К черному трону

Но чем ближе подъезжал Джамсаран к источнику, тем в большее изумление впадал: хоть кони были взнузданы по-боевому, но подменных коней видно не было. Не могли воины Великого Хана растерять их, не побывав в бою перед этим; в землю было воткнуто копье с черной кисточкой от хвоста яка, а над малахаями воинов виднелись и красные, и белые колпаки. Пожалуй, только гвардейцев не было в этом сборище, как не было у них и кибитки.

"Это не караул у источника".

Свернуть, проехать мимо было теперь никак нельзя: на притомившихся конях нечего думать ускакать. Погоню сразу бросят по его следу. Да и не пристало гонцу к Хану уходить в бега, тем более ему — Джамсарану.

Заметившие гонца воины неторопливо поднялись с земли, проверили оружие, подтянули подпруги у своих лошадей, двое в красных малахаях неспешно уселись в седла, слегка тронули поводья, пустили коней шагом навстречу гонцу. Одиночка в степи не страшен, хоть по подменной лошади догадались они: раз едет один воин при полной выправке, значит едет гонец, а значит — батыр. Неспособного оборонить тайну гонцом не пошлют.

Гонец, тем временем, считал противников: "Шестеро их, пять коней, два верблюда с поклажей. Что это за враги? Доблесть выказать не на ком!" Ноздри Джамсарана жадно втянули горячий воздух, предвкушая крови запах. Был он готов к схватке, но не торопился и ничем не выказал свои недобрые намерения. Надо подобраться как можно ближе, пока враги не взялись за луки и не осыпали его тучей метких стрел.

Враги же особо не беспокоились, кроме двух всадников, приблизившихся к нему на пятьдесят шагов и остановивших коней. Джамсаран поднял правую руку вверх, но тут же опустил ее на темляк сабли. Так же поступили двое всадников. Встреча людей в степи редкость, потому при встрече молчать не принято.

— Здоровья тебе! Да будет поступь твоих коней легка!

— Здоровья и вам!

— Вода в Степи — вода для всех. Мы пропускаем тебя напоить коней.

Красный воин тронул поводья, неспешно двинулся вперед.

Один из всадников поравнялся с Джамсараном на расстоянии двух копий, поехал шагом рядом с гонцом, придерживая своего рыжего, застоявшегося и потому норовившего пуститься вскачь, фыркавшего и мотавшего головой.

— Я узнал тебя, Джамсаран — посыльный человек Улан-нойона. Я же прозываюсь родовым именем Амба. Вожак вольных степных людей. Присоединяйся к нам. Станешь вольным орлом степи, клювом добычу себе будешь рвать. Если не пойдешь с нами, то мы сами собою будем, а ты — сам собою.

— Красивую песню поешь. Орлом себя называешь. Да только овцы вы, трусливо бежавшие от битвы.

Джамсаран сплюнул сквозь зубы, почувствовав после смелых слов невероятную уверенность в своих силах.

— Я трус?!! Да в последнем бою срубил я тридцать голов без одной. Всегда я первым вел в бой свой десяток. Хотели мне доверить сотню после стычки с матурами, но в том бою юнец из моего десятка не совладал с испугавшейся лошадью, она понесла его из сечи и из моих не было никого рядом его рубануть. Его насадили на пику в задней колонне. Лица его даже не помню. Дали его в пополнение ночью перед боем, взамен заболевшего. И такой батыр, как я, должен был сгинуть из-за сопляка?! По прихоти судьбы сгинуть?! Скажи!

— Это судьба воина: погибнуть... рано или поздно.

— Думал: в битве забудется, продолжал рубиться. Ан-нет! После боя вызывают всех моих, велят отдать коней и оружие. Не тут-то было. Вскочил в седло — ищи ветра в поле.

— Теперь из-за тебя казнят всю сотню.

— Казнят тех, у кого головы и так на плечах нет. У одних нет — в бою потеряли, у других нет — родители не дали.

— Это черные войны всегда черно шутят. Но ты то красный!

— Был красный. Теперь цвета ветра я.

За разговором они подъехали к мутной луже, именуемой источником Кузсу. Джамсаран, уверенный в том, что пока он поит коней ему ничего не грозит, соскочил с каурого мерина, нацепил на морды коней плотные сита конского волоса. Потрогал здесь, там. Нет не разгоряченные, остыли на степном ветерке, поить можно. Подвел коней к воде, сам поверх грив наблюдая за противниками.

Его недавний собеседник, тем временем, подъехал к сидевших на земле гуртом воинам, свесившись с коня, сказал им что-то. До ушей Джамсарана донеслось имена его и Улан-нойона. Войны повставали с мест, направились в его сторону, встали на другой стороне водопоя.

— Эй! Джамсаран, с нами пойдешь?

— Джамсаран никогда с дурными людьми не ходил!

— Джамсаран, Джамсаран, айда с нами! Хорошую добычу иметь будешь, себе хозяин будешь, нам атаманом будешь.

— Не бывать тому!

Еще трое вскочили в седла. Оставшийся на земле раздернул верблюжий вьюк, вытянул из его объемистой утробы ворох серебряных свадебных украшений, усыпанных рубинами и бирюзой, золоченую уздечку, серебряный, тонкой резьбы, боевой пояс.

— Смотри, все твое будет. Атаманом станешь!

Остальные воины разъехались в разные стороны, растянувшись в цепочку, начали неспешно гарцевать по широкой дуге вокруг источника. Скаковой конь гонца поднял от воды голову, стал возбужденно пялиться на движущихся кругом коней. Джамсаран рывком заставил его пригнуться к воде, но тут взбунтовался иноходец. Чтобы удержать коней, красный воин вынужден был сделать несколько шагов вперед, забравшись в воду по колено. Всадники сужали круг, убыстряя бег.

— Сейчас же перестаньте! Прекратите, именем Великого Хана!

— Ха! Очень нам нужен твой Великий Хан! Мы сами себе ханы.

— Тот, кто не с Великим Ханом — трус! Смерти боитесь? Удрали... Испугались...

Седоки, как по команде, разом повернулись к нему в седлах, начали бросать друг за другом фразы, указывая на Джамсарана пальцем.

— Меня на войну угнали, а курень мой вырезали под корень! Зачем мне умирать за Великого Хана? — крикнул тщедушный молодец в запачканной белой одежде.

— Обещали богатую добычу, да только все слова. Теперь начальников не спрашиваю, все себе беру.

— Меня высекли на глазах всей сотни за потерю торбы лошадиного корма. Как смириться с таким позором?

— Мою жену баскак в полон увел, как теперь свой род продолжить? Теперь я столько женщин в степи любил, сколько твой Великий Хан за всю жизнь не видел, — крикнул коротышка, прельщавший Джамсарана украшениями.

Только один из них из племени каннов у Великого Хана не служивших промолчал: он с детских лет был конокрадом.

Кони Джамсарана вздыбились, подняв ворох брызг, заржали, вывернув головы.

"Закрутят гады, — пронеслось в голове Джамсарана. — Хорохорятся! Дух свой обидами распаляют".

Не мешкая более, он отвязал ездового, сам под уздцы боевого своего Аранзала вывел на берег. Как только передние копыта коня прочно встали на сухую землю, Джамсаран, схватившись за луку, прыжком оказался в седле, выхватил саблю-клыч, поднял ее высоко над головой, пнул внутренней стороной коленей коня. Тот понеся вскачь. Дикий улюлюкающий вопль огласил степь, от которого у самого Джамсарана сделалось нехорошо внутри.

Тщедушный воин в запачканном дягеле был к нему всех ближе. Он вывернул своего коня, вынул прямой меч, поднял его над головой горизонтально, собираясь парировать надвигающийся удар. Джамсаран угрожающе покрутил саблей над головой, но за три шага до противника рывком опустил ее вниз и нанес колющий удар чуть выше широкого боевого пояса из толстых железных пластин, вогнав клинок на всю длину елманя*.

По раздавшемуся сдавленному свисту красный воин догадался, что проткнул легкое, потому не выдернул сабли сразу, а с силой провернул ее вправо-вниз. Белый всадник поднес руки к уже разрезанному сердцу своему и бессильно откинулся назад.

Правая рука Джамсарана оказалась за спиной. Он дернул ее вверх — на себя, вырвав саблю из трупа. Лезвием плашмя ударил он Аранзала, отчего тот резко скакнул вперед, подкинув зад высоко более от обиды, чем от боли. Джамсаран придержал коня, сдавив коленями и ослабил повод. Конь поскакал в степь во весь опор. Чуть оторвавшись от устремившихся за ним всадников, Джамсаран сделал поворот по узкой дуге, направил коня навстречу мчащейся на него ватаге чуть в урез, стараясь зайти в левый фланг.

Маневр его удался, когда расстояние между противниками сократилось до десяти шагов. Красный воин оттянул повод влево и прижал колени. Конь подался в сторону, скачущие на него уже не смогли повернуть своих коней. Джамсаран оказался один-на-один с бывшим красным воином плотного сложения, державшим над собой саблю. Очевидно, тот рассчитывал нанести секущий удар налево из-под руки, потому чуть свесился влево, руку с поводом прижал к седлу. "То, что надо!" — оценил его посадку Джамсаран. Весело смотря в налитые гневом глаза противника, он привстал в стременах. Чувствуя, что враг выдерживает дистанцию, Джамсаран за пять шагов рывком наклонил корпус вперед и со всей силой резко опустил руку с саблей вниз на мгновение упредив рубок врага. Кривой клыч вошел в середину лба, снес половину головы, опустился на плечо, прорезал грудную клетку, да еще отсек кисть, сжимавшую повод. Клинок не пришлось выдергивать. Левая половина всадника шлепнулась на землю, правая стала заваливаться, но еще держалась, будто желая дорубить своего врага, опускала руку с саблей, но, будто не выдержав разлуки с потерянной половиной прежде единого существа, бессильно завалилась влево, выронив из раскроенного черепа розово-желтый мозг, мотнувшийся и повисший, как вытекший глаз. Половина разрубленного малахая зацепилась за стремя, меховая опушка пропиталась кровью и кистью писала по папирусу желтой земли пурпурный извилистый узор.

"Хороший удар!" — поздравил себя Джамсаран, бросив взгляд назад. Радость за хорошо сделанное дело смешалась в нем с толикой сожаления: все-таки он зарубил красного воина, а тот не смог как следует постоять за себя.

Зрелище это заставило оставшихся в живых врагов осадить коней.

— Наедем на него все разом! Не давайте ему зайти слева. Ты, Кош, бей копьем, — кричал недавний знакомец гонца Амба, срубивший когда-то тридцать голов без одной.

"Ты то мне и нужен. Остальные не в счет", — отметил про себя Джамсаран.

— Пошли! — дал команду Амба, почувствовавший на своем лбу печать взгляда посланца к Хану.

Враги пошли на него строем, чуть пропустив вперед среднего, похожего на барана, воина с копьем наперевес. Видя, что тот метит ему копьем прямо в середину груди, Джамсаран невольно улыбнулся и неистово бросился на врага, чуть отводя коня влево.

Вернув саблю в ножны, он выхватил из чехла за спиной короткое копье с красным флажком на конце и забрал его подмышку. Подавшись его движению, копейщик тоже отвел свое оружие влево, отклонившись в ту же сторону. Джамсаран резко дернулся, лопатистое острие вражьего копья прошло мимо, лишь полое древко ударило по плечу его. Злосчастный толчок не дал его копью прийти, куда то было намечено, древко "загуляло" в воздухе, срезав кинжальным острием ухо у лошади Коша. Вместо того, чтобы ударить в грудь копейщика, наконечник воткнулся в крытый роговыми пластинами шлем на металлическом каркасе, прикрывавший широкий лоб и снес верхушку черепа — Кош нагнулся к холке, пропуская удар над собой, но был он грузен, не успел увернуться. Прежде чем снести голову, копье выгнулось дугой, упершись в бараний лоб врага, дало трещину. Джамсарану пришлось все силы напрячь для продолжения этого сложного, утратившего мощь, удара, рассчитанного на двух врагов сразу, развернуть тело, чтобы ударить второго врага, бок которого он лишь слегка задел увенчанной острой стальной насадкой пятки копья. Конокрад, наносивший встречный рубящий саблей, так и не достал Джамсарана, ужом вертевшегося в седле. Канн выронил оружие, охнул и схватился за рану.

Джамсаран осадил коня, развернулся навстречу главному своему противнику, уже понявшего бесполезность победить вестового Улан-нойона в сшибке на полном скаку. Амба сближался медленно, меря Джамсарана взглядом, готовый в любое мгновение и пришпорить коня и совсем остановиться.

Гонец отбросил треснувшее копье, вновь взялся за саблю, опустил правую руку, пропустил кисть в петлю темляка, несколько раз растопырил и сжал пальцы, легко встряхнул кистью и крепко сжал рукоять сабли. Расстояние между противниками сократилось до пяти шагов, но никто из них не поднял оружия. Они мерили глазом друг друга.

"Жаль убивать, превосходный рубака," — снисходительно подумал Джамсаран. Заметив в глазах противника смену настроения, "превосходный воин" рванул коня вперед, сделав выпад мечем чудовищной силы. Джамсаран успел вскинуть саблю и принял удар на перекрестье клинка и гарды. Накладной стальной пенал на основании лезвия, предназначенный как раз для таких случаев, отскочил, слегка звякнув. Сам клинок заходил, застонал, но выдержал страшной силы удара. Враг надавил на меч, пытаясь продавить сопротивление соперника. Джамсаран рывком отвел правую руку назад и мгновенно нанес ответный удар по касательной, предварительно чуть тронув узду влево, чтобы его любимый конь успел отвести голову и не лишился ненароком уха. Но понятливый конь сам прижал уши, чуть заслышав свист знакомого клинка в воздухе.

Рубок пришелся по спине всадника, провалившегося вперед после того как Джамсаран резко убрал саблю, рассек толстый кожаный пояс и железные пластины доспеха под ним, заставив брызнуть крови струйку. Враг, в свою очередь, нанес возвратной удар, угодивший вскользь в подставленный роговый поруч, закрывавший правое предплечье Джамсарана. От поруча отслоился кусок роговины, меч застрял в щели, рассеча рукав и порезав кожу. Джамсарану осталось резко дернуть рукой вниз и вбок, чтобы обезоружить противника. Тот, лишившись оружия, не растерялся, успел отъехать на безопасное расстояние, готовясь выхватить боевую плеть с железным набалдашником на хвосте. Расстояние достаточное для того, чтобы его не достала сабля Джамсарана, но достаточное для полета меча, который Джамсаран выдрал из своего доспеха, перебросил в руке и метнул как дротик.

Амба стал медленно заваливаться назад, ударяя воздух стальной плетью, словно пытаясь достать врага, которого уже не видели его замутненные кровью глаза. Прохрипев в последний раз предводитель степных бандитов, раскинув руки вывалился из села, грохнулся на спину и застыв, созерцая небо, цвета которого уже не мог различить.

"Долетался орелик," — ухмыльнулся про себя Джамсаран.

Убедившись, что противник поражен в самое сердце, гонец огляделся. Наблюдавший за поединком раненый всадник, предусмотрительно отъехавший шагов на сто, развернул коня и посчитал за лучшее спастись бегством. Пустившийся за ним вдогонку, Джамсаран решил более не утомлять Аранзала долгой гонкой, выхватил лук, вложил в него стрелу по имени "кошгар" с серповидным наконечником и пустил ее в спину беглецу. Стрела пропела свою короткую, леденящую душу песнь, вонзилась малодушному между лопаток. Тот припал к холке и больше не поднимался. На всякий случай Джамсаран поразил его второй стрелой "ана кой" в поясницу, тихим ходом догнал лошадь, несшую мертвое тело, выдернул из него красные древки. Джамсаран очень ценил эти, наносящие страшные раны, стрелы с лунообразными лезвиями, изготовленные прекрасным, известным на всю Великую Степь мастером.