Драконья доля

Вот тот, что наверху, наверняка со своего насеста Храм видит. Может, покричать, спросить? Или не стоит?

Побоялась.

Зато через два дома увидела идущую куда-то нарядно одетую девушку и попыталась заговорить с ней. Та сначала испугалась, просто шарахнулась. А потом ткнула пальцем вперёд по улице и, когда я поклонилась, добавила:

— На втором перекрёстке поверните направо.

Выходит, я шла почти туда, куда нужно. Теперь точно разыщу! Только почему она ко мне обращалась, будто я не одна?

Я упёрлась прямо в Храм. Не узнать его было сложно — высокий, целиком каменный дом с куполом, похожим на яйцо, и двойными распахнутыми дверями. Робея, вступила внутрь, и замерла: до чего же тут чудесно! Сумрак, только тонкие свечки перед статуями богов сияют, а на белом каменном полу лежат яркие пятна от разноцветных стёкол в высоких окнах. И из этих прозрачных ярких кусочков целые картины составлены — вон конный рыцарь в доспехах и благословляющая его дева, а вот святой старец с длинной бородой и прильнувший к нему олень. И дух от свечей плыл дивный и чистый — пахло воском и душистыми травами.

Стала ходить от статуи к статуе, пытаясь угадать, кто изображён, а потом уж разбирая подписи. До чего боги красивые! И лица мудрые и благостные... Опустилась перед нишей Богини-Матери на колени, прося заступничества. Коли никого у меня нет, пусть она будет.

И не заметила, как ко мне подошёл храмовник в длинной серой рясе, перепоясанной верёвкой.

— Ищешь чего, отроковица?

— Да, отец. Ищу приюта и работы, — слова легко, словно кто подсказал, слетели с уст.

— А можешь что-то пожертвовать богам за помощь?

Ох. У меня же денег совсем мало, и тёплых вещей на зиму совсем нет... Как отдавать-то?

— Отец, а могу я отработать? Я усердная и сильная.

— А что умеешь?

— Готовлю, стираю, убираю, с огородом и коровами могу, шью, пряду... — заторопилась я.

— Ладно, поглядим. Можешь остаться в нашем приюте на три ночи. Будешь помогать готовить и раздавать еду. Сейчас я тебя провожу, следуй за мной!

Двухэтажное строение на заднем дворе называлось интересно — странноприимный дом. Было туда два входа — отдельно для женщин и для мужчин. Мужчины жили на первом этаже, и там же располагалась кухня, куда меня отвёл отец Ансельм. Молодая сноровистая женщина, мешавшая что-то в котле, из которого валил пар, обернулась:

— Новенькая? Как зовут?

Я замялась. Если меня ловят под именем Син, надо назваться как-то по-другому. Только в голову ничего не шло. Совсем. Открыла рот, закрыла... а потом ляпнула:

— Белёна.

— Да какая ж ты Белёна, если чёрная, как грач?

Я пожала плечами, что, мол, не виноватая... Хотя, по-честному, именно я и виновата, это ж в мою дурную голову пришло назваться именем сестры, которой то подходило намного больше.

— Ладно, Белёна так Белёна. Садись картошку чистить. Умеешь?

А то как же!

И после трактира меня даже три ведра не напугают! А что, сиди себе в тепле и сухости, глазки выковыривай да кожицу потоньше срезай...

— Ты откуда взялась-то, Белёна?

Это она мне? Ой, да, мне...

— Работу ищу. У меня бабушка померла, а идти некуда.

— Ну, может, и найдёшь. Сюда горожане часто обращаются, если нужна подёнщица или прислуга.

Ух ты! Может, и мне свезёт? Хороший совет мне Марфёна дала!

Спали все в большой комнате, на постелях, разделённых ситцевыми синими занавесками. Свой мешок я положила под голову, а снятые сапоги запихнула поглубже под кровать. Мало ли чего.

Люд тут был разный — в основном небогатые крестьяне да ремесленники, которые шли да ехали к родичам или по делам, а в Храме остановились передохнуть. Ещё пара девок, как я, хотели найти работу на зиму. Но считали, что шансы не слишком велики, Гифара — город небольшой.

После завтрака, убрав за всеми со стола и перемыв посуду, я договорилась, что отойду на пару часов — попробую поискать себе место. Кстати, вчерашний священник, отец Ансельм, заходил и справлялся, как у меня дела.

Через два часа я вернулась понурая. Ничего не вышло. Обращалась и людям на улицах, и в дома стучалась, справлялась, не нужна ли прислуга, только везде ответом было "нет". В одном месте попросили что-то под названием "рекомендации", я сначала не поняла, а потом сказала, что работала в придорожном трактире — и дверь перед моим носом тут же захлопнулась.

Выходит, трактир — это не рекомендация...

Вечером, после ужина, я по просьбе Лувы, так звали женщину, всем управлявшую, села подрубать новые занавески. Работа несложная, просто объёмная. Засиделись за полночь, пока глаза глядели и пальцы гнулись.

А на следующий день ко мне подошёл отец Ансельм. Осмотрел с ног до головы:

— Вижу, Белёна, ты почистилась, себя в порядок привела.

Я смущённо кивнула.

— Есть один запрос на работу — нужна прислуга в хорошем доме. Возьмут тебя или нет, тут уж воля хозяев, но я посылаю им трёх кандидаток, и ты — одна из них. Скажу прямо, если получишь место, то рассчитываю, что ты поможешь Храму.

— Хорошо, — снова кивнула я. Если уж так везде заведено, то что противиться. — Отдам целиком заработок за неделю.

— Ну, так много не надо... — отец Ансельм улыбнулся и махнул рукавом. — Просто, сама понимаешь, Храм живёт на пожертвования паствы. И чтобы мы могли помогать людям, вот как помогаем тебе, люди должны отвечать тем же.

Задумалась... а ведь и правда! Мне в голову не приходило спросить, на какие деньги построен странноприимный дом, откуда берётся в котле еда для путников, чистые постели. Улыбнулась в ответ — выходит, тут всё справедливо.

— Значит, кандидаток там ждут в двенадцать. Не опаздывай.

Я долго колебалась — надеть мне нарядную красную рубаху, в которой меня посылали прислуживать лорду, или же свою, серую. Потом решила, что коли тут считают, что трактир — дурная слава, то нечего себя выпячивать. И надела своё. Пусть серое, скромное, зато аккуратное и чистое.

Отец Ансельм дал мне адрес, написанный на бумажке. Да только для меня всё равно это было непонятно — откуда мне знать, где та Пчелиная улица? Пришлось просить объяснить на словах. Ой, далеко, три левых поворота и два правых. Остаётся надеяться, что я всё как надо запомнила.

Перед уходом забежала в Храм, поклонилась Богине-Матери. Котомку прихватила с собой.

* * *

Хозяйку звали хитро — Лобелия тер Инрис. "Тер" в серединке значило, что она — благородная дама, леди. Вообще, если в имени есть "тер", то его обладательница или жена, или дочь лорда.

И дом был под стать. Целиком каменный, светло-серый, строгий и красивый, с высоким крыльцом, а перед крыльцом — зелёный лужок с хитро стрижеными кустами.

Я совсем заробела. Потому что на дорожке, ведущей через лужок, и даже на дороге толклось девиц пятнадцать. Большинство старше, увереннее, фигуристее, лучше одетые, чем я. Похоже, место и впрямь было завидным.

Отойдя в сторону, тихонько встала у стены и стала ждать.

Через какое-то время дверь отворилась, и на крыльце появилась дама в светлом платье, меховой накидке и с раскладной финтифлюшкой в руках. По уверенной походке, взгляду и стати сразу понятно — хозяйка. Была она совсем нестарой и очень красивой — волосы золотистые, уложены высоко надо лбом, а несколько закрученных прядей спускаются вниз, на шею.

— Все собрались? Тогда начинаем. — Голос был чистым, но звучал повелительно. — Встаньте вдоль дорожки.

Началась суматоха. Все претендентки, как одна, рвались оказаться ближе к даме. Я, вздохнув, что шансы мои аховые, пристроилась последней. Чего без толку суетиться, как курица на птичьем дворе?

Леди внимательно наблюдала за происходящим с крыльца. И только когда шум стих, спустилась вниз, к нам. Прошлась вдоль шеренги — лицо невозмутимое, походка плавная. А ещё, когда она остановилась напротив меня, оказалось, что от неё приятно пахнет цветами. Дух лёгкий, сладкий, весенний... Уже я не зря сюда пришла, на такое диво поглядела.

— Вы, — указала своей финтифлюшкой на тёмноволосую девушку, стоявшую пятой, — вы и вы, да-да, именно вы, последняя, выйдите вперёд. Хочу с вами поговорить. Остальные свободны.

Девушки загалдели...

— Обсуждать и размахивать руками можете где-нибудь ещё. А тут прошу не шуметь. — В голосе зазвучал приказ.

Вот так да! И не кричит, не бранится, а все слушаются.

Все девицы разом замолчали, как отрезало. А потом толпа растаяла быстрее, чем кусок сахара в горячей тайре. Остались только мы трое и леди Лобелия.

— Теперь с вами. Представьтесь по очереди. Расскажите, что умеете делать. А я послушаю и решу, подходите ли вы этому дому.

Первой начала темноволосая, стоявшая в ряду пятой. Шагнула вперёд и, растопырив локти, присела в книксене. Затараторила громко, помогая речи взмахами рук:

— Зовут меня Тавасой, весной стукнуло осьмнадцать годков. Мамка научила меня и готовить так, что пальчики оближешь, и убирать, и стирать. И сильная я — могу одна пятимесячного порося поднять, — в подтверждение своих слов Таваса изобразила, какого размера поднимаемая свинья. Выходило, что немалого...

— Достаточно, — остановила леди говорливую Тавасу. — Вы свободны.

— А что не так?

— Вы не подходите этому дому.

Короткий рубящий жест складной штуковиной в руке завершил разговор.

А я пыталась сообразить, что же Таваса сделала не в лад? Может, леди разговоров о свиньях не любят?

— Теперь вы, — дама показала на меня.

А у меня с перепугу и язык отнялся. Сглотнула, присела, и заговорила негромко, как могла чётко проговаривая слова:

— Моё имя — Белёна. Мне только что исполнилось шестнадцать лет. Умею вести хозяйство, ухаживать за цветами, — почему-то мне представилось, что огорода у такой дамы быть не может, а вот сад есть почти наверняка, — держать дом в чистоте, готовить, шить. Стараюсь быть опрятной и аккуратной. Работу люблю.

— Хорошо, — кивнула леди. — Задержитесь пока. Теперь вы!

Третья девушка закашлялась. Потом заговорила, голос был высоким, почти писклявым.

— Меня зовут Викари, мне семнадцать. Хорошо готовлю, прибираю, па-аслушная... — тут Викари дала петуха.

— Всё, всё, всё, — перебила леди. — Довольно. — И пожаловалась в пространство: — Похоже, выбора-то у меня и нет. Ну что же, попробуем.

И поманила меня за собой к крыльцу.

Мне до смерти было любопытно, почему же хозяйка выбрала меня. Я ведь не самая рослая, не самая фигуристая, не самая умелая... так почему? Можно ли спросить? Или разумнее промолчать? Вон как она всех остальных на полуслове обрезала.

Решила, что смолчу, так мудрее будет.

— Итак, — обернулась леди, едва мы зашли в дом. — Теперь ты — моя прислуга, а не чужой человек, так что звать я тебя стану на "ты". И имя Белёна мне не нравится. Переделаем на Белинда. Или, ещё лучше, Линда. Благозвучно и приятно, согласна?

Я кивнула. Да хоть горшком обзывайте, только не выгоняйте.

— Ты должна отвечать "Да, леди Лобелия" или "Нет, леди Лобелия". Поняла?

— Да, леди Лобелия, — озарило меня.

— Тебе, наверное, интересно, почему я взяла тебя. Так скажу: вуль-гар-ность! — Незнакомое слово прозвучало гневно, как название стыдной болячки. Глаза леди сверкнули, она продолжила: — Чего я в этом доме не потерплю, так это вульгарности! Топают, растопырив локти, кричат — фу! Прислуга в благородном доме позволять себе такого не должна, ясно тебе?

— Да, леди Лобелия!

Ой, как же хорошо, что я ту красную рубаху не надела и про трактир ни словом не обмолвилась. Но надо узнать поточнее, что за зверь эта вульхарасть. Чего мне ещё делать не надо?

— За тебя, Линда, поручился отец Ансельм из Храма. Сказал, что ты честная и очень работящая. На это и рассчитываю. Я, со своей стороны, прослежу за тем, чтобы ты научилась тому, что должна знать хорошая прислуга. Жду от тебя старания и прилежания. Характер не показывай, я такого не люблю. Если справишься, оплата будет один серебряный в день, то есть семь в неделю. Последнее: носишь форму, живёшь в этом доме, ешь на кухне, по дому ходишь тихо, не топая, голос не повышаешь. Всему необходимому тебя научит Кайра. Иди на кухню, к ней. Вечером спрошу отчёт.

Я присела, склонив голову. Леди Лобелия едва заметно кивнула в ответ и, повернувшись спиной, ушла вглубь дома. А я осталась стоять и соображать, где тут может быть кухня. По запаху, что ли, искать?

Но если нужно быть тихой и молчаливой, как рыба, — буду.

Мне не привыкать.