Подонки

Женя шваброй помыл в ванной пол, снял с покойника наручники, кляп и простынь. Всё упаковали в Янкин рюкзачок.

Пройдясь по квартире, и не найдя видимых следов их присутствия Женька довольно кивнул.

Стянули бахилы и перчатки, сложили в рюкзак.

Внимательно осмотрев через глазок площадку, он сказал:

— Пора.

Сняли с крючка ключ от входной двери, аккуратно её замкнули и тихонько вышли из подъезда.

Уже в машине Гусаков повинился:

— Яна, ты прости меня, за то, что тебе пришлось через это пройти. Но я... У меня крышу покосило от этого гада. Вспоминать его без злобы не могу.

Янка ничего не ответила. Только вздохнула тяжело.

Машенька не проснулась, слава Богу.

* * *

Завтра была суббота.

Супруги спали до упора, пока Мария их не разбудила. У неё пятидневка.

— Ну, вы чё разоспались? Я, к примеру, завтракать хочу.

Гусаковы засуетились:

— Сейчас, сейчас, доченька.

Помчались на кухню.

За окном падал крупными хлопьями снег. Передали на день — ноль.

Женя предложил:

— А давайте на дачу сгоняем.

Мэри удивлённо поинтересовалась:

— Зачем?

— Ну, как 'зачем'? Побудем на дикой природе. А?

Яна уже была в курсе, о целях поездки и поддержала.

— Ну, вы экстремалы, блин... — усмехнулась Мария. — Ладно, я согласна.

Быстренько собрали еды, оделись и пошли усаживаться в отцовский 'Pilot'. Яна задержалась на секундочку — спрятала два пакета с деньгами в кресло.

День прошёл спокойно и как-то лениво.

Всё, что вчера покупали, — сожгли в печурке. Куртки, обувь, верёвки. Да, всё. Всё... Яна хотела парик оставить, но Женя не позволил.

— Я же тебе говорил о мелочах?

На что Янка только огорчённо вздохнула и забросила парик в топку.

Мария рисовала на белоснежной скатерти свежего снега всяких козявок, фотографировала на телефон природу. Из полторашек наделала кормушек для птиц и развесила их на дачных клёнах

Домой вернулись уже затемно.

* * *

Когда улеглись спать Яна в темноте спросила:

— Жень, а если нас поймают?

— Вычислить не смогут. Мы всё сделали чисто. Пройдёт как самоубийство... Но если что... Ты тут не при чём. Я всю вину буду брать на себя. Запомни как следует — если потащат на допрос, делай глупую физиономию на все вопросы отвечай — 'не знаю'. Поняла? Но я уверен — до этого дело не дойдёт. Поэтому — перестань трястись.

— Жень, можно я тебя обниму? Мне страшно...

— Ладно. Обними.

Супруга, прижавшись к мужику, тоскливо спросила:

— Сколько ты будешь помнить мою... Измену?

— Как сколько? — удивился муж. — Всю жизнь. У меня хорошая память и это не пустяковый случай.

Женьке снова приснился тот же кошмар — его жена совокупляется с какими-то уродами, а он, как будто, не может сдвинуться с места. Вскочил с рычанием, а Яна уже сидит на постели с искажённым от ужаса лицом.

Гусаков пришёл в себя, пошёл на кухню, попил водички. Принёс стакан жене.

— Что, кошмары?

Яну потряхивало.

— Кузнецов приснился. Мёртвый. Блин. Чуть не умерла. Сердце зашлось.

— Иди ко мне.

Обнял жену, чмокнул в щеку.

— Спи.

* * *

Всё воскресенье посвятили дочке.

С утра сходили в кинотеатр на детский фильм — 'Ледниковый период'.

Потом посидели полчасика в кафе. Прямо там, в кинотеатре.

После, поехали на 'Герцена' и втроём сыграли в 'квест'. Такая лабуда, надо сказать. Но ребёнку очень понравилось. Час проторчав в игре 'Полицейский участок', Маша попросила ещё. Ну 'ещё', так 'ещё'. И купили ещё одну игру. 'Изоляция' называется.

Когда всё закончилось и эмоции у ребёнка били через край, Гусаков отвёз дочку в 'Детский мир' и скомандовал:

— Выбирай.

— Что, прямо всё что захочу?

— Да. Хочешь, вон тот большой домик для куклы Барби?

— Пап, — усмехнулась Мэри, — ну, ты чё? Я же не ребёнок.

И дочь зарылась в отделе одежды.

Купили всё, что она выбрала. Надо сказать, девочка предпочла не аляповатые вещи. Молодец.

И, в заключении, отец, в ювелирном отделе, взял кулончик с золотой буковкой 'М'.

День закончился семейным чаепитием. В конце которого, перед тем, как отправиться спать, ребёнок спросил:

— Вы, что — помирились?

— Да, доченька. Мы помирились, — уверили её родители.

— Ну тогда, раз уж вы такие радостные и щедрые, — может, купите мне девятый айфон?

— А что же ты в магазине не сказала? — удивился отец.

— Ну... Я думала... Ты что, серьёзно купишь мне девятку?

— Дочь! А для кого я деньги зарабатываю?!

Ну и тут конечно обнимашки и целовашки:

— Папка, мам, вы лучшие...

* * *

А в понедельник, оставшись одни, Гусаковы взялись просматривать клипы, скачанные у покойного Николая.

Повыхватили самые интересные моменты с участием Юрьева и скомпоновали в один фильм, который сбросили на флешку.

— Значит, Яна... Сейчас звони этому уроду и договорись о встрече. Разговаривать будешь ты.

На вопросительно-удивлённый взгляд супруги, пояснил:

— Это для восстановления твоего душевного равновесия. Говори с ним жестко. Никаких соплей... Помни — он уже покойник. Нам от него нужны только деньги.

Юрьев ответил на звонок грубо:

— Ну, чего тебе?!

— Встретиться надо.

— Зачем? Мне, например, хе-хе, не надо.

— Есть один фильмец, тебе его надо посмотреть, — спокойно надавила Яна.

Тот заинтересовался.

— Что за фильмец?

Женька поглаживал жену по спине. Шептал:

— Спокойно. Спокойно.

— Ты что — идиот? — спокойно поинтересовалась Яна. — Ты думаешь я тебе по телефону начну пересказывать сюжет?... Впрочем, если тебе это не нужно, то я отправлю его твоей супруге.

Юрьев раздраженно посопел в трубку.

— Хорошо. В двенадцать. У здания администрации.

— В одиннадцать, у здания администрации. И, упаси тебя Господь, опоздать.

Отключилась.

В одиннадцать Эдуард Николаевич уже нервно прохаживался у крыльца мэрии. Он сразу включил 'начальника'.

— Давай быстро. У меня там совещание.

Женька пожал плечами, издевательски посетовал:

— Поехали, Яна. Человек торопится. Не будем ему мешать. У его жены, надеюсь, время найдется.

— Что ты мне тут, бля, клоунаду разводишь? — сердился Юрьев.

— Да он сегодня ещё и не в духе! — констатировал Гусаков. — Поехали, дорогая. Человек ещё не понял серьёзности ситуации. Он нам, в сущности, не нужен.

Супруги развернулись к своему автомобилю.

— Стойте! Говорите толком — что у вас?

— У нас твоя смерть, — объяснила Яна, — вот она.

Продемонстрировала флешку.

— Бери, смотри, наслаждайся. Пошли Женя.

И они уехали домой.

Через пару часов звонок Янке. Она сказала мужу:

— Это 'он'.

— А ты поиздевайся над ним, лапочка.

Яна трубку не взяла.

Через пять минут ещё вызов.

— Ну чего тебе, урод? — поинтересовалась жена.

— Ты как со мной...

Яна отключилась.

Через минуту — снова.

— Ну? — откликнулась Яна.

— Чего ты хочешь?! — рычал Эдик.

— А здрасьте?

— Здравствуй... Чего ты хочешь?!

— Ну, ты и тупой... Денег, конечно, я хочу.

— Где ты взяла эти съёмки?

— Слушай меня внимательно. Ещё один идиотский вопрос и мне уже ничего не надо будет. Это тебе — реанимация понадобится. Елена Михайловна (они заранее разузнали всё о супруге шантажируемого) тебя, урода, в асфальт закатает.

— Сколько?

— Пятнадцать.

— Говори толком — пятнадцать чего?

— Сука! Копеек, блядь! Дурак... Миллионов, естественно.

— Ты охренела, там?

Яна снова отключилась.

Тут же звонок.

— У меня нет таких денег...

— У тебя есть такие деньги. Завтра, к десяти часам, привезёшь всю сумму к въезду в 'Старгород'. Всю сумму! Понял, сученыш?!

И уже окончательно отключилась.

* * *

На следующий день, в десять часов, звонок:

— Я привёз...

— А поздороваться?

— Яна, кончай издеваться. Я привёз деньги. Жду.

— Я пошёл, — скомандовал Женя, — а ты сиди на компе. Приготовь файл для отправки... Если что — отправляй Елене.

Яна, молча, покивала.

Встретились за шлагбаумом. Одну руку Гусаков держал в кармане, приготовив перцовый баллончик.

Юрьев протянул пакет.

— Тут всё?

— Да, всё.

Женя, молча, повернулся и пошёл домой.

Потом полчаса пересчитывали купюры. Этот придурок свалил деньги кучей. И банковскими упаковками, и россыпью, как будто на паперти, блин, собирал.

Не получилось пятнадцати миллионов. Четырнадцать девятьсот, с мелочью. Вот же гнида.

— Звонить? — спросила Яна.

— Не надо. Для нас это несущественно. У меня другая задача. Поеду — гвоздодёр куплю... И ты со мной.

И действительно — купил фомку. Небольшую, такую, но тяжёлую.

А потом проехали по клиникам и забрали результаты анализов.

Мария, естественно, была его ребёнком, с вероятностью — 99,9 процента. Он, собственно, и не сомневался.

И у Янки тесты оказались чистыми...

Пронесло.

* * *

Вечером оделся потеплее и пошёл на 'дело'.

Но, прежде всего, съездил на 'хитрый' рынок и купил там котёнка. Рыжего и безродного. С беспородными котами меньше возни с прививками и прочим.

А кроме всего, и еды для котят прикупил, десяток пачек.

Потом подъехал к мэрии, припарковался у госпиталя, оставив котейку на заднем сидении.

Пешком дошёл до парковки департамента и нашёл машину Юрьева. Тот постоянно задерживался на работе. Он использовал служебный кабинет, как собственные апартаменты. Иногда там и ночевал.

В семь часов вечера уже приходит темнота. И это — хорошо.

Женя деловито прохаживался по тротуару от госпиталя, до военкомата, чтобы не маячить на глазах у расходящихся работников администрации.

В половине девятого, на крыльцо вышел Юрьев с каким-то мужиком. Постояли, поговорили и разошлись.

Эдик подошёл к своей 'Инфинити', открыл дверь... И тут Женька вышел из-за тачки и врезал ему по позвоночнику гвоздодёром. Потом ещё два раза, по уже лежащему без сознания телу. Он сознательно крушил позвонки, делая человека инвалидом.

Спокойно огляделся, народу — никого. Пошёл, завёл свой 'Пилот' и уехал домой.

Всё как-то деловито и буднично. Человека покалечить оказалось — как 'два пальца об асфальт'. В душе немного пошевелилось опасение и сожаление, но быстро утихло.

Яна встретила с тревогой.

— Ну, как? Ну, что?

— Всё нормально.

Янка хотела обнять мужа, но тот отстранился.

— Погоди. Ребёнка раздавишь...

В коридор вышла Машенька.

— Пап, ты где пропал?

— Подарок тебе купил.

И вытащил из-за пазухи зверька.

И всё. Дочка ушла в счастливое воркование и осторожное тискание малыша.

Яна посмотрела на сияющую дочку и тихо спросила:

— Алиби?

— Ну... Так — небольшое. Не волнуйся — всё пошло хорошо.

Второго декабря, с утра, позвонила Настя. Они долго разговаривали с Янкой. А когда закончили, жена объявила:

— Кузнецова нашли. Повесился в ванной. Суицид...

— А Юрьев, как?

— Юрьев в реанимации. Ходить больше не сможет. Только на коляске.

— Отлично. Ждём пока вернётся домой.

* * *

И дальше пошли будни.

Женька ещё пару раз провёл дрессировку жены.

Первый раз с той же девицей на кухне.

Янка уехала закупаться продуктами в 'Ленте'. А, когда вернулась, обнаружила дома похабную картину.

Женька (специально, конечно) нагнул бабёнку над диваном, задрал ей подол на спину и, прижавшись к ней вплотную, держал ту за ягодицы через колготки.

Янка замерла... Потом мыкнула как-то нечленораздельно и, уронив сумки, выскочила на площадку. Женька за ней.

Догнал на лестнице, ухватил за шевелюру. Ситуация повторялась. Дежавю, блин, какое-то.

Муж поволок жену в квартиру.

Затащил на кухню. Зарычал зло:

— Яна! У меня больное сердце! Сколько я ещё за тобой бегать буду?!

Яна сидела на диванчике, закрыв ладошками лицо. Женька продолжал напирать:

— Ты же говорила, что всё поняла! То есть — ты мне соврала?! Куда тебя понесло?! Куда ты помчалась, как тупая кобыла?!

— Женя, — тихо проговорила Яна, — не надо так со мной разговаривать.

— А как с тобой разговаривать? Сиди, я сейчас приду...

Он рассчитался с девицей и вывез её к подъехавшему такси.

Когда вернулся, Яна сидела на кухне, не снимая шубку.

Он сразу начал:

— Яна! Что ты должна была сделать?

— Идти к тебе и разговаривать... — тихо прошептала она, опустив голову.

— Это что — так трудно? Просто подойти ко мне, сесть и начать разговор!

— У меня психика не выдерживает... Я срываюсь.

— Вот для этого я тебя и дрессирую. Чтобы ты не наделала глупостей... И подлостей...

— А подлости-то почему?

— Потому, что ты, сейчас... Прямо сейчас, бросила семью. Ты подставила меня, себя и ребёнка. Ты снова показала, что не доверяешь мне. Ты доверяешь своим заё... Закидонам своим!

— Ты никогда раньше со мной так не говорил. 'Тупая кобыла'! Это оскорбительно. Я что, не заслужила хоть немного уважения?

— Нет, конечно, — давил Гусаков. — Сама подумай — заслужила ли ты уважение...

Женщина поняла, что муж, по большому счёту, прав. А тот объяснял:

— Я тебе вот что скажу... В боевых частях солдатиков гоняют не для того, чтобы их обидеть, а для того, чтобы они выжили в бою. Жизнь, Яна, это сплошная война. И вот сейчас ты эту войну проиграла! Поняла?!

— Но мы же не на войне...

— Мы не на войне... Но только, почему мы в таком говне? Тфу, бля. Уже стихами заговорил.

Мужик заметался по кухне.

— Дело не в твоей измене, не в самом факте совокупления. Дело в том, что ты попала в опасную ситуацию. В опасную и унизительную. Тебя могли убить, тебя могли заразить, тебя могли шантажировать... Ты подставила семью. Ты подставила ребёнка. Это глубоко непорядочно. И ты говоришь об уважении?!

Он плюхнулся на табуретку.

— Ты ведёшь себя как дура! И это надо исправлять... Ты исправляться не желаешь. Значит у нас впереди — куча неприятностей.

— А ты не хочешь узнать, что я чувствую от твоих экспериментов?

— Рассказывай.

— Мне плохо, Женя.

— Знаю. Но я не могу всё бросить. Мне нужны гарантии того, что ты снова нас с Машкой не предашь.

— Я обещаю тебе, что такого больше не повторится.

— То есть, в следующий раз, ты не будешь убегать?

— Я постараюсь...

На том и порешили.

* * *

Примерно через неделю, прямо перед тем, как Янке выходить из отпуска на работу, Гусаков провел ещё одну дрессировку.

Яна, возвращаясь из поездок по магазинам, уже с настороженностью входила в квартиру. Вот и в этот раз...

Она затащила пакеты на кухню. Тишина в доме её как-то нехорошо напрягла. Яна пошла в спальню, а там...

На их кровати лежала полуголая, расхристанная девка, а Женька лежал у неё между ног.

Яна тяжело вздохнула, и села на пуфик у кровати.

Гусаков обрадовался. Слез с девахи, сел на краю кровати.

— Ты не побежала! Молодец!

Яна тихо и устало сказала:

— Я больше не хочу участвовать в твоих экспериментах. Я отказываюсь. Это чересчур жестоко.