Крупнейшими представителями процесса были Гоголь и Шевченко. Гоголь видел будущее Украины в единстве с Россией, потому писал по-русски. В ранних своих вещах он хотел обогатить русский язык и культуру 'малороссийским' языком и фольклором. В позднем творчестве его интересует только Россия, происходящие в ней духовные процессы. Наступающее время капитализма несет в себе семена разрушения религиозной 'духовности'. В прошлом Украины он пытается найти идеал в виде Тараса Бульбы. Шевченко пошел по пути 'культурной самостийности'. Ключевым его произведением является 'Завещание' (Заповіт) 1845 год. Где есть строки:

'Як умру, то поховайте Мене на могилі, Серед степу широкого, На Вкраїні милій,...'.

Термин 'Украина' (Вкраїна) уже легитимен и ассоциируется с понятием Родина. Как устоявшийся термин территориальное понятие Украина фигурирует с середины 17 века. В Российской Империи более употреблялось название Малороссия, поскольку указывало на единое происхождение восточнославянских народов от Руси. Справедливости ради, надо отметить, что в конце 19 века российские исследователи выделяли еще и один народ восточнославянской ветви — полещуков, ныне поглощенный белорусами и украинцами. Гоголь и Шевченко широко использовали уже сложившийся украинский фольклор: песни, пословицы, легенды ('Вий'), приметы и прочее, чего в реторте не изобретешь.

На Украине в те годы низшие сословия были подданными России, а в личной зависимости стояли под шляхтой. Шляхта (так исторически сложилась) была большей частью польской. Меньшей частью новой частью российской. Значительная часть шляхты на исторических украинских землях успела русифицироваться, в Царстве Польском (русская часть Польши) продолжалась ее полонизация. Россия была страной крепостнической (феодальной), имперские власти этот строй насаждали. Разумеется, украинцы видели в русских чиновниках насадителей крепостничества. В русифицированных и полонизированных помещиках — иноязычных эксплуататоров.

В Австрийской империи тоже крепостное право было подстать российскому, и отменено было всего на 12 лет раньше чем в России. После раздела Речи Посполитой Австрия получила Галицию, бывшую в составе Польши почти четыре века. Буковину, где украинцы находились в крепостном владении румынских бояр. Украинец, кроме давления администрации империй, в добавок испытывал национальный гнет полькой шляхты, как в Австрии, так и отчасти, в России. Для него выбор 'Россия — Запад' состоял в выборе между русскими чиновником и попом и польским паном и ксендзом. Потому мечталось о казацкой вольнице и 'свободе'. Примерно такая же ситуация складывалась в Белоруссии. Поэтам-писателям предстояло сделать выбор. Например, белорус Мицкевич в те же примерно времена сделал выбор в пользу 'польскости', став 'польским Пушкиным'.

Габсбурги поддержали проавстрийские и провенгерские тенденции галичан вовсе не в пику России. Австрийцы решали собственные задачи единства 'лоскутной империи', негласной поддержкой панславизма в культурной области, поскольку главную опасность для империи тогда представлял венгерский сепаратизм. Панславизм отвлекал венгров от борьбы против Габсбургов, заставляя объединяться с австрийцами, чтобы утихомирить подданных словаков, хорватов, сербов, поляков, русинов. Чехи австрийцам тоже немало крови попортили. Русины (галичане) были 'в имперском подданстве' — в совместном пользовании венгерских и австрийских властей. О выделении в отдельное государства малые народы Австро-Венгрии могло только грезить. Они были зажаты и разделены между крупными империями. Если когда-то сильную Польшу раздавили и разделили, что же хотеть народам более слабым? Разве что перейти из подданства одной империи в другую. Россия представлялась русинам более 'своей' по языку и религии (не в полной мере, конечно). Поэтому в населенных украинцами землях Австро-Венгрии возникло стремление к культурной автономии с уклоном в сторону России.

Габсбурги тянули в свою сторону, прорусские украинцы — в свою. Параллельно происходила полонизированная части галицийской интеллигенции. В этом вареве обозначилась пока еще робкая 'самостийная' тенденция. Украинская интеллигенция мечтала о 'полной культурной автономии' в рамках России, Австро-Венгрии, даже несуществующей Польши.

Получается, молодой украинский национализм от многих маток сосал. Выпестовался уже как 'самостийный' с вечным вопросом 'Кто будет государством-гарантом их 'незалежности?', поскольку на Украине сложилось слишком много различных векторов притяжения. Украинская национальная элита формировалась, но значительная ее часть "отсасывалась" другими, более мощными культурами: российской (как Гоголь), польской, австрийской.

Даже в Галиции до ПМВ была довольно мощная струя, ориентированная на Россию. Разумеется, слой этот был тонок, поскольку карьеру галицийский интеллигент мог сделать в империях или в разделенной Польше. Так Шевченко, волею личной судьбы, оказался "зачинателем". При ином раскладе... Дальше пошло: Франко, Украинка, Коцубинский. Слой этот оказался очень тонок и создан усилиями энтузиастов. К тому же он обращался к локальной теме — страданиям украинского крестьянина. В силу специфики формирования украинской культуры, сложно было говорить не только о жизни и проблемах' типичного украинского интеллигента', но даже о 'жизни типичного украинского горожанина'. В те времена господствовал критический реализм, соседствовавший с национальным романтизмом. Единственный материал, который всецело соответствовал критерию 'украинский' можно было найти в украинском селе. Классическая украинская литература возникал как литература, в основной массе своих произведений повествующая о жизни и страданиях украинского крестьянина (на худой конец крестьянина выбравшегося в город или на нефтеприиски как у И. Франка), или романтизирующая украинский сельский фольклор. Что роковым образом скажется позже.

Советская власть дала возможность местным народам массово получить высшее образование. В Галиции это началось после 1939 года. По результатам многих войн 20 века поменялся национальный состав населения, особенно городов. 100 лет назад Львов был польско-немецким городом, галицийские города поменьше — польско-еврейскими. Сегодня городское население там украинско-русское гордится по преимуществу чужим культурным наследием в своих городах. Например, во Львове. Подобно тому, как латыши и эстонцы хвастаются немецкими средневековыми городами Ригой, Таллинном и другими, хотя в 'баронское время' за попытку остаться в городе на ночь местного крестьянина могли посадить на цепь. Галичане привыкли ненавидеть и бояться всех своих соседей: поляков, немцев (австрийцев), русских, евреев, румын, венгров, даже немногочисленных армян. Даже словаков недолюбливают. Пожалуй, кроме белорусов (хотя в ВОВ 'отличились' и там — Хатынь и сотни других деревень).

Их ксенофобия имеет глубокие исторические корни. Со времен Куликовской битвы Галиция оказалась в составе Польши под поляками, попала под их крепостное право, куда более жесткое, чем в России. Верхушка быстро ополячилось, помещик и власть оказались поляки-католики, что гнули в бараний рог православных украинцев. На Буковине тоже самое делали молдаво-румынские бояре. В Закарпатье — венгерские магнаты.

(Закарпатье или так называемая Подкарпатская Русь населенная народностями условно собранные в понятие 'угрорусы' или русины никогда в государств Руси-России не входили. В СССР они де факто вошли в 1944 году)

В Речи Посполитой социальных лифтов для украинцев-галичан не было. Они пребывали на положении бесправного быдла. Копилась национальная обида. Решающим в отмежевании галицийского мира стало принятие Брестской унии в конце 16 века. Для католиков униатство стало хоть и своей, но второсортной религией. Невероятным событием считалось, когда австриец или венгр выбирал карьеру униатского попа. Зато униатство, наконец, дало галичанам долгожданный социальный лифт. Для православных униаты были вероотступниками: 'не браты вы нам'! Униатство превратилось в узконациональную религию Галиции и части прилегающих территорий, и стало чертой самоидентификации 'западенца'. С разделом Польши все стало еще хуже. Поляки в Австрийской империи стали подданными второго сорта, соответственно, русины-галичане — третьего. Даже иноверец еврей по положению фактически оказывался выше нищего и забитого паном галицийца, поскольку держал шинок, занимался ростовщичеством или ремесленничал ('пошивал') в местечке.

Национальные комплексы копились и превратились в сплав ненависти ко всем 'народам и странам — угнетателям'. Фактически ко всякой власти вообще.

Поскольку в СССР 'всем заправляли москали', то эта 'национальная обида' стала острей всего против русских. С кем-то бороться надо обязательно. Хоть 'уйти под немца', поскольку в Галичине нет традиции собственной государственности. Обязательно нужен 'пан'. Самое страшное случается, когда возникает намеренье 'самим панувати'. Для ублажения комплекса вековой неполноценности обязательно надо придумать бред про 'протоукров' (вариант нацистского 'арийского мифа').

Их бы и пожалеть, бедных, за всю историю их векового унижения. Но после всех бандеровских 'ответов', как-то не жалеется.

Украинцы — нация со своим языком, фольклором, историей. Близкая к русским и связанная с нами исторической судьбой. Недопустимо называть украинцев 'не нацией', 'нацией из реторты с искусственным языком'. Надо относится к украинцам с должной мерой уважения. Считать бандеровщину видом фашизма и относится к ней, как к фашизму с полной нетерпимостью. Только так можно рассчитывать на новое сближение Украины с Россией.

Для чего понадобился вброс мифа о 'заговоре Габсбургов' весной этого года? Вскоре после его вброса все чаще в Российских СМИ начало муссироваться понятие 'Русский мир' и необходимость сражаться за него. Поначалу Русский мир преподносилось как абстрактное понятие. Вскоре последовали его 'расшифровки'. Наиболее кратко он описывался следующей формулой, соединяющее три основных элемента: православие, единство исторической судьбы, культурное — языковое единство народов. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы разглядеть в 'единстве исторической судьбы' — единую историю Российской Империи, в 'культурно-историческом' — 'народность'. Получается старое изношенное 'Православие, Самодержавие, Народность'. Будто и не было сложной и драматичной истории 20 века? Ничего нового выдвинуть на почве шовинизма русские националисты не смогли. Создали симулякр для замены 'красного' (классового) вектора движения пролетариев Донбасса русским шовинистическим.

В том и заключается феномен национализма, что он не может и не должен выдвигать нечто новое, поскольку цепляется за традиции языка, обычаев, культуры, мифов. 'Национальное' фундамент, на котором строится народ, страна; корсет не дающий распасться социуму. Основывать государство исключительно на национализме, все равно, что жить на голом фундаменте. Все равно, что перетягивать ремешки корсета, которые душат народ.

Если копнуть глубже в идеи любого национализма, отбросить стандартный каркас логических и риторических аргументов теоретиков, то откроется идилическая пасторальная картина их мира. Крестьяне в национальных костюмах возделывают тучные пажити, на конях или волах везут снопы в житницы, а вечерами поют национальные песни, пляшут пляски, играют в национальные игры. Если картину детализировать, появятся 'ловцы во ржи': смиренные пастыри окормляют паству, и та чтит моральные законы и истово верует. Старики рассказывают легенды молодежи, и та проникается духом предков. Суровые воины стерегут покой и громят врагов, равно наказуют обидчиков и искореняют нечисть на родной земле. А когда приходит беда — весь народ поднимается и беспощадно разит врагов и предателей. Возможно, обнаружится где-то далеко в горном замке и мудрый король, управляющий страной с лаской и заботой о подданных. Этакая совмещенная идиллизированная картина жизни и быта села 15-19 веков. Периода складывания наций Нового времени, или как говорят марксисты 'буржуазных наций'. В зависимости от традиций конкретного народа, роль воинов, священников, мудрецов, королей может варьироваться. В большинстве случаев из этой картины будет исключен город. Поскольку город — цивилизация, цивилизация — развитие. Развитие — неизбежный прогресс и умирание мира патриархальной деревни. Самое парадоксальное, что национализм востребован именно городской мелкой буржуазией. Ей нужен именно национальный миф, объединяющая идея, оправдывающая национальный эгоизм мелкого буржуа.

Национализм тянет именно в мир сельской идиллии. Назад, в прошлое, отметая все логические аргументы, поскольку апеллирует, прежде всего, к чувствам, а не к разуму. К 'национальному чувству'.

Разработчикам новой концепции 'русского мира' не случайно понадобился миф о манкуртах-западенцах. 'О неправильных русских'. Поскольку считает украинцев частью русского народа, как мифа о 'большом русском народе', куда входят еще и белорусы. Тем самым попросту игнорируя реальность. Три народа, близких по сознанию и культуре. Но — разных. Восточные славяне.

Процесс их формирования занял долгие века, в конце концов, сложились языки, традиции, фольклор — национальный менталитет. Украинцы и белорусы прошли чрез этапы полонизации, а потом и русификации при царизме. Наконец, 70 лет формировались как нации социалистические. Причем социализм предполагал для всех народов национальных республик обязательное знание русского, так и обучение родным языкам. На Украине процесс новой волны русификации шел параллельно с украинизацией русского населения.

Концепция 'русского мира' совсем упускают из внимания четвертьвековой процесс формирования новых наций из бывших социалистических. Самым 'естественным' ходом для национализма является идентификация от противного' — 'Я не русский!'. Поскольку сближение с русскими языком и культурой в советский период произошло до уровня сращивания, то наиболее яростному отторжению подвергается именно русский язык и культура. Представляя русских 'ордой', русский язык 'собачей мовой' украинский патриот идентифицирует себя как 'украинца'. В этом, во многом истоки антикульта личности Путина, для 'профессиональных украинцев' поглощающего в себе Россию. С утра написал в чат 6 согласных букв — почувствовал, что 'борешься за Украину'. Самоутвердился, 'выполнил патриотический и национальный долг'. Главное, думать каждый день, 'я не москаль', я 'не вата'. Думает при этом большинство на русском языке и полемику 'за Украину' ведет на нем же.

Национализм это прежде всего манифестация своей национальной принадлежности, демонстрация ее внешних атрибутов и признаков. В своем роде 'обрядоверие'. Как значительная часть верующих считает себя христианами только на основании того, что в церковными праздники совершают традиционные обряды, так и националисты на основании публичного использования языка, элементов национальной одежды, пения определенного набора песен, демонстрации национальных и государственных символов считают себя 'щирыми украинцами'. Отсюда 'культ вышиванки', превосходящие всякое чувство меры раскрашивание мест общего пользования в 'жовто-блакыдное', повсеместное насаждение тризубов. Где пока невозможно разрушить, можно 'национализировать' покрасив огромный монумент Ильича желтой и голубой красками. И так далее. Яростному сокрушение 'вражеской символики', соответствует столь же яростное насаждение собственной, что провозглашается 'истинной украинской культурой'. Национализм не есть развитие нации, это превращение понятия нации в фетиш.