Девки гулящие

Ещё, по мнению Прасковьи, Ванька в отношении денег был осторожен. Привозил он их из своих странствий не мало, откуда уж брал и каким путём они к нему попадали можно было только догадываться. Другим сестрам, кроме Прасковьи, особо то про Ванькины богатства было не известно. У баб, как говорят, волос долог, а ум короток. Язык ещё волос длиннее, поэтому про свои капиталы Ванька только одной Прасковье сообщал. Часть они совместно на расходы отделяли, а остальное в железный сундучок складывали. Где он спрятан был — только Ванька и Прасковья знали.

Велела остальным сестрам Прасковья из горницы выйти, погулять под окнами немного. Сама же к Ивану подошла, села рядом и по голове его погладила.

— Ванюша, братик, опять не помнишь? Забыл куда денежки то твои мы спрятали? — ласково обратилась к Ивану Прасковья.

Ванька только головой качал — права мол ты, Прасковьюшка, совсем что-то голова у меня дырявая стала после пьянки той с татарином. Вернее, как головой после стакана самогонки об пол ударился.

— Ничего, Ваня, Никифор вон, как бык его бодал, почитай три года совсем не помнил. А потом всё как-то отошло у него потихоньку. У тебя тоже всё наладится. Сундучок твой железный с деньгами, он как спрятан нами с тобой — так там и лежит. — тихонечко, почти шепотом проговорила Прасковья. Уже совсем на ухо напомнила братцу любимому где он ими спрятан.

Попаданец в Ваньку обрадовался и пожалел, что раньше, там в иной его жизни сестер у него не было. Да и никого не было. Подкидыш он. Вырос в детском доме, потом не с теми связался, затем деньги зарабатывал... Жил волком, никого близко к себе не подпускал. Да и особо никто и не проявлял желания к нему приблизиться — скверно жил, обидел многих...

Ванька в подполье спустился. Отсчитал доску от стены. Сундучок извлек. Крышка его легко откинулась. Да, хватит тут на многое. Отделил на глаз, в карман спрятал.

Прасковья сестер с улицы позвала, все были деньгами с запасом оделены, часть их ещё и в шкатулку была положена — берите мол, сколько и когда надо.

Только сестры ушли, как незваный гость на пороге нарисовался. Татарин, которого Прасковья сегодня недобрым словом уже вспоминала. Тоже денег он попросил — намотал, по его выражению, он себе что-то нехорошее на свою мужскую красоту, когда девок у Ваньки испытывал.

Дал Ванька и ему денег на лечение. Куда деваться, в любом бизнесе бывают и непредвиденные расходы...

Глава 21 Не оправдавший надежд татарин

Пропал татарин. Третий день его уж нет. Как корова языком слизнула.

Ванька к Агиле, жене татарина, даже сходил и спросил про него. Обещал татарин Ваньке, как деньги у него на доктора получил, сразу же по возвращению из Вятки у Ваньки появиться и ответ дать — болен он или нет, если да — то чем, сколько лечиться будет.

Если татарин болен — это плохо. Работниц из сестриных домов терпимости теперь тоже в больницу надо срочно отправлять для диагностики и проведения лечения. Татарин же всем им испытание проводил, перезаражались они при этом, может и не поголовно, но какая-то часть уж точно.

Это имеет для Ваньки и сестер два неприятных последствия. Первое — ежели кто из девиц страдает хворями венерическими, то лечить их придется за Ванькин счёт. Почему? Всё очень просто — сестры девиц уже в работницы своих веселых домов записали, а значит при наличии у них венерических болезней обязаны раскошелиться. Вылечить их за свои денежки. Так врачебно-полицейский комитет постановил.

Второе — пока девицы лечение проходят публичные дома Воробьевых без клиентов будут простаивать. Некому удовлетворять потребности желающих продажной любви. Не сестрицам же этим заниматься. Не их это дело, да и опять же действующие законы содержательницам торговать собой запрещают. В прежней жизни попаданца в Ваньку Воробьева это упущенной выгодой называли. Но, это если он ничего не путает — не экономическое образование у него, совсем по другой специальности он учился.

Вечером третьего дня татарин объявился. Сначала, пока самого его ещё не было видно, любимую его песню жители деревни услышали.

Ну, товарищи, должны расстаться мы:

Выпускают вас из матушки-тюрьмы.

Вам теперь на волю вольную лететь,

Мне — за крепкою решеткою сидеть.

Тут и сам татарин показался. Был он пьян и печален. Рубаха чем-то белым замарана, один из рукавов почти оторван, лицо украшал синяк.

Жаль, послал бы я поклоны, да, ей-ей,

Уж давно лишился близких и друзей,

Хоть любил когда-то жарче я огня,

Да теперь уже забыли про меня.

Татарин скорее не пел, а рычал. Глаза его горели злобой на весь белый свет, кулаки то сжимались, то разжимались... Не дай такому под руку попасть, изувечит и не задумается.

Агиля, как только своего муженька увидела, куда-то в сторону леса побежала. Спрятаться, наверное, хотела. Не хорош был пьяный татарин, ой не хорош. Колачивал он Агилю в таком состоянии чем под руку попадет, по неделе она после таких мужниных ласк бывало отлеживалась.

Поклонитесь вольной воле да ветрам,

Всем поволжским златоглавым городам,

Поклонитесь Волге матушке-реке

Да кабатчику в царевом кабаке...

Дорычал татарин свою песню и на землю свалился. Прямо в грязь. Повозился немного как жук на спину перевернутый и затих. Ванька подошел, ногой его на живот перевернул. Так надежнее — рвотой своей хоть не захлебнется. Тащить до дома пьяного соседа не стал. Проспится — сам дойдёт. Руки ещё о всякую пьянь марать.

Назавтра, ближе к полудню татарин к Ваньке появился. У дверей встал и мнется.

— Ну, где пропадать изволил, заблудшая душа? — Ванька его с усмешечкой спросил.

Татарин вздохнул тяжело.

— Запировал, Ваня, я немного. — ответил татарин.

Видно было, что тяжело татарину с похмелья. Ванька поправить здоровье ему не предложил. Не за что — так из-за него одни проблемы.

— Что врач тебе сказал? Какой диагноз поставил и долго ли тебя лечить теперь будут? — продолжал мучить Ванька татарина вопросами.

— Извини, Ваня. Не ходил я к врачу. Не надо это мне. Всё у меня хорошо. Обманул я тебя. Выпить уж больно хотелось, а жена не даёт... — склонив голову ответил татарин.

— Ну дела... — только и смог сказать Ванька.

Татарин ещё что-то говорил в своё оправдание, но Ванька его уже и не слушал. Избавляться надо от такого помощничка. В малой малости он Ваньку обманул, а ну как в каком серьезном деле ни за понюшку табака под монастырь подведет. Пока в стороночку его отодвинем, а затем и кардинально вопрос решим — от пропажи бывших содержательниц публичных домов дорожка через татарина к Ваньке и сестрам идёт.

Марии тут же он велел в Бакули сходить и Федора, родственника их по матери пригласить на разговор. Службу безопасности всё же из своих лучше сформировать, а не на соседа-татарина надеяться.

Глава 22 Реклама — двигатель торговли

Вот уже второй день народ по Больше-Хлыновской ходил и дивился. Все три дома, что Воробьевым принадлежали, по фасаду были свежими еловыми ветками обильно украшены. Ну, а что вроде здесь такого — елки в Вяткой губернии совсем не диковинка, почти повсеместно растут. Веток их нарубить и наружность своего дома украсить закон не запрещает.

Ветки эти были не главное. Они только по краям вывешенные полотнища с надписями и рисунками обрамляли. Такого местное население ещё не видывало. На красном кумаче, он так-то ещё и синим бывает, красивыми белыми буквами было выведено — "Скоро открытие". Кумача не пожалели — размеры транспарантов были не маленькие.

Кроме полотнищ с буквами на каждом из домов имелись еще и оные с рисунками. По два на каждом. Там на рамы, что к фасаду крепились, уже белая ткань была натянута. На ней дамы красивые в модных иностранных одеждах были изображены. Вид они имели приличный, на женщин легкого поведения не походили даже отдаленно. На каждом из воробьевских домов такой рисунок красовался. Стой хоть час и на него бесплатно любуйся. Некоторые и стояли.

На рисунках второго вида уже мужики были. Те имели вид совсем не иноземный, а сплошь самый настоящий вятский. Некоторые с лица проходящим мимо были вроде даже и знакомы. Одеты те мужики были не то чтобы очень уж богато, но с претензией на достаток. Самое главное — выглядели они очень довольными, как коты, что целый горшок сметаны съели. На каждой из картинок один из мужиков ещё и подмигивал всем на него смотрящим прохожим. Двое приезжих землепашцев из Глазовского уезда, что случайно около этих домов оказались, даже чуть не подрались — у каждого было своё мнение насчёт этого подмигивания.

Но это ещё не всё. У каждого дома Воробьевых на лавочке гармонист в красной рубахе и картузе сидел и веселые мелодии наяривал. Нет, штаны и сапоги на музыканте тоже имелись, но вот рубаха своим цветом сразу в глаза бросалась, а на лакированном козырьке картуза солнечные лучики так и отблескивали... Мог каждый из гармонистов и что-то душевное исполнить, но тут его уже попросить вежливо полагалось.

Народ валом валил гармонистов бесплатно послушать — большие мастера своего дела они были. Полчаса поиграют, отдохнут немного и опять за своё...

Слух ходил, что завтра ещё и балалаечники будут, но это не точно. Часть слушающих сегодня гармонь и завтра думали сюда прийти — когда ещё такие представления Воробьевы для всего честного люда устроят.

По Больше-Хлыновской и её окрестностям ещё и мальчишки бегали и листочки раздавали. Делали это они с опаской. Сунут прохожему свой листочек и в сторонку отойдут. Ни при чем здесь они, просто так гуляют. В листочках тех про воробьевские веселые дома значилось, но так хитро было всё прописано, что и комар носа не подточит. Приглашали в листочках свежие газеты почитать и американский граммофон послушать. Про девок — ни-ни. Какие ещё девки? Нет, дома терпимости в империи теперь вполне официально работали, совершенно легально, но реклама их на Вятке в мире Ваньки Воробьева не приветствовалась.

Попаданец это понял, когда получил отказ подать информацию о предприятиях сестер и в "Вятских губернских ведомостях", и в "Вятском вестнике", и в "Вятской газете". В "Вятские епархиальные ведомости" он уже и сам не пошел. Что зря время тратить.

Ещё и посещение смотрового пункта врачебно-полицейского комитета проститутками из публичных домов сестер Ванька в феерическое рекламное мероприятие превратил. О нем не одну неделю в Вятке судачили.

Перед началом работы девкам в своих медицинских билетах надо было отметочки о состоянии полового здоровья получить, вот Ванька их всех одновременно в смотровой пункт и отправил. В платьицах и шляпках своих французских вятского деревенского шиться они издали очень даже ничего смотрелись. Зонтики разноцветные им ещё всем приобрели, так вот когда они почитай через полгорода парочками в количестве более чем двух десятков двигались, зонтиками теми и покручивали.

Зонтики эти шелковые в магазине купца Клабукова были куплены. Богатый был магазин — на первом этаже там продавались всевозможные часы: стенные, настольные, каминные и карманные. Последние, что мужские, что женские, были из золота и серебра. Имелись часы для ношения на цепочке поперек жилета, или с подвеской из одного кармана с брелками, дамские на цепочке для подвешивания на шее, или прикрепляемые к платью застежкой...

На том же этаже торговали подарками, столовым серебром, ювелирными украшениями, мужскими и женскими шляпами... Во втором этаже можно было купить меха и ткани.

Сначала к процессии этой мальчишки присоединились — по сторонам от девок они вприпрыжку бежали, кто свистел, а кто и улюлюкал. Потом и праздношатающихся жителей города и приезжих из уездов губернии, идущих в некотором отдалении от колонны проституток, но всё же её сопровождающих можно было увидеть. У ворот своих домов жильцы открыв рты на такое явление стояли и смотрели. Бабы мужиков своих чуть не за волосы от любования такой красотой оттаскивали, но те уже себе заметочку на будущее сделали, мечтами переполнились и глазки у них масляно заблестели...

Но это ещё не всё. К вечеру в городе кто-то пустил слух, что после открытия первым ста посетителям воробьевских домов специальные карточки дадут. По тем карточкам они в будущем могут при посещении данных борделей скидку получать в десять процентов. Народ заволновался, некоторые начали очередь занимать...

Глава 23 Лапти, бочонки и солома

Попаданец в теле Ваньки Воробьева постепенно вживался в новый для него мир. В каких-то вопросах он уже свободно ориентировался, а где-то и вел себя пока как дитя неразумное. Сестры это списывали на последствия травмы — потерял де их Ванечка память после удара головой об пол, но ничего, всё образуется, скоро лучше прежнего будет. Он и не обманывал их ожиданий — начал советы давать разумные, промысел с публичными девками активно организовывал...

Прасковья и Мария сегодня на ярмарку собрались — девок то кормить-поить надо, да и для ведения хозяйства кое-что прикупить тоже не мешает. Ванька с ними увязался. Провести он решил маркетинговое исследование — что почём здесь продают-покупают. Не хотелось ему дурачком перед людьми выглядеть, что в ценах не ориентируется.

Про ярмарки того времени он представление только из школьного курса литературы имел.

Хмельно, горласто, празднично,

Пестро, красно кругом!

Штаны на парнях плисовы,

Жилетки полосатые,

Рубахи всех цветов;

На бабах платья красные,

У девок косы с лентами

Лебедками плывут!

В реальности же оказалось все как-то серенько, лошадками попахивало, торговые павильоны как в прежней жизни попаданца отсутствовали, а торговали всё больше с земли и с телег.

Ванька попросил сестер не торопиться — давайте де всю ярмарку обойдем, на все товары посмотрим. Те согласились, спешить в воскресный день с утра им было некуда.

Александровская площадь рядом со зданием грандиозного собора построенного по проекту архитектора Витберга была не мала, но вся заполнена. На Верхний базар приехали сегодня не только крестьяне и ремесленники из близлежащих деревень, но и продавцы из далеких мест.

Первым на пути Ваньки и сестер был торговец деревянными лопатами. Они у него были разными — широкие для сгребания сена, средней ширины для домашних русских печей, с длинными ручками для пекарен, малых размеров для подростков... Он же продавал грабли и вилы для сена, а также лыжи из березы. Широкие лыжи были предназначены для охоты, а средней ширины — для прогулок. Нашлась и одна пара узких лыж. Эти были для спортивного бега.

Рядом с нескольких возов торговали корытами, совками, коромыслами, кадками, кадушками, бочками, бочонками, плетеными корзинами с ручками и без.

Далее, уже прямо на земле была расстелена рогожа, а на ней лежали катки, вальки и ноги для стирки белья и полоскания его в проруби, а затем и глажения без утюга.

После принадлежностей для стирки несколько баб предлагали покупателям квашни для теста, мутовки из сосны для перемешивания содержимого в квашнях и кадках, деревянные доски для разделывания теста и укладки на них пельменей и пирожков перед их помещением на противни. Бабы громко, перекрикивая друг друга рекламировали свой товар. На Ванькин взгляд у каждой из торговок он был совершенно одинаковым, но для знающего человека видимо имелись какие-то нюансы.