— Не делай этого. Тогда, с ментами, это была самозащита. Теперь это казнь, — тихо прохрипел поселковый голова.
— Жаль, что я не смог в первом убедить следователя, — Корнев снова ударил его прикладом. Борисович упал на землю, потеряв сознание.
Спустя секунду на порог вышел Евсеевич, он застегивал ширинку на штанах с выражением лица, которое многие приняли бы за звериный оскал, Корнев расценил его как довольную улыбку.
— Почему он до сих пор жив? — это уже звучало как приказ.
— Не нуди, сейчас все сделаю, — отмахнулся Корнев.
— Ты пойми, Владимир Вячеславович, это не бессмысленное насилие, а предупреждение для всех, кто вздумает лезть к нам: с нами не стоит связываться. Если мы так поступаем со своими... — он указал рукой на трупы во дворе, — то что мы сделаем с чужими?
— Что будем делать с остальными свидетелями? — Корнев тяжело опустился на бетонные ступени крыльца.
— Не переживай, трое — это мои люди, они будут молчать, от остальных мы избавимся в ближайшие дни, — Евсеевич слегка скривился. Из дома донесся истошный крик. — А девки что надо! Огонь! После запрем их, а дом спалим. Жить в нем вряд ли возможно, там все кровищей заляпано.
— Хорошая идея, тогда мы и этого туда запихнем, — Корнев крайне обрадовался такой идее, когда ненавистного противника убьет слепая стихия, а не он. — Да и вряд ли он уже в сознание придет, на нем места живого нет.
— Как знаешь. Главное, чтоб все остальные поняли, — Евсеевич похлопал Корнева по плечу и вернулся в дом поторапливать остальных.
Через десять минут над домом поселкового головы возвышался черный столб дыма, видимый за несколько километров. Редкие прохожие, заметив огонь, бросались к горевшему дому, но тут же заворачивались охраной Евсеевича. Но как Корнев ни старался не обращать внимания — все же сквозь треск огня он отчетливо слышал крики погибающих в пожаре людей.
К обеду он вернулся домой. Сказал, что всю ночь потратил на объяснения со следователем и убедил его в своей невиновности, пришлось с ними даже пить. К его удивлению, семья довольно легко поверила в эту незатейливую ложь и особо его расспросами не донимала.
Дым от пожара в доме поселкового головы был виден отовсюду, но Евсеевич, поставив для вида два ведра с водой, приказал своим людям: всех, кто будет совать нос, гнать обратно, дескать, спасательные работы ведутся, не лезьте и не мешайте. Пошатавшись еще минут двадцать возле догорающего дома, Евсеевич распустил бойцов с наказом вернуться через полчаса с топорами, пилами и прочим инструментом для разбора завалов и извлечения тел.
Вечером в доме Корнева во время импровизированного торжественного ужина по случаю "чудесного спасения" главы семейства, на который был приглашен и Евсеевич, по большей части говорили о трагической смерти поселкового головы во время пожара и рассуждали, кто займет его место. Сын Корнева даже предложил тост за избрание на этот пост своего отца, Корнев сдержанно поблагодарил и сказал, что подумает. Многие поняли, что возвращение Корнева и трагическая гибель Борисовича связаны между собой, но никто ничего не сказал. В поселке успела укрепиться новая мораль со своими нормами.
После ужина Корнев и Евсеевич гуляли по саду и о чем-то долго разговаривали.
Спустя две недели Евсеевич сильно жаловался на слишком высокую плату за освобождение Корнева. В свете последних событий отбить Корнева можно было с помощью только одних стволов без дальнейших для себя проблем, ибо искать ни тех ментов, ни, тем более, нападавших уже никто не стал бы. Государство и его полномочия сжимались каждый день, Корнев и Евсеевич стали полновластными хозяевами поселка и близлежащей округи. Теперь их законы устанавливали кому жить, а кому нет.
Через несколько недель, после проведения всех подготовительных процедур, на общепоселковых сборах Корнева единогласно выбрали председателем поселкового совета и руководителем обороны поселка. Евсеевич прибыл со своей делегацией в качестве почетного гостя и в церемонию не вмешивался, лишь изредка кивал и еще реже улыбался. Собрание проходило в небольшом помещении поселкового совета, куда были приглашены "сливки" поселка, остальные, кто не был на работе или в дозоре, собрались в коридоре и вокруг здания, заглядывая в окна. Собрание начало работу в одиннадцать часов утра, световой день стоило использовать на полную.
Старый ветеран Иван Глазко — бессменный руководитель поселковой ветеранской первички и по совместительству почетный председатель церемонии назначения нового руководителя, подошедший к своей новой миссии со скрупулезностью, присущей всем ветеранам, и по этому поводу даже надевший пиджак с орденами, — передал Корневу слово.
— Я хотел бы поблагодарить уважаемых жителей поселка за то доверие, которое вы мне оказали, и в свою очередь постараюсь его оправдать, — Корнев обвел взглядом собравшуюся в небольшой комнате здания поселковую элиту. На улице собрались простые люди, чтобы им было слышно, открыли окна. — Не мне вам рассказывать, в какие лихие времена мы живем. Вы не хуже меня знаете, что нас ждет впереди, и сколько нам еще нужно сделать. Власть в центрах слаба или ее просто нет, мы фактически остались одни со всеми своими невзгодами, и нам никто не поможет, кроме нас самих. Как говорят, суровые времена требуют суровых мер. Нам разговоры некогда разводить — нужно работать!
Первым моим решением на этой должности станет распоряжение о смене вида собственности на всю скотину и птицу в поселке.
В зале, равно как и на улице, наступила тишина. Корнев и сам не понимал, почему такой простой и, казалось бы, естественный шаг не смог сделать еще Борисович. Ведь если будет централизованное управление и распределение, это существенно облегчит задачу обеспечения продовольствием.
Тишина затягивалась.
— Значится, снова колхоз будет? — первым тишину нарушил ветеран Глазко. — Так получается. Может, Владимир Вячеславович еще нам и советскую власть вернет? Оно б и неплохо было!
Несколько смешков прокатилось по аудитории. Но общее настроение, как понял Корнев, негативное.
— Советскую власть я, конечно, не верну, но мы сможем, так сказать, объединив усилия, добиться более высоких результатов, — Корнев еще раз осмотрел публику. — Я уверен: это единственный правильный путь!
— А как быть с надоями и мясом? — из толпы в коридоре, зло расталкивая окружающих локтями, вышла довольно зажиточная владелица трех коров — пышнотелая женщина лет сорока в длинном кожаном пальто с пушистым воротником. Причем ее зажиточность появилась совсем недавно.
— Перейдем на общую для всех норму, — скупо проронил Корнев. — У нас сейчас другого выхода нету.
— Тьфу ты! — женщина просто взорвалась. — Мне что, своих коровок вам отдать придется? Это же как называется? Я всю жизнь с ними промучилась, а вы теперь, господин хороший, возьмете их и просто заберете? За стакан молока в день?! Вы своими обходами людей подбиваете на такой шаг да на бедных давите, вымогая от них подписей! Достали уже своими обходами, все нос суете в чужие дела!
— А куда ты его, дура старая, девать будешь? Молоко свое с трех коров? На рынке в райцентре продавать будешь? — вмешался Глазко. — Так ни рынка нету уже, ни райцентра! А чем ты их через месяц кормить будешь? Ничего же нет!
— Куда девать и чем кормить я без тебя, черта плешивого, разберусь! — выкрикнула она. — Ты это защищаешь оттого, что у тебя ни одной нет, всю жизнь пропьянствовал на своих собраниях, а я работала! Это ж что ж за раскулачивание такое? Я против!
— Давайте успокоимся! — Корнев примирительно поднял руки. — Нам сейчас не нужны здесь конфликты и прочее. Но нравится это кому-то или нет, всю скотину реквизирует поссовет для общественных нужд! Как вы знаете, мы уже составили опись в ходе подворных обходов и с завтрашнего дня начнем ее, так сказать, концентрировать.
— Это же грабеж! — раздались крики и из зала, и с улицы. — Произвол!
— Успокойтесь, — Корнев покраснел и уже начал заметно нервничать. — Каждому, у кого мы реквизируем скот и птицу, будет выдана расписка за моей подписью и печатью поссовета, подтверждающая факт официальной реквизиции.
— Да кто вас уполномочивал! — послышались крики с улицы. — Ты кто такой?!
— Я действую на основе доверия, высказанного мне громадой нашего поселка. Завтра на доске объявлений будет обнародован протокол сегодняшнего заседания, — Корнев попытался съехать на процедурную часть. — Это решение было согласовано на заседании поссовета!
— В зад их себе засунь, свои протоколы и расписки! — выкрикнула женщина. — Я тебе ничего, Владимир Вячеславович, дорогой, не отдам! Это мое! Кончились те времена, когда все было наше!
После этих слов женщина громко засопела и вышла из помещения. Корнев был готов застонать: едва удалось побороть одну оппозицию, кошмары о расправе над которой ему снятся до сих пор, уже было отчетливо заметно, как начинала формироваться новая, не исключено, что не одна. Но нужно было сохранить лицо.
— Уважаемые участники собрания! Я, конечно, был бы очень недальновидным руководителем, если бы вот так, сгоряча, начал тут беспределить, но на сходах, протоколы которых тоже завтра будут обнародованы, большинство высказалось за общее ведение хозяйства, — Корнев уже выстроил новую схему дальнейшей работы и внутренне ликовал. — Так сказать, демократия в чистом виде. Большинство решило, как будет дальше, мы так и поступим. Думаю, мы сможем найти общий язык со всеми членами нашей громады.
Подобные сходы действительно проводились отдельно на окраинах поселка с наиболее бедными жителями, которые все как один высказались за общее хозяйство. Сын Корнева возглавил работу соответствующей комиссии. Сельскую учительницу и одного из шахтеров Глазко по приказу Корнева протащил в зал, чтобы в случае необходимости поддержать своими голосами идею Корнева, ибо у самого председателя полной уверенности в том, что его решение примут без ропота, не было.
— Мы будем проводить общую работу по заготовке кормов. Сколько продлится... — Корнев на секунду замолчал. — Это... хм... безобразие, я не знаю, и когда про нас вспомнит власть, мне тоже не ведомо, но мы должны быть готовы к любому повороту событий. Нам следует быть готовыми прокормить себя. Сейчас это самая важная задача. Кто станет заведовать хозяйством, мы решим на нашем следующем сходе, который будет через неделю, а пока все могут быть свободны, — Корнев закончил речь.
В зале стали слышны перешептывания и приглушенные голоса собравшихся. Сегодня новый председатель дал им много поводов для пересудов. За Корневым, выходившим одним из первых, увязался ветеран Глазко.
— Владимир Вячеславович, обожди секунду! — протискиваясь, ветеран догнал Корнева и, взяв его за рукав, повел на улицу, подальше от людей.— Ты уж прости, старого дурака, что я так сказал про советскую власть, не хотел я над тобой насмехаться. То, что ты задумал, оно, наверное, правильно — людям нужно четкое командование, а оно без центра быть не может. Так и работать проще, зная, что ты голодным спать не ляжешь и детки твои. Ну, про еду не надо думать. И я хотел сказать, что лично я, ну и ветеранский актив наш, на твоей стороне, а это немало: почти несколько десятков человек! Мы, ежели чего, тебя поддержим и голосом, и, если надо, кулаками. — Ветеран усмехнулся беззубым ртом, ветер растрепал жиденькие седые волосы на его голове. — Только если б все от нас зависело! Многие против такого решения, вон как эта ведьма. Их тоже можно понять, кому охота все свое отдавать? Но, видать, иного пути нет, дык, и ты забираешь не для себя, а для всех! Короче говоря, Владимир Вячеславович, мы с тобой!
— Спасибо, Иван Тимофеевич, — Корнев даже слега склонил голову, вспоминая жесты из официальных мероприятий прошлого, посвященных таким же ветеранам. — А ты мне лучше скажи, чего это она так себя ведет? Раньше вроде она такой не была.
— Да молоком и яйцами втихую торгует, меняет там на золото да на одежду дорогую, — Глазко склонил голову. — Как ее... спекулянтка! Там у ней еще много живности всякой.
— Странно. И что, до сих пор ее никто не обокрал? — Корнев начинал интересоваться этой особой. — Наверное, знатный бы хабар получили такие смельчаки. — Он криво улыбнулся и попытался отвернуться от порыва ледяного ветра.
— А черт ее знает? Говорю же, ведьма! — Глазко пожал плечами. — Да она не одна такая, я еще парочку знаю, у которых тоже после сдачи в наш общий котел еще запасы остаются. Надо с ними тоже чего-то решать, потому как разлагают они дисциплину своим торгашеством.
Дальнейшую стратегию борьбы против вновь сформировавшейся оппозиции Корнев не намеревался обсуждать с ветераном, но кое-какие мысли на ум ему пришли.
Резко оборвав бормотание Глазко и быстро попрощавшись, Корнев вместе со своей свитой направился домой — следующий день обещал быть очень трудным.
Первыми организационными мероприятиями стало формирование работоспособного и высокоэффективного аппарата управления.
Заведовать охраной Корнев поставил сына Аркадия, утвердив его назначение на общем собрании бряцанием трех автоматов в руках его родни. Зять Эдуард числился его первым заместителем. Жене, имеющей опыт в системе общественного питания, он передал всю полноту управления в сфере продовольственных запасов. Она руководила полудюжиной кухарок, готовящих еду для большинства населения поселка, а также заведовала распределением продуктов и всеми сопутствующими делами. Свекор в силу почтенного возраста и состояния здоровья был не способен носить оружие, но неплохо управлялся со счетами, имея солидную бухгалтерскую практику на предприятиях тогда еще существовавшей Луганской области. Корнев любил во время краткого досуга поразмышлять над тем, что же будет дальше, и на сколько им хватит их запасов. Свекровь работала заместителем главного врача одной из луганских городских больниц, по специальности была хирургом, правда, давно не практиковавшим. Ее знания весьма пригодились во время лечения пулевых и ножевых ранений. Гражданская жена сына — Корнев подумывал над поисками священника для закрепления их брака — выполняла функции управляющей делами, помогая то одним, то другим. Поначалу порывалась уехать к родителям, но, хорошенько обдумав, что ее ждет в пути, довольно быстро оставила эту идею, лишь изредка плача возле окна.
Таким образом, семейство Корнева практически полностью охватило все уцелевшие сферы общественной жизни в поселке. Одной из попыток мимикрии под старые времена стала подготовка протоколов поселковых собраний. За правильным содержанием он следил лично, визировал и распоряжался вывешивать их на доске объявлений возле поселкового совета. Там их обычно цепляли внуки Корнева — Павел и Виолетта — отдельно на гвоздики каждую страницу в файле. Также здесь размещалась распечатанная информация, найденная в Интернете. Но ее было немного, и она носила официальный характер: вроде указов президента Донецкой Республики о назначении новых руководителей территорий или учреждении празднования государственных праздников. Но такая информация, заслуживающая внимания односельчан, появлялась редко.
