Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— В записке я же поставил слово "похитил" в кавычки, мадам! — стал отбиваться Макс. — А потом Елизавета Петровна увидела эти новомодные платья и потеряла голову. А когда я имел глупость пообещать ей такое же платье добыть, бросилась мне на шею!
— Что-о? Мне она рассказывала совсем другое!
— Само собой! Кто же из девушек признается матери в своей легкомысленности? В любом случае важен результат: я сегодня добился от владелицы ателье согласия на пошив двух пла-тьев в обход очереди и за половинную цену.
— Откуда у вас такой фавор? Все мои приятельницы вынуждены смиренно ждать приема у этой мадам Гречаниновой, а вы вот так по-молодецки ее обаяли?
— Ну, мне кажется, в возрасте 60 лет только императрица Екатерина была любвеобильна....
— Это вам кажется, молодой человек, — слегка улыбнулась метресса.
— В общем, сударыня, я приехал за вами с просьбой Олимпиады Модестовны пожаловать к ней на снятие ваших размеров. Желательно до обеда.
— Но до обеда осталось всего два часа!
— Я приехал на "голубчике", за полчаса он нас довезет.
— Это было ни к чему: Алексей Павлович недавно завел свой экипаж. Только вы не преду-смотрели время на наше одевание! Ладно, как-нибудь управимся. Но учтите: разговор о ва-ших возмутительных отношениях с Лизой не закончен!
Отобедав в домашней обстановке и даже без Олимпиады Модестовны (эта резко акти-визировавшаяся барыня стала в последнее время ходить обедать в тот самый виртхаус, вме-сте с Лизой и Катей, и там даже завязала знакомство с герром Дитером, который взялся об-служивать их столик самолично!), Городецкий обозрел мысленно свои дела и счел, что они катятся по налаженным колеям и его непосредственного участия в данное время не требуют. Так может приступить к тому занятию, ради которого и закрутилась вся эта карусель: писа-нию приключенческих романов?
Предвкушающе улыбаясь, он сел за стол, достал пачечку зеленоватых листов писчей бумаги низшего сорта (а какую еще использовать для черновиков?), макнул гусиное перо в чернильницу (научился все же им писать) и вывел рабочее заглавие "Похождения поручика Ржевского". После чего засмеялся: кого бояться? Здесь про такого не слыхивали, а написать что-то задорное и на грани приличий хочется. В какой же полк его поместить: Мариуполь-ский (мундир на Юрии Яковлеве в "Гусарской балладе" именно этого полка), Павлоградский (он же о нем поминает) или Лейб-гвардии гусарский? Ни фига, только в Ахтырский, где слу-жил знаменитый Денис Давыдов! А с какого времени начать его похождения? Может с 1806 г, когда ахтырские гусары помогали пруссакам после разгрома под Йеной? Не потяну, пожа-луй: данных о тех днях мало, а придумывать все подряд — моветон. Ладно, не буду выпенд-риваться и начну с нападения Наполеона на Россию. А вернее, за пару месяцев до него....
"Эта история, любезный читатель, началась в том самом грозном 1812 году, в событи-ях которого, ты, быть может, принимал участие. Если же ты молод, как я, то много слышал о них от своих старших родственников. Так вот в том самом году (а на деле еще и раньше, го-да с 1810) в высоких сферах государства Российского все чаще стали заговаривать о неот-вратимости войны с новоявленным правителем Европы, Наполеоном Бонапартом. В разгово-ры эти важные сановники старались вовлечь и нашего императора, Александра Павловича. Он, не желая разрушать с таким трудом подписанный Тильзитский мир, долго им противо-стоял. Но как известно вода камень точит: дрогнул наш царь и повелел поставить на запад-ной границе империи заслон из трех армий.
Командующим северной (1-ой) армией численностью более 100 тысяч человек, при-крывающей направление на Санкт-Петербург, был поставлен очень разумный генерал Барк-лай де Толли. Смоленское направление должна была перекрыть 2-я армия под командовани-ем прославленного генерала Багратиона — вот только ее численность была в 2 раза меньше. Путь на Киев блокировала армия генерала Тормасова, недавнего героя Кавказской войны — в ней тоже было чуть более 40 тысяч воинов. И вот они расположились вдоль границы, бази-руясь возле тех или иных населенных пунктов (имея штабы в Вильно, Волковыске и Луцке соответственно) и стали ожидать нападения европейской волчьей стаи. Ибо не осталось у нашего императора к этому времени реальных союзников (не считая тех что на бумаге — Британии да Швеции), а в противниках кроме Франции оказались и Пруссия, и Австрия (не-давние союзнички) и сонм германских княжеств, а также обласканные Наполеоном поляки. Разведка наша в лице графа Чернышева донесла, что под ружьем у аспида собралось больше миллиона человек (!), в то время как в России едва набралось 300 тысяч, да и то около 100 из них располагались на Дунае да на Кавказе, где только что закончилась война с османами. Но и у аспида этого тоже нашлась другая головная боль: католическая Испания никак не хотела признавать республиканские порядки, распространяемые французами, и для держания ее партизан в узде пришлось Бонапарту оставить там 300-тысячную армию. Неман же перешло 450 тысяч иноземцев — прочие остались для охраны коммуникаций да в гарнизонах.
Но вернемся на полмесяца назад от нашествия, в конец мая того же года, да посмотрим из нашей дали на будни одного гусарского полка 2-й армии, получившего задорное название О...ский. Командовал этим полком очень важный ныне сановник и новоявленный князь, имя которого нельзя употреблять всуе и потому я назову его...Новосельцев, Александр Василье-вич. Полк этот был направлен в Гродно, возле которого были дислоцированы казачьи полки атамана Платова из состава 1-ой армии: предполагалось, что таким образом будет осу-ществлена связь Багратиона с Барклаем де Толли. То-то обрадовались гусары такой новости! До этого они стояли в Беловежской пуще, возле деревни в 50 домов, где молодух можно по пальцам пересчитать, а тут в их распоряжение попадет целый губернский город с 20 тысяча-ми жителей! Какие-то чумазые казаки им, конечно, не соперники, будет где разбежаться гла-зам, воспламениться сердцам и, быть может, порезвиться дланям. Так что полк мигом взле-тел на конь и порысил через пущу к Неману, где при впадении речки Гожанки стоит древний то ли русский, то ли литовский, а ныне все-таки польский город...."
На этой фразе Городецкий придержал свое перо, перестал улыбаться и взялся за тол-кование китайского гороскопа, давно им обещанного читателям "Молвы".
Глава семнадцатая. Ржевский появляется на сцене
Весь следующий день у Максима оказался фактически свободным, и он с удовольстви-ем продолжил свой новый роман:
"По случаю уже летней теплоты полк разбил палаточный лагерь на западной окраине Гродно, за речкой Гожанкой, на лужайках среди тенистых рощ. Впрочем, после визита пол-ковника Новосельцева к губернатору Ланскому офицеров полка определили на постой в при-личные дома Гродно.
Собираясь на постой, молодые обер-офицеры 1-го эскадрона 2-го батальона оживлен-но переговаривались. Вдруг два корнета спросили у ладного, с уверенной повадкой поручи-ка:
— Ржевский! Вам, разумеется, повезло больше всех? Небось, к самому губернатору попали, у которого две дочки невестятся?
— Это не везение, это мука, — сказал с улыбкой поручик. — Похоже на вазочку с вареньем, ко-торая заперта в буфете, за стеклянной дверцей: очень захочется лизнуть да стекло не пустит.
— Не надо вешать нам лапшу на уши, — возмутился Алексей Бекетов. — Уж вы-то найдете спо-соб как полакомиться, не разбив стекла! Примеры были!
— Все мы помним ту евреечку из Луцка, дочь раввина! — захихикал Сашка Арцимович. — Уж такая была недотрога сдобненькая, ни на кого глаз не поднимала, а на вас подняла! А потом подняла и окошечко в светлицу! Ночью, конечно!
— Я разве вам об этом говорил? — нахмурил брови Ржевский.
— Так мы проследили за вами, а потом подсмотрели....
— Ай молодцы! — с непонятной усмешкой сказал волокита. — Впрочем, может эта наука впрок вам пойдет...
— Но что вы ей такого сказали, что она поплыла в руки?
— Спросил, как ей удается так легко идти, что на снегу не остаются следы?
— А она?
— Она обернулась, потом посмотрела на меня и обвинила в обмане.
— А вы?
— А я сказал: зато я увидел наконец ваши бездонные синие глаза и очаровался на всю остав-шуюся жизнь! А еще я увидел прядь волос, подобных благородному черному шелку, крае-шек бархатистой щеки, при сравнении с которой увянет самая прекрасная роза, а теперь еще вижу жемчужные зубы за упоительными губками, раздвигающимися в улыбке...
— И все?
— Нет, конечно. Но потом при встречах (а я подстерегал ее по дороге в различных укромных местах) она не спешила убежать, а напротив замедляла шаги, желая услышать все компли-менты, которые я придумывал. А однажды остановилась, слушая... А в другой раз, в без-людном переулке, мы стали целоваться....
— Да-а, — вздохнул Бекетов. — Таким даром слова никто из нас не обладает.
— Глупости, — не согласился поручик. — Я тоже пару лет назад был вам подобен: смущался при дамах, терял дар речи, трусил в общем. Но, понимая, что туплю, преодолел себя, стал придумывать заранее комплименты, говорить их в нужный момент и однажды девушка под-ставила мне губы для поцелуя. Теперь не придумываю ничего, все говорю экспромтом. Без слов же эти капризницы будут к вам слепы.
— Но вы так и не сказали нам, куда вас определили, — спросил Арцимович.
— К пожилому вдовцу по фамилии Грудзинский, выдавшему всех дочерей замуж, — заулыбал-ся Ржевский. — Видимо, по личному распоряжению Александра Васильевича. Но я не в обиде: мне подсказали, что в его доме хорошая библиотека, а я все же читаю по-французски. К тому же нас вскорости ожидает бал, который обещал дать в честь прибытия полка губернатор — там-то мы и посмотрим на местных дам поближе....
Тут уместно будет дать портрет моего героя. Дмитрию Ржевскому должно было вско-ре исполниться 23 года. Роста он был чуть выше среднего, два аршина и семь вершков (173 см), строен, в плечах не сказать чтоб широк, но при снятии рубашки обнаруживались хоро-шо развитые рельефы всех его "членов". Лицо его нельзя было отнести к античным, но все же нос лишь чуть курнос и лишен горбинки, глаза ясные, с затаенной насмешинкой, брови ровные прямые, уши не лопушились, щеки не лоснились, усы вились как должно у гусара, а подбородок он тщательно брил. Еще хороши были губы: не тонкие и не толстые, а сораз-мерные, склонные к легкой улыбке и поцелуям. Волосы Дмитрия были пока тоже на зависть многим: густые, волнистые, почти черные, но он стриг их коротко, на старопольский манер, на что ему пеняли иногда его временные пассии.
— Зато под кивером голове хорошо дышится, — отвечал он.
— Как было б хорошо, если б ты, мон шер, вообще не надевал этот кивер и не покидал меня никогда! — пылко заклинали его.
Еще пару слов надо сказать о его происхождении. Он был из старого дворянского ро-да, но плодовитого и оттого существенно обедневшего: только накопит иной Ржевский подо-бие богатства к концу жизни, ан его уже надо делить на 3-5 сыновей, да и доченек кровных снабдить приданым. В последнее же время пошла мода давать сыновьям (и дочерям!) до-стойное образование, без которого теперь никуда хода нет: ни в офицеры, ни в чиновники, ни замуж. Иван Афанасьевич, отец Дмитрия, во всем себя ограничивал, а все-таки дал ему (вме-сте с братьями и сестрами) домашнее образование, в основу которого было положено знание французского языка. Дмитрий, впрочем, был у него в любимцах, так как и сам тянулся к уче-бе, да и от природы был разумен и ловок. Оттого он без проволочек был зачислен в Дворян-ский полк (в Петербурге), где производилось ускоренное обучение будущих офицеров. Он и в этом "полку" стремился быть лучшим, что и стало у него постепенно получаться. На вы-пускном экзамене он сумел получить "отлично" в ориентировании, фехтовании саблей, стрельбе из пистолета и штуцера, а также в джигитовке.
Его ближайшие товарищи, впрочем, не удивились: он не раз восхищал их необычными приемами тренировок. В частности, для развития твердости рук Митя подолгу держал то в одной, то в другой вытянутой руке чугунный утюг; зато при стрельбе пистолет его был ро-вен. В фехтовальном зале он подвешивал войлочный мячик и пытался попасть в него рапи-рой. Еше подговаривал товарища и норовил проткнуть падающую перчатку. Еще рисовал саблей воображаемые буквы, перебирал клинок от конца к эфесу, развивая силу пальцев. А за пределами зала просто приседал (в том числе на одной ноге), поднимался с хитрушками по лестницам, развивая икры и ступни, а то бегал с ускорениями или качал кистью на колене гантель. В спарринге предпочитал иметь поляков или литвинов, которые обладали специфи-ческими и эффективными приемами польской шляхты. Пробовал он махать и двумя саблями и постепенно с ними освоился. В джигитовке же с удовольствием спрыгивал с лошади на хо-ду и тотчас заапрыгивал обратно задом наперед, выхватывал пистолеты и, ловя момент, стрелял из них. Еще нашил каких-то лямочек на подпругу и умудрялся быстро свешиваться, полностью прячась за круп лошади, и даже выскакивать в седло с обратной стороны. Имея аттестат с отличными оценками, Ржевский мог выбрать любой гусарский полк (кроме лейб-гвардейского), но один из преподавателей, которого он особо уважал, посоветовал О...ский, которым уже командовал полковник Новосельцев. В нем Ржевский прослужил два года кор-нетом, а потом прошла ротация и его повысили до поручика и командира взвода. Вот только в "деле" ему еще бывать не приходилось..."
Глава восемнадцатая. Звериная суть критиков
Поставив точку под первой главой романа, Городецкий с удовольствием потянулся и пошел на кухню к Маланье.
Што? Заиграла кишка-та? — спросила, усмехаясь, кормилица. — Ну, садись, попробуй мово варева. С горохом седня суп-та.
— Совсем без мяса? — наигранно ужаснулся Макс.
— Как без мяса? Без няго, чай, не можно! Мужик должон мясо есть, а то отколь силушка бу-дит? Хотя те куда силу-то? Весь день ничо не делаш, токо пишаш. О чем хать?
— Роман про гусар: как они от войны к дамам мечутся и обратно.
— А-а... У военных всех так, не токо у гусар. Пьют, правда, ишшо да в карты шьютса.
— А ты с военными не шилась, Малаша?
Баба посмотрела на Макса с насмешинкой и сказала:
— Много будиш знать, скоро состаришса. — И продолжила:
— Липа баяла, будто ты нашел каку-то барышню?
— Кто кого нашел еще вопрос, — усмехнулся Городецкий. — К тому же мать, как у барынь во-дится, может взбрыкнуть и деву эту увезти туда, не знаю куда.
— Все равно это лучша, чем сиднем сидеть. Кровь по жилушкам гонять нада!
— Да понял я, Малаша, понял. Пожалуй, ты меня и подтолкнула к этой авантюре. Ну, славно ты меня накормила, аж в сон потянуло.
— Была б женка под боком, щас ба и разговелса! — хохотнула баба. — А так што делать, иди спи.
Спать, правда, Макс не стал, а сел опять к столу, но не за роман, а за описание буду-щих подводных кораблей. "Люди до сих пор полагают, что плавать по воде и в воде могут только деревянные корабли, плавучие, так сказать, изначально — потому что пористое дерево легче воды. Они при этом напрочь забывают о самом знаменитом законе Архимеда: "тело, погруженное в воду, выталкивается из нее с силой, равной весу вытесненной воды". Если же этот закон учесть, то окажется, что тонкостенные корабли из железа будут отлично плавать по воде, а особенно внутри воды....
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |