Книга 2. Бледное солнце Сиверии. Часть 2

-Ты про Черную Избу? — спросила одна из матушек. — Сказки то, страшилки людские...

-Сказки, или нет, я не ведаю. Но вот, что на нашем берегу, да ещё в Сухой долине, вдруг рудокопы повстречали двух мертвецов — то правда, и какая правда!

-Ладно тебе, гостя пугать!

-Наш гость, говорят, не лыком шит? Верно?

Я осклабился.

-Подлей нам эля, — приказал дед.

По его голосу стало ясно, что хмель ему уже в башку ударить успел. Хозяйки налили ещё по кружке, и мы снова выпили.

-Наши рудокопы, — продолжал дед, — в Сухой долине... это та, что тянется от посёлка на юго-восток до Острого выступа... наша земля, между прочим. Мы её давно застолбили. И вообще, средняя Сиверия, а именно восточный берег Вертыша — гибберлингская вотчина. Нам в Новограде грамоту на то дали. И Ермолай это подтверждал. А Молотов, зараза такая, всё хочет залезть в долину...

-Зачем? — спросил я, чувствуя, что язык тоже начинает заплетаться, но в отличие от деда, голова ещё могла трезво мыслить.

-Зачем? Ха!

-Молчи, старый хрыч! — рявкнула сестрица.

-Чего молчать? Чего скрывать? О том уже давно все бают, — и повернувшись ко мне, дед заговорщицким тоном сказал: — Золото. Все золото тому виной! Братец его так тут и крутится. Всё выспрашивает, всё высматривает...

-Братец? Ефим?

Гибберлинг кивнул головой.

-А что Ермолай, давно ли проходил через посёлок?

-Сотников? — переспросила матушка с косицами. — Да почитай, давненько. Он ещё говорил, что снова с вождём водяников... как там его зовут?

-Слим, — подсказала вторая сестра.

-Да-да, точно. Так вот, когда Сотников в Великом Холле, Сторхалле, слово держал, то говорил, будто со Слимом договорился о мире. Мол, водяники ни к вам, ни к нам на земли лезть не будут. А тут столько всего!

Я не сразу понял смысл последних слов матушки. Потом лишь, будучи на приёме у старейшин семьи Задумчивых, узнал, что несколько дней назад водяники попытались ночью напасть на посёлок. Гибберлинги быстро отбросили их назад, заодно порубив им множество лодок.

-Да, эти дикари законов не соблюдают, — пьяно махнув головой, сказал дед.

-Спать иди, вояка! — прикрикнули сёстры.

Дед поднялся на ноги и послушно поплёлся к двухъярусным полатям. Сил подняться вверх у него не было, и гибберлинг рухнул на нижнюю полку. Матушка с косицами задёрнула занавесь и вернулась ко мне.

-Н-да, история, — пробубнил я.

Подумалось о золоте. И снова — где оно, там рядом Молотовы крутятся. То у гоблинов, вот к гибберлингам добрались...

Слушай, Бор, а если тот третий отряд наёмников с корабля "Валир" отправился сюда? Что думаешь?..

Да, может быть... Тут ещё эта нежить. Сам собой напрашивался только один вывод: не хотят ли этими мертвецами гибберлингских рудокопов с их мест согнать, а? Мол, испугаются нежити, не станут в долине работать, а тут как тут молотовские ребятки и подоспеют на горяченькое.

Как думаешь? — снова вопрошал себя, чувствуя, что с каждым глотком эля голова всё тяжелеет и тянет в сон.

Надо бы завтра навестить братца Демьяна, да и к старейшинам заглянуть.

За этими размышлениями я не заметил, как и заснул.

10

Утром голова гудела, будто колокол. Во рту был противный раздражающий еловый привкус. И чего он мне вчера показался таким приятным?

В общем, встал я в самом скверном расположении духа.

О том, что наступило утро, говорил свет, льющийся в жилище через отверстия наподобие малюсеньких окошек, проделанных в крыше.

Рядом кто-то громко храпел. Это в уголочке широкой кровати спал дед Глазастик.

Отдёрнув занавесь, я слез на пол, и некоторое время сидел без движения, пытаясь унять шатающийся пол.

Зачем я вчера столько эля ихнего выжрал?

От воспоминаний о выпивке к горлу подкатил тошнотворный ком. Еле удержав его, я поднялся на ноги и заплетающейся походкой направился на двор.

О вчерашнем ненастье напоминал лишь свежевыпавший белый снег. Морозный воздух холодил виски и шум в ней чуть поутих. Я выбрал место без жёлтых пятен на снегу.

Фух! И острые ледяные иглы впились в кожу, придавая и телу и разуму бодрости. Растерев горстями снега лицо, и пофыркав несколько минут под взглядами торопившихся мимо гибберлингов, я вернулся в дом и занялся своей внешностью. Взяв бронзовое зеркало, принялся подравнивать ножницами бороду, а потом подбрил виски и заново заплёл волосы в небольшую жёсткую косу.

-О, уже встал? — в дом вошли матушки Глазастики. — Раненько что-то. Не спится?

-Да нет, просто дел на сегодня много.

-А наш-то всё дрыхнет... Эх!

Сёстры принялись разводить огонь. Они что-то зашептали, как мне поначалу показалось, на своём языке, но прислушавшись, я всё же различил некоторые слова:

-...нить держи, ну упускай, за судьбою поспешай...

Я поднялся и повернулся к матушкам. Заклинание, что ли, шепчут какое?

-...тьмы кромешной сторонись... На днях, — вдруг повернувшись ко мне, говорила та из матушек, что с косицами, — сынки к нам заезжали. В походе они были, дальнем. Ничего про то не говорили... А мне сегодня сон был дурной...

Матушка замолчала, глядя, как разгорается огненный цветок. Вместо неё заговорила вторая сестра:

-А я ещё тогда заметила, что Франк, старшенький, всё какой-то молчаливый. Слышала, как он Сэму и Асгерду сказал, что надо помалкивать. А вот о чём — непонятно.

Я всё ещё глядел на гибберлингов. Мысль была такая: старческое, что ли у них? Мелят о ерунде какой-то.

-Ушли они за Великаны, — продолжала рассказа сестра. — Хотели добираться до северного берега, а оттуда на Новую землю лететь к Фродди Непоседе, Старейшине нашему. Боимся, что не в добрый путь они туда поспешили.

-Ой, не в добрый, чует моё сердце, — вторила сестра. — Тут ещё этот сон.

-Да ну, глупости, — успокоил я, как умел. — Снам верить...

Сказал, а сам вдруг вспомнил Стояну и её предостережения.

-Думаешь? — как мне показалось, обрадовано спросила матушка с косичками. — Может сову почтовую послать?

Я пожал плечами.

-Садись за стол, завтракай, — предложила вторая сестра.

Глянув на моё лицо, она чуть усмехнулась:

-Плохо? Держи, — с этими словами она взяла с полки горшочек и протянула мне.

Пахло из него не ахти. Но делать нечего: я сделал несколько мощных глотков, вдруг ощущая, как по телу пошла приятная лёгкость.

-Ну, а теперь поешь, — сказал матушка.

Наскоро перекусив под звуки храпа деда, я поинтересовался, где найти Ефима Молотова.

-Знамо, где! В Меннесфольге, людской слободке, в северной части посёлка.

Поблагодарив матушек, я собрался и вышел во двор.

Небо уже значительно посветлело, но солнце всё ещё не могло пробраться сквозь тонкое серое полотно облаков. Снег под ногами приятно похрустывал.

Людская слободка заметно отличалась от строений гибберлингов. Несмотря на раннее утро, здесь было оживлённо. На вопрос, где разыскать Ефима Молотова, меня вдруг вызвался провести один громила.

-А сам кто таков? — допытывался он по дороге.

-Да так... проходимец...

Здоровяк хмыкнул, не поняв юмора, и повернул за угол. Тут было ещё несколько таких же мордоворотов. Они изучающе глядели на меня, и особенно им не понравилась моя причёска. В глазах блеснул не то чтобы испуг, скорее какая-то настороженность.

-Похож, — процедил сквозь зубы один из этих мрачных личностей.

-Конечно, похож. Кто таков?

-А сам ты кто? — бросил я, сжимая рукой рукоять фальшиона.

Кажется, вместо ответа меня ожидало нечто иное. И тут в голове сами собой всплыли слова Стояны: "Убережёшься от рога (Крутой Рог водяников), наткнёшься на меч".

Вот оно что! И кто ж эти странные люди? Не третий ли отряд с "Валира"?

Скрипнула дверь и на крыльцо высокой избы вышел длинноусый безбородый человек в богатом кафтане. Его взгляд сразу наткнулся наше сборище.

-Эй, Лешук, что там за человек такой? — громко крикнул усатый.

В его фигуре узнавалось молотовская стать. Видно, это и был Ефим.

Тот, кого назвали Лешуком, низкорослый толстопузый человек с руками-ухватами, нехотя повернулся на месте. Он не стал кричать в ответ, а медленно пошёл навстречу купцу.

Несколько минут они о чём-то переговаривались. Со стороны мне вдруг показалось, что как будто не Лешук даёт ответ, а Молотов извиняется. Словно потревожил столь занятого человека. Жаль, что громила стоял ко мне спиной, и не мог видеть его лицо.

Всё это время, я держал руку на гарде, ежесекундно ожидая подлого нападения со стороны этих весьма недобрых парней.

Ефим устало потёр переносицу. Тот, кто его близко знал, наверняка уже понял, что купец в скверном расположении духа. Обычно подобное потирание переносицы указывало на то, что Ефим пытается скрыть те эмоции, которые, по его мнению, сейчас отражаются на его лице.

На самом деле, там ничего не отражалось. Привычка играть "уставшего человека" дала свои плоды, и никто из чужих не догадывался, что на самом деле творится в душе у этого человека.

Купец вдруг обошёл стоявшего на пути Лешука, так и не дослушав его речь. Несколько широких шагов и он подошёл к нам.

-Как зовут?

-Сверр. Я на брата вашего работаю. Плоты сопровождал...

-А-а, это о тебе мне вчера парни рассказывали! — как-то обрадовано сказал Ефим. И, обращаясь к громилам, сказал: — Свободны, это ко мне.

Ушли те не сразу, несколько секунд глядя то на Лешука (видно ихнего предводителя), то на купца. Когда мы остались одни, Ефим вдруг изменился в лице и строго спросил:

-Так как твоё настоящее имя, Сверр? Только честно, прошу!

-Бор.

-Нихаз тебя дери! — прошипел Ефим.

Его лицо нахмурилось, усы, словно змеи, зашевелились сами собой.

-Плохо! Очень плохо! О тебе тут уже прекрасно знают! И ждут с "превеликой радостью"!

-Кто ждёт?

Ефим не ответил. Он повернулся и решительно направился к себе в хоромы. Поняв, что он зовёт таким образом идти за собой, я отправился следом. Когда мы очутились в небольшой комнатке на втором этаже, Молотов сел на лавку, закинул ногу на ногу вернулся к разговору:

-Помнишь, раньше бабки в детстве нам сказывали: "Слухом земля полнится".

Я кивнул, присаживаясь рядом.

-Значит, у брата сейчас служишь? А он, поди, и не догадывается кто ты.

-Да объяснись нормально, что за загадки!

-Успокойся, не враг я тебе. Наша семья в беде... Поверь, всё случилось не по нашей воле... Вернее... Запутался и тебя запутал.

Молотов резко встал и зашагал взад-вперёд. Его длинная фигура делал его похожим на цаплю. В сравнении с Демьяном, он казался гораздо выше и шире в костях.

-Наш младший брат, Касьян, в заложниках. Потому нам.... нашей семье приходится крутиться, снабжать деньгами, в общем, всячески способствовать...

-Кому? — не выдержал я.

-Мятежникам, — резко ответил Ефим и остановился. — Вон те ребятки, что тебя встретили... Это — наёмники. Бунтари! Следят за мной. Всё присматривают.

Тут словно доказывая его слова, отворилась дверь, и в светёлку вошёл Лешук.

-Что тебе? — повернулся к нему Ефим.

Секунду-другую наёмник глядел на нас исподлобья.

-Пошептаться надо, — пробурчал он.

-Хорошо, сейчас закончу с... посланцем от брата и пошепчемся. А сейчас обожди за дверью.

Лешук кивнул и вышел.

-Видишь, — прошептал Ефим. — Второго дня гонец прибыл из столицы с письмом для них. Я его читал... Видно, много кого ты там, в Светолесье, допёк. Дают полное твоё описание, мол, такого-то роста, такого-то сложения и прочее, и прочее. И предписывают при появлении в Гравстейне... и откуда только узнали?

-Случайность, — пожал я в ответ плечами.

-В общем, приказывают тебя... убить. А все бумаги, которые будут найдены, немедленно доставить на "Валир" капитану Крюкову.

-Ну, теперь мне ясно, откуда ноги растут... И что делать?

-Что делать? Сам не знаю. Пока прикидывайся этим... забыл...

-Сверром.

-Вот-вот, ты Сверр от моего брата Демьяна. Где остановился?

-У матушек Глазастиков.

-А... знаю... Хорошо, пусть так. И, будь осторожен.

Дверь снова открылась.

-Слышь, Лешук, — задорно сказал Ефим. — Зайди на минутку. У нас тут дело такое...

Наёмник не преминул заскочить.

-Говорю, водяники совсем распоясались, — как бы продолжал разговор Ефим. — Тут Сверр такое рассказал!

Лешук недоверчиво посмотрел на меня.

-Надо что-то решать с этими дикарями. Ты как думаешь?

-Надо, — кивнул головой наёмник.

-Может, возьмёшь своих людей, да отправитесь на Старый утёс...

-Что? — глаза у Лешука округлились. Он явно испугался. — А кто будет людей от орков оберегать? Не приведи Сарн, конечно, такого, но вдруг они попрут сюда, в слободку, что тогда?

-Страшно умереть, да? — усмехнулся купец.

-А тебе, Ефим Савватеич, не страшно разве? — Лешук напрягся, вылупив свои огромные глаза на купца. На его шее вздулись тёмные жилы.

Молотов не ответил. Его взгляд и взгляд наёмника встретились. На какую-то секунду глаза Ефима потухли, наполняя его разум воспоминаниями.

Был вечер. Большая семья ужинала за огромным дубовым столом, который Ефим заказал у известного мастера.

Поначалу так и было, и ведь всё как всегда. Ефим любил подобные моменты, чувствуя некую гордость за то, что у него дела идут хорошо, что у него столько будущих потомков, пожалуй, единственного из всех Молотовых. Ведь, каждый сын, или дочь, в будущем приведут по несколько внуков, те тоже нарожают детей, и семья со звучной фамилией Молотовых разрастётся, заняв не менее важное положение, чем представители благородных семейств. Ефим это видел так явственно, что просто уверовал, как в некую непреложную аксиому.

Но сегодня он был несколько рассеян, хотя только-только заключил преотличную сделку с одним купцом из Светолесья. И, как полагается, эту сделку чуть обмыли. Но выпили немного, так, чтобы повеселей стало. Но вот беда, то, что казалось таким приятным и радостным каких-то полчаса назад, теперь виделось неким мрачным пятном, яростно терзающим душу.

Почему? Что не так? — вопрошал Ефим, и не находил ответа.

Мысли закружились в водовороте. Думалось о детях, о семье, о проблемах, о братьях, сестрах в Новограде. Потом мысли спутались и заскакали зайцами, вызывая то одно неприятное воспоминание, то другое. Ефим даже не заметил, что уже перестал зачерпывать ложкой из тарелки, купленной на ярмарке в Умойре (тамошний фарфор да в купе с росписью в велико-постоловском стиле — это нечто; не у всех в столице подобную посуду найдёшь), и сидит с остекленевшим взглядом пустых глаз.

-Тятя, а если ты умрёшь? — сей простой вопрос прорвал туман рассуждений, ввалившись в разум, подобно упавшему на дно реки камню.

-Что? — переспросил Ефим, поднимая взгляд на самую младшенькую Олечку.

-Тятя, ты ведь умрёшь тоже? — спросила она.

К чему сей вопрос? — не понял Ефим.

Он пропустил весь вечерний разговор, в котором, оказывается, вскользь упомянули, что вчера помер Митрофан.