Сказания земли Ингесольской

Собственно, вот он...

С растрепанных страниц старого блокнота на Ирену смотрели внимательные глаза знакомых духов, и казалось, медленно моргает прозрачное третье веко, шевелятся перья, встает дыбом шерсть, сжимаются и разжимаются когти и многосуставчатые пальцы.

...Наконец ветер унялся, в Тауркан улетел вертолет с почтой и продуктами, а обратным рейсом явился старик Кииран, тогдашний шаман. Покачал головой, поцокал языком, взял парня за руку и увел с собой.

Когда Кииран умер, его место на Чигире занял его ученик.

...Она меня предостерегает, — вдруг поняла Ирена. Не связывайся, девочка, не по зубам тебе этот парень, да и никому, наверное...

— Кажется, уже поздно, охо-диме, — сказала она вслух.

И та не поняла.

— И правда, — сказала Аглая. — Давай-ка спать.

— —

Выгрузилась из вертолета с большой коробкой — плеер оказался здоровенный, таких уже давно не делают, учколлектор с облегчением избавился от неликвида, — и с целым пакетом дисков с научно-популярными программами. Кунта помог дотащить поклажу до библиотеки.

Михаэль принес из школы телевизор — тот самый, которому не удалось наладить антенну. Некоторое время Ирена растерянно размышляла над разъемами: Шнур, прилагавшийся к плееру, не подходил к телевизору. Родной шнур от телевизора, соответственно, — к плееру. Вздохнула: придется звать кого-нибудь из соседей на помощь. Кто у нас понимает в проводах?..

Хлопнула входная дверь.

— Орей, Ирена, я принес книгу.

Это было бы смешно, ей-богу, если бы только не вздрагивать так на его голос.

— Орей, шаман, — ответила она, не оборачиваясь. — Если у тебя в кармане паяльник, я закричу.

— Зачем паяльник? — удивился шаман. — Тут и плоскогубцев хватит... у тебя же есть плоскогубцы? а впрочем, без них обойдемся. Пусти-ка... Скотч дай.

Ирена молча протянула липкий рулончик.

Срезал разъемы с одного шнура, пересадил на второй, скрутил провода и обмотал их скотчем.

Воткнули штекеры в гнезда.

Заработало.

— Я думала, ты спляшешь с бубном, — пробормотала Ирена.

— По таким пустякам не беспокоят духов, — ответил шаман. — Что с тобой, на кого ты сердишься?

— Ты все знаешь, небось, знаешь и это.

Он молчал, пауза затяулась, только диктор бормотал с экрана — что-то о фауне коралловых рифов. Ирена упорно смотрела на мелькающих среди подводных зарослей разноцветных рыбок и ждала неизвестно чего.

Дождалась.

— Мне лучше уйти, Ачаи.

Рыбки расплылись перед глазами, комната закружилась, и чтобы не упасть, пришлось ухватиться за край стола.

— Стой, — сказала Ирена, не слыша себя, — как ты меня назвал?

Резкий выдох.

— Забудь. Сорвалось.

Медленно повернулась, стараясь не качнуть головой, и все-таки пошатнулась, взмахнула рукой, чтобы удержать равновесие, оступилась — поймал за плечи, остановил начавшееся падение. Повторила дрожащим голосом:

— Ланеге, как ты меня назвал?

— Прости.

— Ты ответишь или нет? — хотелось ударить по этой узкой скуластой физиономии, чтобы мотнуло голову, чтобы закрылись от боли глаза, чтобы не смотрели — виноватые и понимающие... что? Что он понимает про меня?

Он понимает про меня все. Насквозь. Боже, как стыдно.

— Ачаи, — сказал он тихо. — Я не хотел. Я же знаю, ты идешь на это имя, как на приманку. Я же сам звал... я тогда не знал, что это ты.

— Ты, да не знал... — она усмехулась горько. — Не верится.

— Клянусь.

— Зачем, Ланеге?

— Зачем клянусь?

— Не притворяйся. Зачем звал? И — почему Ачаи, что это значит?

— Это водяной цветок. Красивый. Летом увидишь. А зачем звал... Я не всегда знаю, зачем, охо-дай.

— Ну конечно, еще скажи, что тебе велели. Кто? Духи Нижнего мира?

— Хозяин озера. Не велел, но... почти.

— И конечно, ты послушался.

— Конечно.

— Уходи, Ланеге.

Отпустил ее плечи, еще долгую минуту смотрел ей в лицо. Потом кивнул, повернулся и вышел. Хлопнула дверь, проскрипели ступени.

Ирена медленно опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— —

На первый видеосеанс в библиотеку набилось множество народу. Смотрели фильм о джунглях, качали головами, удивлялись. Восхищались ловкостью тигра, смеялись, глядя на ужимки обезьян, с уважением одобрили размеры и мощь слона, подивились: надо же, есть места в этом мире, где не бывает зимы. Конечно, они об этом слышали. Конечно, в их школьных учебниках были картинки. И все же — одно дело иллюстрация в книге, и совсем другое — живое движущееся изображение.

Дети потом долго играли в тропических животных. А взрослые подходили и спрашивали, когда Ирена покажет следующий фильм.

Безусловно, мероприятие удалось.

Даже празднование Долгой ночи не смогло затмить впечатление.

Тауркан готовился к празднику загодя. Каждый охотник озаботился мясом — добывали птицу, ставили силки на зайцев, ходили на оленя. Хозяйки украшали дома и дворы, пекли и жарили, давили клюкву и бруснику. Собирали заранее дрова для праздничного костра.

В Долгую ночь Нижний мир близок к людям как никогда, поэтому следовало соблюдать осторожность — но ночь проходит, и Срединный мир поворачивается к свету, и это радость. Нужно показать уважение к тьме, но не менее важно твердо и ясно сказать ей, что ее время кончилось. Предки давно сложили правильные слова в длинную песню, и она непременно должна быть спета, пусть нынешние люди и не помнят ее точного значения.

Ирене показалось, что зимний праздник мало отличается от осеннего — разве что вместо общей ухи было разнообразие блюд, и готовили их не вместе, зато вместе ели, угощая друг друга. И песня была другая, но оннегиры знали ее смысл так же плохо. Повторяющиеся в конце каждого куплета строки звучали заклинанием — это была явная песня плодородия на местный лад. Велке перевела Ирене припев, и та даже поежилась, услышав: "Семя и кровь в сырую землю — не оскудеет лесная чаща. Семя и кровь холодным водам — не оскудеют озер глубины. Семя и кровь, семя и кровь, вечное пламя вечной жизни". И общий танец под эти слова показался мрачно-непристойным, хотя, наверное, не знала бы, что поют, не подумала бы так.

И разумеется, шаман был здесь, и конечно же, для него не существовало сейчас никакой Ирены, он шел по границе Срединного и Нижнего мира, не позволяя ни одной темной тени выскользнуть за пределы круга, за его спиной был весь его народ, перед лицом — могущественные духи, и он заслонял собой жизнь от смерти, тепло от холода, свет от тьмы. Метались и раскачивались тени, металось и раскачивалось пламя, заклинала зиму древняя песня, гудел бубен, искры взлетали в черное небо, и тянулась, тянулась Долгая ночь, но близился рассвет, и когда небо на востоке посветлело, голоса зазвенели громче, ноги задвигались быстрее — а потом упал через озеро первый луч зимнего солнца, и Тауркан закричал и завыл от восторга, потому что Долгая ночь кончилась и не вернется до следующего года.

Ирена брела через серое морозное утро к дому, в ушах все еще звучал монотонный ритм, под ногами визжал снег, попадая в такт, и снова послышалось: "ачаи, ачаи" — и тогда она ускорила шаг, торопясь отгородиться от зова. Сегодня — она знала точно — ей только мерещится, он не зовет ее, и, наверное, больше не позовет, я же ясно дала понять... и он чувствовал себя виноватым, я помню. Он не зовет меня, почему же у меня в голове стучит и стучит это странное имя, данное мне по ту сторону мира, неужели я сама повторяю его... Да что ж это такое, оставьте меня, слышите?

Оставьте меня все!

— —

Дни становились длиннее, сперва это было почти незаметно, но чем дальше от Долгой ночи, тем быстрее прибывал свет и быстрее скукоживалась темнота. Наступили школьные каникулы, из города вернулись подростки, и сразу стало веселее жить. Ерка Теверен одним своим присутствием отодвинул куда-то далеко навязчивые мысли и глухое раздражение, тянувшее и дергавшее изнутри. Он являлся под окно с самого утра и кричал:

— Выходи, Ирена Звалич, учитель пришел! — он учил ее ходить на лыжах и был беспощаден. Ирена скользила и падала, поднимая тучу сухого мелкого снега, Ерка хохотал и помогал встать, но пока не будет завершен намеченный маршрут, не позволял сойти с лыжни. Когда наступало время открывать библиотеку, девушка бывала основательно вываляна в снегу, ноги ныли, а щеки болели от смеха.

— Ладно, иди работай, — ворчал Ерка. — Завтра пойдем на Заячью Плешку, готовься, спуску не дам!

— Слушаю, господин учитель, — смеялась Ирена.

Видео она теперь крутила каждый вечер — ради каникул, и каждый раз в библиотеке шишке некуда было упасть.

Неделя пронеслась вскачь — и старшеклассники отбыли назад в Нижнесольск. Еще несколько дней держалось приподнятое настроение, чему способствовала тихая солнечная погода — морозная, конечно, но все равно радостная. Потом поднялся ветер. Замело. Слегка, сильнее, сильнее... Теперь сумрак не уходил, лишь слегка рассеивался, давая понять, что где-то выше сплошной снежной пелены взошло солнце. И на душе стало тяжело и муторно, — просто оттого, что не было света.

И среди этого серого мельтешения Ирена упрямо сидела в пустой библиотеке, никого не ожидая в такую погоду, возилась с книжками, разбирая недоразобранное, записывая недозаписанное, насвистывала себе под нос заунывную мелодию, иногда включала видео, чтобы слышать человеческий голос.

В очередное ветреное утро легко проскрипели ступени, без стука распахнулась дверь, на мгновение взвыла метель — и на пороге вместе с ней появилась женщина, которой Ирена прежде никогда не видела. Небольшого роста, с блестящими раскосыми глазами на узком лице, с тонкими губами, изогнутыми недоброй улыбкой. Шубка на ней была неописуемой красоты, рыжевато-коричневый мех золотился и вспыхивал, когда женщина двигалась, а она ни на мгновение не оставалась в покое, вертела головой, оглядываясь по сторонам, поводила плечами, переминалась с ноги на ногу, и со сверкающего меха вспархивал и осыпался мелкий снег... и унты у нее тоже были отделаны тем же мехом, и меховые рукавицы такие же рыже-коричневые.

— Орей, — машинально сказала Ирена.

Женщина усмехнулась и подошла к ее столу, стянула с рук рукавицы, уперлась в столешницу тонкими длинными пальцами с острыми ногтями.

— Ты глупая, — сказала она. — Варак.

— Я знаю, — ответила Ирена, недоумевая. — Вы хотите взять что-нибудь почитать?

Женщина засмеялась недобро. Наклонилась, приблизив острый нос почти к самому Ирениному лицу.

— Сама читай, может, поумнеешь. Хотя вряд ли. А лучше всего заведи себе мужика. Вон, Кунта еще не женат, и Тумене в твою сторону косится. А моего не замай!

Ирена встала, возмущенная. В животе завязался узел, к горлу подкатила горечь.

— Да что ты себе позволяешь! — прошипела она севшим голосом, разом забыв о вежливости. — Кто ты вообще такая? Что тебе от меня надо? Я тебя первый раз вижу! На какое такое "твое" я покушаюсь, ты что, с ума съехала?

— Варак, — женщина тоже шипела по-змеиному. — Что в тебе мог найти такой человек? Пустая, бессмысленная, ни кожи, ни рожи, ни мозгов, только и пользы, что мужика не знала. Не трожь моего, предупреждаю тебя, Ачаи!

Ирена задохнулась, в ушах зазвенело.

— Выйди вон! Я тебя сюда не звала! Убирайся!

— Правда твоя, — женщина натянула рукавицы и кивнула. — Ты меня не звала. Да если не отступишься, я еще приду!

Хлопнула дверь, проскрипели ступеньки. Ирена выдохнула наконец, рванулась за посетительницей на крыльцо.

Вниз по ступеням и дальше к калитке тянулась, исчезая на глазах, цепочка круглых звериных следов.

Потом свистнул ветер, метель ударила с размаху в лицо, заставляя зажмуриться. Когда Ирена проморгалась и взглянула снова, осталась только едва заметная рябь на снежной поверхности.

Потом загладилась и она.

— —

Зима тянулась и тянулась, казалось, ей не будет конца. Снег то сверкал до рези в глазах — если погода была ясной, — а то висел в воздухе или наваливался сплошной стеной, летя по ветру. В библиотеку иногда забегали дети, изредка заходили взрослые, только по средам было людно: в этот день Ирена показывала кино. Маргарита привезла из города несколько душещипательных сериалов, и теперь сеансы состояли из двух частей, научно-популярной и "про любовь". И то, и другое смотрели все. Впитывали.

Некоторые повороты сюжета длинных историй про горячих южных парней и знойных красавиц вызывали у оннегиров недоумение. Непонятен был брак по расчету. Странны были рыдания девиц, выдаваемых замуж против воли. И кем надо быть, чтобы бить детей? И почему внебрачный ребенок — это плохо? Понятно было бы, если бы в него вселился злой дух, а так — ну родился и родился, о чем шум?.. Чудные люди живут в жарких краях... Зато, как выяснилось, милейшие добродушные оннегиры понимают и одобряют кровную месть. Вот когда Огыльчин убил Махту, родственники Махты убили братьев Огыльчина. Давно было, да, но дед Ыкунча еще помнит, тогда приезжали начальники из города, расспрашивали, а двоих родичей Махты увезли с собой. Один вернулся потом через много лет, немножко пожил и умер от болезни, а второй и вовсе сгинул. Ойе, зачем забрали? Нельзя же позволять убивать свою родню...

...События происходили редко.

Видели возле поселка волчьи следы, близко. Испуганно лаяли собаки, беспокоились козы, по ночам слышался тоскливый многоголосый вой. Сельчане с тревогой косились в сторону леса, поминали охон-та Тонерея, бросали вдоль опушки обожженые в печи камни, прикололи к старой ели ножами волчью шкуру — не помогало. Обратились к шаману. Явился, обошел Тауркан мелким шагом, приставляя пятку к носку, чтоб просвета между следами не было, бил в бубен, бормотал непонятное. Когда круг замкнулся, выпрыгнул из своего следа вовне — далеко прыгнул, — и пошел один в лес, велев всем оставаться внутри круга. Скрылся за деревьями, не видно, не слышно. Потом раздался одинокий волчий вой, отозвались другие голоса — и стали уходить все дальше, пока не затихли далеко-далеко. Наступила тишина. Стояли, вслушивались напряженно. Наконец заскрипели шаги, из леса вышел шаман, равнодушно переступил круг, сказал: "Ушли, не скоро придут". Старухи засуетились, совали угощение. Взял большой кусок мясного пирога, сунул в сумку, кивнул. Встал на лыжи, покатил к озеру. Налетел ветер, следы вокруг поселка в момент занесло, удаляющаяся фигура растворилась в снежном вихре.

Мильда родила второго ребенка раньше срока, Урай боялся и за жену, и за маленького. Пришел с Чигира Ланеге, воткнул лыжи в снег возле Ураева забора. Вышел часа через три — и прямиком обратно на остров. Счастливый отец на радостях, что все в порядке, громко пел у себя во дворе.

Ирена постояла на крыльце, посмотрела, как поземка заметает лыжню, вернулась в библиотеку.

Заболела старая Маканта. Переживал весь поселок. Ойе, вдруг помрет? Кто будет говорить людям, когда закипит котел? Ланеге сидел над ней три дня, ничего не ел и не пил, отгонял болезнь — и отогнал. Хороший у нас шаман, сильный. Далеко ушла старухина душа, долго надо было звать и искать, но нашел, привел обратно. Ирена проходила мимо дома Маканты, останавливалась, трогала пальцем торчащие из сугроба лыжи. Можно было войти, сесть рядом с родней старухи, никто бы не прогнал, подвинулись бы, и все, — не посмела. Потом видела, как он медленно и тяжело брел через озеро. Сердце сжалось, хотелось догнать и подставить плечо... варак!