя моей жены.

— Что — Марта? — не понял я.

— Она... — Его вдруг передернуло, и он зачем-то схватил меня трясущейся рукой. — Она...

Я дернулся, едва не опрокинув корзину, но торговец и не думал меня отпускать. Наоборот — сильнее прежнего стиснул пальцы на моем запястье и снова прошептал:

— Марта... Ей...

Вид у торговца был такой, будто он видел нечто ужасное. Как у пророка, чей разум устремился сквозь время и пространство.

— Анбар, что ты делаешь?

Вместо ответа торговец дернул меня к себе и зачем-то сдвинул старую повязку, обнажив пустую глазницу.

— Ты видишь? — он смотрел на меня и как будто мимо. — Видишь? Это?..

Вдоль позвоночника забегал холодок. Я опять дернулся, но Анбар держал меня мертвой хваткой. Он больше ничего не говорил, его губы подрагивали, а пальцы стали холодны как лед.

В пустой глазнице кружилась тьма. Густая. Пугающая. Колдовская тьма, куда я, вопреки собственной воле, нырнул, потеряв счет времени...

Хресь! Дверь легко сошла с петель и грохнулась об пол в мертвой тишине. Не пели птицы, не стрекотали кузнечики и не гудели жуки. Хотя на дворе стояла ранняя осень.

Мрак растаял окончательно и я увидел незнакомца. Он стоял возле порога. Возле порога... моего дома. Незваный гость был высок и одет неброско; короткий темно-синий плащ колыхался на ветру, как и просторные черные штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги; капюшон затенял лицо. Чужак опирался на длинный посох и стоял столбом, как будто дожидался приглашения.

Марта выбежала к порогу и, увидев чужака, замерла бледной статуей. Появилась и Лиля, с испугом посматривая то на выставленную дверь, то на незваного гостя.

— Отдай мне ее, — вдруг сказал чужак. Голос его был глухим и злым, как звуки орочьего барабана. — Отдай мне свою дочь.

Марта завертела головой, словно отыскивая помощь. Ей ничего не оставалось делать, кроме как закричать:

— ПОМОГИТЕ!!!

Проклятье! Я был поблизости, но не мог ни шевельнуться, ни подать голос. Невидимые, нервущиеся путы обвивали меня огромными змеями. А попытки вырваться только причиняли боль и высасывали остатки сил.

— Отдай мне ее, — повторил незнакомец. — И тогда никто не погибнет.

Марта заслонила собой Лилю.

— Что ж, ты сделала свой выбор, — произнес колдун и резко ударил Марту в лицо.

Ее далеко отбросило, она попыталась подняться — не вышло.

"Беги, беги! — в мыслях кричал я дочери, со страхом в душе наблюдая, как она склонилась над матерью. — Ну беги же! Беги!"

Но она не бежала, решив остаться с мамой. А этот ублюдок уже шел к ним. Уверенно и не оглядываясь; тук-тук — стучал его посох о половицы.

Небеса, дайте свободу! Хотя бы на миг!

Я дернулся из последних сил, но путы сдавили меня еще сильнее.

Колдун оторвал Лилю от матери, схватил мою дочку под мышку, точно купленного барашка, и молча пошел прочь.

— Мама, мама!

Лиля кричала, плакала, тянула ручки к матери и звала меня.

"Нет, не нужно! — в испуге вскрикнул я, когда Марта схватилась за вилы. — Тебе его не одолеть!"

Но, как и дочь, Марта не слышала ни единого моего слова. Выставив вилы, она с яростным криком бросилась на колдуна. Тот внезапно обернулся, едва не выронив мою дочь, и, сжав тонкие пальцы, унизанные перстнями, выбросил руку вперед.

Сквозь плач и крики моей дочери прорвался звук лопнувшей гуслярной струны, ветвистая серебристо-алая молния на мгновение пробежала между колдуном и моей женой. Время будто замедлилось. Я увидел, как рукоять вил пошла трещиной, с хрустом выбрасывая искры и щепки, а потом и вовсе вспыхнула ярким пламенем.

"Нет, нет, нет!" — билось в голове.

Марта упала рядом с горящими вилами. Она не шевелилась, от ее тела шел дым, кожа покрылась волдырями ожогов. После такой колдовской атаки не выживают даже маги.

"Лиля..." — Я бросил взгляд на опушку, но не нашел ни дочери, ни колдуна. Лишь из глубины леса доносился ее тонкий и жалобный крик, который удалялся с каждой секундой.

А тем временем за моим домом, из небытия, родилась тьма — грозная, беспросветная и шумная. Она поднялась выше печной трубы и всей своей мощью рухнула на родимый двор, поглощая тело жены и колдовские следы, — смывая все на своем пути.

Тьма пенилась, бурлила, выбрасывала в небо щупальца и неслась штормовой волной, желая пожрать и меня. В чернильно-черной жиже тонул мой дом, словно корабль в море; на глазах обращались в прах вырванные с корнем цветы.

Только сейчас невидимые путы ослабли, но желанную свободу я не получил. Кто-то сильный и быстрый схватил меня за шкирку и со скоростью летящего копья потащил за собой, спасая от прожорливой тьмы.

Призрак?.. Старый друг?..

Вначале был толчок, качнувший тело. Потом — недолгий человеческий крик. Следом — шум гаснущего от воды костра. Наконец голубизна неба сменилась знакомыми стальными потолочными листами, пробитыми заклепками.

Едва я успел открыть глаза, как на губы опустилась холодная и потная ладонь Пронта.

— Ни звука, — прошептал он, убирая ее.

Я хлопнул глазами. Пронт ничего не объяснил, но и так было яснее ясного, что на нас напали. Агент был встревожен не на шутку. Как, впрочем, и кони, которые нервно били копытами и пофыркивали. Из дверных щелей тек дневной свет; лес плотной стеной обступал остановленную карету, над нами раздавались тихие стоны; близко, очень близко затухала магия — слабая, простая и щедро разбрызганная. В воздухе плавали тысячи колдовских искр. Где-то их было больше, где-то меньше.

Я провел над сиденьем ладонью, пытаясь увидеть картину снаружи, и прикрыл глаза. За стенкой, у которой я лежал, словно полыхало пламя. Горячие ярко-красные капли магии все еще оседали на ней и кружились роем на расстоянии вытянутой руки от меня; да, будь карета обычной, гореть бы ей сейчас ярким пламенем. На козлах лежали возница с обугленным черепом и лучник, чье сердце до пепла сжег огонь. Тот, кто бросал огненные шары, был весьма меток, этого не отнять.

— Что ты делаешь? — спросил удивленный Пронт.

— Пытаюсь найти того, кто остановил нашу карету.

— С закрытыми глазами?

Я не ответил; обстоятельства не располагали к длительному разъяснению. В поисках мага я, не размыкая век, пошел по огненно-алым следам сотворенного заклинания. Без лишней спешки. Готовый к новым атакам. Блуждая во тьме.

Над ухом дышал Пронт. Во мраке, где-то в четырех локтях над землей, висели, мерцали и гасли искры заклинания, образуя эдакие дорожки — незримые для глаз миллионов, не предназначенные для ходьбы, но способные привести меня к их создателю. Была еще одна дорожка, почти незаметная даже для меня и наверняка оставленная сбежавшим в лес вторым лучником. Его слегка забрызгало магией.

Почти прямые, без ловушек и защиты дорожки быстро вывели меня на колдуна. Точнее — на облако разноцветной пыли. Вот она, чистая магия, не измененная заклинаниями и не разбавленная зельями. Ни простые люди, ни маги не могут распознать в человеке колдуна, покуда он не начнет творить волшбу. Мне его даже не обязательно видеть.

Разноцветные частицы быстро-быстро неслись по венам, бились вместе с сердцем, вздымались одновременно с грудью и, гонимые тяжелым дыханием, густо летели изо рта. Я видел, как они рождаются, живут и умирают; как уплотняются, наливаются огненно-алым цветом, чтобы по приказу создателя вырваться на волю огненными молниями или шарами; наконец, как разноцветное облако движется в нашу сторону, периодически замирая. Магия впиталась в кожу, смешалась с кровью, въелась в кости, осела на одежде и волосах, поэтому описать человека, остановившего карету огнем, было легко.

Колдун был высок, молод, длинноволос и слаб. Нет, не телом, а способностями. Ах да, был он еще и трусоват. Сердце его так и выпрыгивало из груди; чуть ли не через каждый шаг он останавливался, чтобы осмотреться.

Любитель. Освоил два-три простеньких заклинания и теперь мнит себя настоящим колдуном. Магия рождалась в его теле медленно-медленно, как у ребенка, который только что переступил порог академии. Если верить магическим следам, колдун вогнал в карету три огненных шара размером с кулак. Всего лишь три огненных шара. Но такое примитивное заклинание, пусть и сотворенное трижды, измотало его так, будто ему пришлось утопить в огне целый город. Весьма прискорбно: пить почти нечего — так, на один глоток.

Нас с колдуном разделяло шагов пятнадцать, когда я открыл глаза.

— Как? Нашел? — прошептал Пронт.

— Нашел, — ответил я, понимая, что моя жажда вновь останется неутоленной.

— Кого?

— Мага. Кого же еще.

— Думаешь, за тобой?

— Нет.

— Уверен?

— Так же, как в том, что Арцис Храбрый — король Асгота.

— И откуда такая уверенность?

Откуда-откуда. Оттуда. Вот привязался. Везде свой нос сунет.

— Во-первых, маг всего один. Кроме того, не сильнее гоблинского шамана. Колдуны, конечно, ублюдки — особенно некромаги, но отнюдь не ослы. На меня бы послали сотню таких, если не больше.

— Ты себе льстишь, — улыбнулся Пронт. — А другие есть? Не в одиночку же он решился напасть на королевскую карету.

— Извини, чувствую только магов. Про других сказать не могу. Зато точно знаю, что мы потеряли возницу и одного лучника. Второй — дал деру. И, между прочим, правильно сделал, иначе последовал бы за возницей.

— Вот подлец, — засопел Пронт. — Найду, лично глотку перережу... И ты это все сквозь стенку увидел?

Я кивнул. Послышались шорох листьев, хруст веток.

"Другие", заставившие себя ждать, появились в тот момент, когда колдун уже шел вдоль встревоженных лошадей. Пронт вытянулся в полный рост и бесшумно скользнул к двери. Встал на цыпочки, чтобы заглянуть в щель.

— Сколько их?

— Пока вижу двоих. Один лысый, голопузый и здоровенный, как тролль. С топором. Второй поменьше, в кольчужке. Вооружен луком и коротким мечом.

— Что они делают?

— Идут к нам, поигрывают оружием. А вот и третий. Видно, его ждали.

— Дай угадаю. Длинноволосый, широкоплечий, лет двадцати пяти. А ладони у него мерцают красным светом.

— Не скрою, это впечатляет куда больше, чем летающие огни, — одобрительно прошептал агент. — Мне бы твой талант, давно бы уже стал начальником службы его величества.

— Если хочешь, могу убить его прямо сейчас. Не покидая кареты.

— Пока рано. Нужно убедиться, что перед нами вся компания. А потом — сколько угодно.

— Одного не могу понять: чего они так медлили?

— Опытные разбойнички. Не сразу бросились на добычу. Сперва осмотрелись, выждали. Вдруг за нами целый отряд скакал. И смелые. Не каждый станет нападать на королевскую карету. Эх, забыл я, что мы на юге. В северных лесах ни одна тварь не рискнула бы выползти из норы, увидев герб Асгота на дверце. А тут...

— Эй, в карете, открывайте двери! — пробасил один из разбойников. — А то зажарим вас, как цыплят.

— Зажарим, — подтвердил писклявым голосом другой.

— Выходите. Ваша охрана уничтожена, — сказал последний из разбойников, и я увидел, как в воздух фонтаном брызнули разноцветные пылинки. Вот и маг голос подал. — Ждать мы не любим.

— Не любим, — вновь пискнул голос.

Пронт отстранился от щели, бросился к сиденьям и достал из-под них знакомые мне голубые кольчужку и накидку, а потом серенький плащ с капюшоном. Плащ агент протянул мне. Сам, морща нос, стал спешно одеваться в противные ему вещи.

— Вот сейчас и проверим, насколько тебя боятся маги.

— А зачем это? — я кивнул на плащ.

— Нужно на время спрятать твои волосы. Они известнее тебя самого. — Он тихо усмехнулся. — Не поверишь, почти в каждой таверне можно услышать пьяные байки про человека с голубыми волосами. То есть... змеями.

— Змеями?

— Ну да. Меня почти убедили, что вместо волос у тебя на голове клубок тонких голубых змей, а на месте глаз горят угли. — Он набросил накидку, поднял глаза к небесам и, немного помолчав, снова зашептал. Еще тише, чем прежде: — План таков...

— Эй, вы там! — прервал Пронта басовитый разбойник. — Сейчас пойдем за хворостом.