Хроники Обетованного. Пути и маски

— Боюсь, это совершенно не относится к делу, — сухо сказал он. Ир Пинто покосился на него с лукавым прищуром: мол, надо же, изваяние заговорило... Лицо у него было не красивое, но живое и очень подвижное, ежеминутно с новым выражением. Впрочем, если отмести лишнюю язвительность и глупую манеру говорить с кем угодно так, будто он поучает детей, ир Пинто был довольно умным и приятным человеком. Ринцо всегда так считал.

Заседали они в главном зале Дворца Правителей — огромном, с круглым столом прямо в центре. Круг был призван символизировать равенство Правителей перед населением Кезорре и законом (пусть существует хотя бы в таком виде, а не только в воображении...). Пол из белого мрамора украшала искусная мозаика — огромные весы и растительные орнаменты. Стены слева от Ринцо не было — только ряд стройных колонн и длинный балкон за ними, выходящий прямо в сад. Для каждого зала материал колонн когда-то подбирался отдельно, и здесь они были нефритовыми, с тонкими зелёными прожилками — будто стебли громадных цветов. Создавая причудливый контраст, кусты рододендрона за ними цвели ядовито-розовым.

Девушки-служанки, почти бесшумно ступая в своих мягких сандалиях, появлялись время от времени, чтобы подлить Правителям воды с лимоном, а потом тихо исчезали. Где-то в глубине сада сладко пел соловей, воздух стоял густым маревом, и от жары тяжело было думать.

"Ещё пара часов", — напомнил себе Ринцо, бросив взгляд на большую старомодную клепсидру у входа. Пара часов — и можно будет вернуться домой, к Лауре. Как она там одна, без него, испуганная этой угрозой?..

Но пока он должен сидеть здесь, в неудобном кресле, как того требует Долг. И ещё около тридцати людей в этом зале мучаются, кряхтят, промокают лбы шёлковыми платками — во имя всё того же Долга. И каждый мечтает, наверное, о глотке доброго вина или кушетке, где можно распрямить спину.

Каждый — кроме, пожалуй, чара Энчио. Ринцо вообще иногда сомневался, что он человек, а не хитроумный механизм или глыба мрамора.

— Я понимаю, о чём говорит эр Даола, — равнодушно бросил чар Энчио, не поднимая глаз. — Разве что с определением "мерзкий" можно поспорить. В основе культа Прародителя — смирение и чистота, всеобщее равенство, отказ от излишеств... Ничего недостойного, на мой взгляд. Скажем, наш эр Алья вполне мог бы послужить примером такой жизни, — Ринцо ощутил, что готов провалиться сквозь землю; послышались новые, на этот раз куда более смелые, смешки. — Я всегда был не против жрецов Прародителя — даже тогда, когда первые из них, весьма наглые, начали приплывать к нам из Минши. Пусть строят свои аскетичные храмы и помогают бедным, с чего нам мешать им?.. Однако, согласен, ситуация стала меняться несколько лет назад. Появились все эти крикуны на улицах, призывающие положить конец власти Правителей и отдать её в руки цехов и гильдий...

— И Великих Домов, прошу заметить, — вставил донельзя довольный эр Даола — он сейчас напоминал собаку, которую похвалил хозяин. Ринцо, привыкший наблюдать, быстро заметил, что кое-кто за столом побледнел или резко заинтересовался мозаикой.

— ...что, конечно, повлечёт необратимые последствия, которых они просто не могут понять, — будто не расслышав, продолжал чар Энчио. — К тому же нынешняя война на севере ещё сильнее их распалила. Часть из них явно склонна поддержать Альсунг — просто как новую силу, что кажется им более свободной и способной защитить народ, — чар Энчио позволил себе улыбку; выглядело это так, будто ему свело скулы. — Но мы-то знаем, как выглядит "защита" альсунгцев и насколько королеву Хелт волнуют крестьяне с плотниками...

— А другая часть вообще против вмешательства Кезорре в войну, — заметил посерьёзневший ир Пинто. — Глава виантской Гильдии Стекольщиков на днях заходил ко мне... "Нам столько же дела до Ти'арга с Альсунгом, сколько стеклодуву до глины!.. Пусть хоть перегрызут друг друга, а мы пока построим идеальную страну у себя!" — ир Пинто вздохнул и сделал скорбное лицо. — Так вопил, что пришлось предложить ему ещё закуски.

— "Идеальна" для них страна под необразованными плебеями, — пискнул чар Леро, с опаской поглядывая на чара Энчио: угодил ли?

— Плебеями, которые поклоняются Прародителю, — подчеркнул чар Энчио. — Это важно. Мы не даём им места в Совете, запрещаем публичные проповеди, осмеиваем их празднества... Разумеется, они уверены, что их ущемляют в правах. Если так пойдёт дальше, они разозлятся, и очень. А это совсем нам не нужно.

— И что же теперь — пускать их в Совет? — эр Даола всё не унимался, но бравады в нём поубавилось. Вытянутое лицо то краснело, то бледнело, напоминая Ринцо детские фонарики, что так любят в Ариссиме. — Слишком радикальный способ задобрить.

— Речь не идёт о задабривании, — ледяным тоном возразил чар Энчио и посмотрел через стол на эра Даолу — абсолютно спокойно, но тот виновато съёжился в кресле. — Если несколько их жрецов окажется в Совете, нам будет проще их контролировать. Это во-первых. Такая уступка поможет избежать скандала, когда мы объявим о своём решении поддержать Дорелию. Это во-вторых.

Ринцо вздохнул и потёр переносицу. Начинала болеть голова.

"Разумно, — оценил он. — Это очень..."

— Умно, — закончил за него ир Пинто. — Но подобная благосклонность может и, наоборот, слишком их расповадить. Я считаю, что нужен противовес.

— И что Вы предлагаете? — прохладно спросил чар Энчио. Эр Нисте — сейчас самый молодой из Правителей — вытаращил глаза от изумления. Ринцо тоже подумалось, что что-то пошло не так...

Чар Энчио задал кому-то вопрос. Ему понадобилось чьё-то мнение... Видимо, грядёт новая эпоха.

Соловей в саду выдал особенно резкую трель.

— Праздник в честь богини Велго, — улыбаясь, вкрадчиво промурлыкал ир Пинто. Послышались возмущённые возгласы:

— Праздник богини? Сейчас?

— Во время войны?

— Когда через пару недель нам, возможно, отправлять войска на помощь Дорелии?

— Да Вы представляете, как это их разозлит!..

— Настоящий, большой праздник, как раньше, — продолжал ир Пинто. Ринцо видел, как часто бьётся жилка на его бледном лбу. — Какого не было уже много лет. Чтобы вся столица гуляла, прославляя Мудрейшую... А заодно — Совет Правителей, конечно. Там же можно объявить и о союзе с Дорелией, — он застенчиво потупился. — Ну, знаете, пара громких речей о долге перед родиной, о том, как необходимо поддержать короля Абиальда перед угрозой северных варваров... Я могу и сам заняться этим, если досточтимые не против.

— Вы полагаете, что это покажет адептам Прародителя их место? — задумчиво спросил чар Энчио.

— Именно так. Иначе, боюсь, они слишком уж войдут в силу... Как в Ти'арге и Дорелии, где их покорно терпят — вопреки их абсурдным речам о том, что любая власть несёт зло, как и магия.

Потянулось неловкое молчание. После десятков голосов, звенящих под сводами зала, оно казалось Ринцо блаженством. Формально любые решения в Совете, конечно, принимались голосованием, но сейчас все ждали вердикта чара Энчио. А чар Энчио сидел неподвижно, склонив горбоносую голову, созерцая стол непроницаемыми вороньими глазами...

Ринцо слышал, что ир Пинто задержал дыхание.

— Довольно дерзкая идея, — сказал наконец чар Энчио. — Но, думаю, удачная.

Побеждённый эр Даола швырнул в ира Пинто очередной свирепый взгляд. Если бы глаза могли резать, тот не досчитался бы ушей или носа.

Представив это, Ринцо чуть не улыбнулся, но потом вздрогнул, вспомнив о соколином пере... Сегодня он оставил его дома, но оно всё вставало перед глазами с пугающей отчётливостью.

Маги Дома Агерлан. Вот кто, наверное, может резать силой мысли.

Интересно, на чьей стороне Дом Агерлан — богини Велго или Прародителя (если их, конечно, вообще интересует религия)? И связан ли с ним кто-нибудь из находящихся здесь, за этим самым столом?

Несмотря на удушливую жару, Ринцо наполнил холод — точно во время лихорадки. Как это раньше не пришло ему в голову?.. Угроза ведь может исходить от любого из тех, с кем он постоянно работает... Даже от тех, кого он называет друзьями.

Как всегда в Кезорре. Как всегда среди людей.

— Очнись-ка, Ринцо, — ир Пинто ласково тронул его за плечо. — Объявили перерыв. Прогуляемся?

* * *

Слуги распахнули высокие двери зала, и Правители разбрелись по коридору, чтобы размяться на пару минут — в основном группками по двое-трое. Только чар Гритто, умудрившийся подхватить простуду в такую жару, чихал в одиночестве, да чар Энчио, как всегда, гордо сторонился остальных. Ир Пинто, сдержанно сияя, подхватил Ринцо под локоть.

— Он согласился. Поверить не могу, что это случилось! — он сморщил нос в улыбке, и верхняя губа приподнялась, обнажая острые, как у хорька, зубы. Ринцо вдруг понял, что больше всего на свете хочет остаться один. Или увидеть Лауру. — А ты как думаешь, о Ринцо-который-сегодня-не-в-духе? Есть смысл порадовать простонародье праздником?

В конце коридора, у лестницы, наметилось какое-то новое движение. Высокая девушка — рыжеволосая, в изношенной и грязной одежде — бурно жестикулировала, пытаясь объяснить что-то рослому керу.

— Может быть, — после паузы сказал Ринцо. — Но, знаешь, я сомневаюсь. Как сомневаюсь и в том, что нужно отправлять войска на помощь Дорелии... И тем более — объявлять об этом, точно хвастаясь. Это вызовет... протесты.

Да что там — это вызовет настоящую бурю... Ринцо вздохнул. Он понимал, что даже голосовать против нет смысла. Все всё равно поддержат вердикт чара Энчио, а его неразумный голос запомнят, и на некоторое время их с Лаурой жизнь окажется сильно подпорченной.

По крайней мере, на хорошо оплачиваемые заказы ей можно будет больше не надеяться.

— А ты, конечно, боишься протестов, пугливый крошка Ринцо?.. — захихикал ир Пинто, явно думая уже о другом: он пожирал голодным взглядом рыжую девушку. — Мы раздавим их, не беспокойся... К тому же на Дорелию всё-таки ещё не напали. Альсунг не успел утвердиться на новых землях.

— Но это очень скоро случится, — вздохнул Ринцо. Ему порядком надоело озвучивать очевидное. Многие в Совете — даже ир Пинто, да и он сам, наверное, — лишены способности видеть картину в целом. Как видит Лаура — во всей совокупности теней, полутонов и мазков.

Он вспомнил, как любит Лаура пейзажи Ариссимы, вспомнил наброски её виноградников и холмов — то в утренней дымке, то в закатных лучах... Такая работа для неё была отдыхом, желанной паузой между чем-то серьёзным. Хрупкая красота линий — совсем как в ней самой.

— Кто это? — резко спросил ир Пинто. Рыжая девушка — очень бледная, не похожая на кезоррианку и, видимо, совсем измотанная — решительно направлялась прямо к ним. Кер шёл за ней следом, зачем-то взявшись за рукоять меча. — Посторонних во время заседаний сюда не пускают. Тем более нищенок.

— Мне она не кажется нищенкой, — возразил Ринцо. Девушка шагала, чуть откинув назад немытую голову, и осанка у неё была поистине королевской. Серое, наглухо закрытое платье из плотной ткани, истерзанное грязью и ветром, — такие носят на севере; но руки — тонкие и белые — вовсе не руки крестьянки или рыбачки... Может, певица? Или попавший в передрягу менестрель?

Правители провожали незнакомку удивлённо-насмешливыми взглядами. Вскоре стало понятно, что она направляется к растерявшемуся Ринцо. Кер виновато смотрел в пол.

— Добрый день! — сказала девушка по-кезорриански, но с акцентом, без всяких попыток поклониться. Глаза у неё были чёрные, как угли — и смело заглядывали прямо Ринцо в лицо. — Я хочу поговорить с эром Альей.

— У-у, шалунишка Ринцо! — смеясь, протянул ир Пинто. Он бесцеремонно продолжал оглядывать девушку с ног до головы и определённо начинал нервничать. — А мы-то все считали тебя примерным семьянином... Эта барышня не слишком юна для тебя?

— Маэль, что ты несёшь? — вспыхнув, прошептал Ринцо. Он довольно редко обращался к кому-то из знакомых по имени, видя в этом знак особой близости — или особого раздражения. — Я впервые вижу её... Это я — эр Алья. Что Вам угодно?

— Я ищу госпожу Лауру Эсте. Мне сказали, что она замужем за Вами, и направили во Дворец Правителей. Я могу с ней встретиться?

Рубленые сухие фразы, острые скулы и упрямый подбородок... От девушки пахло, как после долгой морской дороги — проще говоря, воняло рыбой, потом и солью. Услышав прежнее имя Лауры, Ринцо схватил её за руку. Все страхи очнулись в нём одновременно.

— Оставьте нас, — попросил он кера и ира Пинто. Маэль хмыкнул, изобразив понимание:

— Перерыв скоро кончится, Ринцо... Поторопись, а то женская ревность — штука задерживающая.

Когда от них отошли на приличное расстояние, девушка тихо зашипела от боли. Ринцо понял, что сжал её запястье до синяка.

— Пустите, мне больно.

— Кто Вы такая? — не заботясь больше об этикете, Ринцо оттеснил девушку к стене. Она не сопротивлялась, но чёрные глаза теперь полыхали злостью. — Из Дома Агерлан, не так ли? Это Вы подбросили нам перо? Не смейте мне врать!

— Какой Дом, какое перо?.. Я впервые об этом слышу! — девушка скользнула по его кулаку ногтями другой руки, и Ринцо, тихо выругавшись, отпустил её. — А мне ещё говорили, что мужчины Кезорре — образцы галантности. Вы всегда так встречаете дам?

Уголки её губ дрогнули от улыбки. "Совсем не боится", — отметил Ринцо.

— Мужчины Кезорре?..

— Я первый день в Вианте. Только позавчера высадилась в гавани в Гуэрре, — устало объяснила девушка. — И ничего не знаю о здешних Домах. Просветите меня, эр Алья, но лучше чуть позже — думаю, я скоро упаду. Я устала и голодна.

В немного гортанном голосе звучала смесь надменности и кокетства. Так говорят те, кто привык приказывать.

Ринцо в смятении отступил на полшага. Двери зала раскрылись вновь, и Правители, переговариваясь, двинулись внутрь. У него оставалась пара минут.

— Откуда Вы приплыли в Гуэрру?

— Из Ти'арга.

— Ти'арга больше нет.

— Я знаю, — голос девушки скорбно дрогнул. — Лучше, чем кто-либо. Мне довелось пожить в захваченном Хаэдране.

— Но в Кезорре Вы впервые? — Ринцо был совершенно сбит с толку. Плыть в другое королевство, тоже враждебное Альсунгу, не имея там родных и друзей?.. И откуда у неё взялись деньги на дорогу?

Девушка гордо вскинула голову; Ринцо от этого жеста почему-то взяла оторопь.

— Да. Всегда мечтала побывать здесь, но не в такие времена, — (новая лукавая улыбка). — Я Синна, леди эи Заэру. Подтвердить это, увы, нечем, но я ручаюсь словом моего отца. Ему верят по всему Обетованному, эр Алья.

— Леди Заэру, из Дорелии? Здесь? И приплыли из Ти'арга?.. — всё это звучало безумно — чересчур безумно для Ринцо. Даже обнаружив перо с именем Лауры, он не был так поражён и, к стыду своему, напуган.

— Кажется, Вам надо идти, эр Алья, — уже не так величественно сказала девушка, покосившись на закрытые двери. — Я подожду у главного входа.

— Но... Но зачем Вам Лаура? Прошу Вас — мне важно знать...

Девушка покачала головой. Теперь в глазах у неё была печаль — безмерная, как их чернота. "У Лауры были точно такие, когда она закончила "Мёртвого флейтиста", — не к месту вспомнилось Ринцо. Пожалуй, ир Пинто прав: девушка (леди Заэру или нет) довольно красива, хотя до классического совершенства Лауры ей далеко.