Водяной-4

Добив бойцов, я считал информацию из мозгов резидента, после чего пожрал его на глазах перепуганной девчонки-ассасина. Нет, они абсолютно бесстрашны, но это относится к людям. А я — нелюдь. Барышня молоденькая, лет пятнадцать, не больше. Наверняка их к этому не готовили. Вторая постарше, но тоже еле сдерживается. А парня я просто убил, тот вошел в боевой транс, с ним говорить бесполезно.

— Так, барышни. Я понимаю, что спрашивать вас, боитесь ли вы смерти является оскорблением. А жить вы хотите? Не предавая своего слова? — Я присел на корточки около младшей, и погладил ее по макушке. Та бы и рада отдернуть голову, но не может. Ледяная игла в нервный узел — это серьезно.

— Тогда слушайте. Передайте Исмаил-бею, что я не лезу в драку первый, но в ответ бью насмерть. Потому считаю, что добрая беседа лучше хорошей ссоры. Пусть вместе с турецким послом ждет меня завтра после полудня. Приду — переговорим. Встань, малышка. И сестре помоги. — Я коснулся иглы, та растаяла. Немного проконтролировал восстановление нервных тканей, и улыбнулся самой доброй своей из зубастых улыбок. Даже старшую проняло, младшая в трясучку ударилась. Доведу я девушек до нервного срыва, какие их них убийцы будут? — И скажите мирзе, что вы обе под моей защитой. Чтобы не вздумал вас трогать, расстроюсь. Вы хорошие девочки, я вас выкуплю. Будете себя вести хорошо — станете толстыми, старыми бабушками, через лет пятьдесят. Нет — съем.

И я исчез, только вода взметнулась в арыке, окатив незадачливых девчонок-убийц. А я вышел возле своего коняги, снял с морды пустую торбу, протянул недовольно всхрапнувшему шайру-обжоре на ладони кусок сахара. Проглот мой коняга, жрет как в бездну. Но красавчик, надо сказать, и характером мне подходит, великий пофигист. Потому потрепал его по загривку, для чего пришлось привстать на цыпочки, два с лишним метра до оного загривка, даже мне не мало в человеческом обличье. Развязал и отпустил коняг покойных лучников, и неторопливо поехал сам домой. Надо собрать бакшиш, распорядиться насчет телег, ибо тонну драгоценностей в ящиках на руках тащить глупо. Штук пять арб нужно, но на этот счет пусть управляющий распоряжается. А мне надо крысок угостить, обещал ведь.

Таркан-Челик-паша долго стоял и смотрел вслед уехавшему на огромном английском коне дэву. Велика мудрость Аллаха, и всемогущ он, и никто не знает воли его. Водный дух, по имени Захар-бай, то есть "Помянутый Господом", навестил его, и принес бакшиш за убитых им солдат, и выкуп за двух молоденьких девчонок. Пусть и подготовленных ассасинов, но всего-навсего глупых, наивных девочек. Миллион курушей за уничтоженных в кишлаке, и двойным весом в серебре за каждую девчонку. Тысяча двести фунтов золота, столько же редчайшего алюминия в слитках, и ровнехонько четыреста фунтов в серебряных монетах за обеих девчонок. То есть примерно миллион курушей за металлы, и сорок тысяч курушей за девочек. И это при бюджете Османской Империи в примерно миллиард курушей. Паша посмотрел на горку серебра около весов, поднял странную крупную монету с изображением какого-то неизвестного герба. Глобус над восходящим солнцем, накрытый скрещенными серпом и молотом, увенчанный звездой и в обрамлении двух хлебных снопов, оплетенных шелком. На аверсе надпись один рубль, крупно выбитая единица, и опять же, венок из пшеничных колосьев. Незнакомая монета неизвестной страны. Впрочем, сие неважно, она сделана из качественного серебра, это паша видит сразу. Жаль, что нельзя оставить все себе, придется отправлять основную часть бакшиша в Истанбул. Но треть он оставит на нужды посольства, а выкуп за девочек заберет себе полностью. Ему же его выплатили? Ну и десятую часть от общей стоимости бакшиша, это само собой. Тот, кто держит масло, имеет масляные руки.

При этом паша готовился к смерти. По рассказам ассасинов, дэв безжалостен. Собственно, спокойное убийство это одно, но вот способы — люди мгновенно рассыпались в прах. И это пугало. Не то, чтобы посол был робким, скорее, осторожным. Трусоватых и робких среди турецких пашей не существовало в принципе, они выросли в войнах и боях. Паша Таркан-Челик был мужчиной опытным, прошедшим не одну военную кампанию, начавшим воевать еще с Кутузовым. Почти тридцать лет войн и походов. Он сидел в Рущукском котле с великим визирем, с Мустафой-пашой Байрактаром брал Истанбул, свергал Мустафу Четвертого, выручал из-под ножа палачей будущего султана Махмуда Второго. Шел на помощь великому везирю Мустафе-паше Байрактару, но не успел, тот взорвал себя и штурмующих его янычар, выстрелив в бочку с порохом. Таркан-Челик-паша воевал с мятежным Египтом, участвовал в уничтожение янычарского корпуса, подавлял выступление болгар и греков, гонял молдавских повстанцев и боснийских четников. Воевал достаточно успешно, несмотря на часто общую неудачу компаний. И вот последние три года он служил здесь, на спокойном и хлебном месте посла султана, уже Абдул-Маджида Первого.

То есть, опыта войны и боев у паши было предостаточно. И он понимал, что одному-единственному бойцу невозможно одолеть в прямой схватке, клинок против клинка, три десятка прекрасно подготовленных и вооруженных воинов. Просто невозможно. Но это если противостоит им человек. А вот джину или дэву это по силам, здесь, для победы над ним, нужен или великий герой, или святой, или множество простых солдат, многие тысячи. Многолюдьем побеждали и драконов, если верить древним сказителям. Как говорят русские — сила силу ломит, не уточняя, какая сила какую силу.

И потому посол здорово удивился было, что не пришлось драться с разъяренным духом, но вспомнил, что, по словам стариков, нелюдь всегда держит свое слово. А вспомнив это, уже спокойно принял бакшиш, выкуп на оставленных им в живых девиц-ассасинов, подписал составленный им и дэвом договор о ненападении, и возможном сотрудничестве. Но только здесь, на территории Средней Азии, потому как это зона его ответственности, а остальное в ведении Мустафы Решид-паши, как министра иностранных дел, и Хусрев-паши как Великого Везиря. Впрочем, водяной дух владеет водами, а насколько знает посол, отсюда, из этих мест, нет стока иного, кроме как в Аральское море и озеро Балхаш. То есть, ходу отсюда в Европу дэву нет. Наверное. На все воля Аллаха.

— Как вы думаете, Исмаил-бей, откуда так много золота у духа вод? — Паша повернулся к молчаливо стоящему рядом воинскому консулу.

— Он же дух воды, все, что в руслах рек его. — Пожал широкими плечами его помощник по воинской части. — Я так думаю, что в наших реках золота не меньше, просто мы его взять под водой не можем.

-Интересно, нельзя ли каким-либо образом получить власть над духом? Надо запросить это у Мустафы Решид-паши, пусть поищут служащие нашего министерства. — Паша глянул на ящики с золотом и алюминием, на серебряные монеты, вздохнул. Из трети, что он оставит здесь, придется выдать часть, и очень немалую, чиновникам посольства. Человек с полным ртом жует, а не бунтует. Нужно уметь делиться, с вышестоящими и нижестоящими. Тогда вышестоящим ты полезен, а нижестоящие тебе опора. Жаль, что не все в Турции это понимают, очень жаль.

— Не думаю, что мы сможем что-либо сделать водяному духу, господин. В людские игры он обычно не лезет, я вообще первый раз вживую вижу подобного, хотя и слышал не раз нечто вроде. В основном, от русских. Правда, считал все это сказками. Но в родной среде сила его почти абсолютна, потому не надо злить его. — Исмаил-бей почтительно поклонился паше, и скрыл хитрый блеск глаз. Да, он знает посла уже больше десяти лет, и понимает ход его мыслей. И потому радостно потирает про себя ладони, чувствуя в них тяжесть золотого слитка. Паша мудр и щедр, никто из состава посольства, верно ему служащие, не останется обделенным. Разве приехавшие на днях ставленники Хусрев-паши, но практически наверняка их отправят обратно с золотом и алюминием, они люди везиря, вот пусть и охраняют по дороге до Истанбула имущество казны. Хотя, вряд ли доедет золото именно до столицы, наверняка потеряется в какой-либо из многочисленных провинций. Но это уже не их головная боль. А водяной — да какая разница, ну столкнулись они разок с непознанным, так неисповедим замысел Аллаха, и потому не стоит переживать из-за этого. — Я начну готовить караван до Истанбула, для перевозки ценностей, господин?

— Да, готовь. Не будем доверять драгоценные металлы перекупщикам и их векселям, дорогой Исмаил-бей. — Паша кивнул, соглашаясь. — Турции нужны деньги, не стоит их терять при обмене. А пока вели отложить треть слитков золота и алюминия в нашу посольскую сокровищницу, а серебряные монеты пусть соберут в хурджуны и отнесут ко мне в покои. Я пошел, надо еще составить донесения министру, визирю и султану. Да пребудут они в здоровье и благополучии.

Я сидел, смотрел на стоящих передо мной навытяжку девчонок, и думал, что мне с ними делать. Барышни выращены из захваченных европейких детишек в специальной школе, воспитаны в верности и преданности, мыслить иначе не умеют. Для них жизнь — это момент до героической гибели, причем скорой гибели. Обрабатывать шахидок искусство древнее, и вот передо мной стоит его результат. Я совершенно не уверен, что смогу сделать из этих девчонок нормальных девиц. Да, я их выкупил, формально они мои служанки. Но вот больше чем уверен, что в этих прекрасных головках есть слова-закладки, и вполне вероятен случай, когда невзрачный господин шепнет этим девочкам словечко, и через сутки они сожгут мой дом, отравив всех людей в нем. Мда...

Айлин — та самая пятнадцатилетняя шатеночка, высокая по здешним меркам, худенькая, прогонистая девчонка, тростиночка. Коротко стрижена, даже ушки не проколоты, может вполне за молодого мальчишку сойти. Кажется, чуть сильнее ветер дунет, и переломится. Хотя сама из сплошных жил состоит. Родителей не помнит совершенно, но по остаткам памяти, она из греческих поселений.

Мавия чуть ниже, старше на два года, красивая блондинка, с очень неплохой фигуркой. Роскошная грива золотистых волос, коса в руку толщиной. Глазищи огромные, голубые. Польская дворянка, это точно. Пусть совсем крохой была, но это в памяти осталось.

Обе девочки очень неплохие фехтовальщицы, сабля и шпага, могут и обеими руками, разбираются в ядах, прекрасная альпийская подготовка, могут влезть в открытое окошко хоть пятого этажа. Лучницы, умеют стрелять из пистолетов и винтовок. Грамотные, знают кроме турецкого и арабского русский и французский.

Короче, не девочки, а универсальные машинки-убийцы. Одноразового использования, фактически. Пусть дорогое, но оружие одного удара. Да уж... восток дело тонкое.

— И что мне с вами делать? — В пустоту задал вопрос я, не надеясь на ответ. Девчонки молчат с момента их фактической продажи. Наверное, устои рухнули у них. Готовили к службе во славу султана, а продали как дорогие игрушки. Причем кому? Водяному! Даже не человеку!

-Здравствуй, маэстро. Добрый день, усто. Здравствуйте, учитель. — многоголосо поздоровались со мной мои русалочки, входя в комнату. Эффектно входя, в своем обнажено-чешуйчатом виде. Я их так специально попросил войти, их вид разбивает мозги не только у парней. Вон, обе ассасинки недобитые глазки выпучили, и дышать как забыли.

Марина, глянув на них, усмехнулась и прыжком перемахнула половину немалого зала, ныряя в бассейн уже в хвостатом состоянии. Чуть позже к ней с визгом присоединилась Хилола, а Анфиса кротко подошла ко мне, и встала сзади-слева.

— Вы понимаете, что я должен был вас обеих убить? — Помолчав, спросил я.

Девушки, подумав, кивнули, не переставая косить глазом на русалочек. Анфиса горделиво качнула головой, волосы волной тяжелого шелка перекатились с плеча на плечо.

— Готовы стать подобными? — Я встал, и сделал шаг к девушкам.

Те, зачарованно, кивнули. Мои русалочки замерли, а я вогнал в сердца ассасинок по ледяной сосульке. И перехватил души девчонок, вгоняя тела в создаваемые капсулы. Какое-то время я молча работал, запуская программу перерождения, и закончив ее, отошел в сторону. Две капсулы лежали в нишах пола, около бассейна. Конечно, это не прямо в реке, но через эту залу проходит арык, так что условия соблюдены. Опять же, удобно, под наблюдением, не в диких землях. Сюда, в этот зал слуги не входят, даже не убираются. Мне не долго смахнуть пыль с мраморных стен и такого же пола, прошелся водным вихрем, и чистота.

Мои русалочки долго молчали, но потом встряхнулись, и подошли ко мне.

— Мастер... вы их практически убили сами. Мы же вами спасены. Не есть ли это ошибка? — Марина уселась на пол около капсулы, и провела пальцем по краю радужного поля.

— Нет. Я могу так делать, нужно согласие. Ну, или как у вас, желание жить на грани смерти. — Я подошел, погладил ее по голове. — У этих девушек не было будущего, как у человечек, Марин. Их выращивали чтобы убить и умереть. Мы же дадим им шанс. Да и вам сестры не помешают.

Лето сорокового года девятнадцатого века прошло относительно спокойно. Я наконец-таки закончил возню с музеями, открыв оба филиала. Не ожидал, что они настолько окажутся востребованными народом — первый месяц шел сплошной поток посетителей и посетительниц. Женщин я запускал два дня в неделю, мужчин четыре. Все-таки очень жесткие мусульманские принципы, не стоит дразнить гусей. Но мужские дни делил тоже на два — два дня шли далеко не бедные, а два самая беднота, посещение было просто по пропуску, который можно было оформить у старейшины слободы или маххалли. В общем, аншлаг. Причем никаких проблем не было, правда, экскурсоводами у меня служили отставные полицейские. Ну а что, вполне себе нормальная мужская работа, люди опытные, читать умеют, заучивать и озвучивать текст тоже.

За доспехи массагетского князя мне на самом деле подарили шесть золотистых ахалтекинцев. Подумав, я оставил коней. У меня уже три русалочки есть, еще две наклевываются, плюс пацанов надо выводить будет — еще маловато будет. Потому начал собирать свой табун, выкупил у турецкого посла тот самый кишлак ( выкупил за символическую цену в сто золотых), нанял десяток семей, докупил еще пяток чистокровных кобылок-аргамаков, и десяток кобылок-полукровок. Шайрам тоже подобрал подруг — трех вполне себе годных першеронов-полукровок. Барышни весьма в теле, моим парням их поломать вряд ли удасться.

А сегодня вылупились мои новые русалочки, Айлин и Мавия. И я с ними и тремя их старшими сестрами отправился крестить их кровью и болью. Тут снова холера объявилась, неподалеку от Коканда целый городок заперли на карантин, со всей средневековой жестокостью. То есть никого из города не выпускают, попытавшихся выбраться ждет смерть от стрелы, пули или сабли. Правда, в сам город идут местные табибы, их ученики, муллы и студенты медрессе. Плюс поставляют продовольствие.

Вот я и решил, что здесь можно научить ценить жизнь и уважать смерть не хуже, чем вырезая десятки работорговцев. Никуда те от нас не денутся, а здесь наша помощь может оказаться критично нужной. Тем более, что эти девочки, уже в своей первой жизни, были тренированными убийцами.

Сборы были недолги, от Кубани до Волги... нет, немного не то. Но и на самом деле, сборы были недолги. Простые крепкие лошади, добротный армейский фургон, бинты и лекарства, что я с девочками делал хоть и потихоньку, но постоянно. И вперед.