Гори, гори ясно

— Это мы уже слышали, — скрежетнул зубами Находько.

— Дослушай, — велел Джо. — Когда мы слышали вопросы, они давили на тебя, АБ: страхом, беспомощностью. Позже наоборот ярили, чтобы ты полыхнул огнем, дал им повод тебя растерзать. Ты даже не почесался.

— Голосую за то, чтобы счесть эксперимент успешным, — я выставил руку вверх. — И перейти к моему вопросу.

Не стал выказывать облегчение и, тем более, благодарность. Вурдалак заслужил бы ее, если бы поставил меня в известность. Заранее. А не ставил опыты на мышке.

— Перейдем, — пообещал коллега. — Ты уверен, что не носишь оберег? Может, ты сам того не знаешь? Есть ли такая вещь, с которой ты не расстаешься с давних пор, носишь ежедневно?

— Нет, — ответил с уверенностью.

Соврал.

Женька недоверчиво сощурился.

"Щурься, клыкастый, не я тебе должен, а ты мне", — подумал и скрестил руки на груди.

— По поводу казино, — Джо понял, что ничего от меня не дождется. — У моей семьи есть прямой финансовый интерес. Я... скажем так, в меру сил присматриваю за тем, чтобы сей интерес соблюдался.

— Из дилерской? — приподнял бровь я. — Из-за стола?

— А какая разница, откуда присматривать? — вопросом на вопрос ответил кровосос. — Мой... образ жизни не позволяет присутствовать в зале постоянно. Как на майском розыгрыше выдала девица из бара: "Работаем круглосуточно и в любое другое время".

Я упрямо тряхнул головой.

— Все равно непонятно.

Джо побарабанил пальцами по столу.

— Попытаюсь объяснить на примере. Помните кореянку на рулетке? Хвостатый стоял инспектором, ты крутил, а азиатка ставила по шансам?

Мы со Шпалой покивали. Карнавал с латиносами и "везучей" азиаткой было сложно забыть.

— Драгана тогда вызвал я. Вызвал, так как заметил воздействие, непрямое, через повязанного духа. К нам заявилась мудан — шаманка из Кореи.

— Из Северной или Южной? — не в тему встрял с ерундовым вопросом Макс.

"Какая, ежика тебе под хвост, разница, из какой Кореи та мадам?" — полыхнул я мысленно.

— Из Южной, — терпеливо разъяснил Митин. — Шаманка настоящая, не из тех, что за плату воют и гримасничают. У нее дух к ветви сосновой был привязан и в зарок взят. Дух воздействовал на шарик, на мелкие предметы сильные духи могут влиять. Дух незаметен для людских глаз и камер. Он и мне незаметен, зато заметно воздействие.

— Джо, все из твоей семьи... или подобные тебе — видят такое? — теперь уже я не удержался от вопроса, на ходу путано формулируя мысль.

— Это персональное свойство, — ровно ответил вурдалак. — И я делюсь с тобой сведениями, потому что...

— Потому что не далее, как полчаса назад по твоей милости я дрался за жизнь? — спросил я с вежливой улыбкой и сверился с часами. — Двадцать пять минут назад, если быть точным.

Митин махнул пробегающему официанту, затребовал счет.

— Настоящая причина состоит в том, что я умею видеть возможности, — понизил голос вурдалак. — И не разбрасываюсь потенциальной выгодой, даже неочевидной. Неприменимой в текущем периоде.

— Эй! — рявкнул Шпала. — Ты же не удумал его тяпнуть? Только посмей пасть открыть, в бараний рог скручу!

Оборотень клацнул зубами, видимо, в попытке демонстрации процесса "тяпания".

— Зачем бы мне тогда разглагольствовать? — покачал головой Джо. — Знай я наверняка, что хотя бы одна особенность АБ сохранится при обращении: огонь или устойчивость к внушению... Утрата вероятнее сохранения. Так что угомонись и не добавляй к счету еще боя посуды.

Последнее уточнение пришлось ко времени. Находько уже замахнулся кружкой в сторону немертвого коллеги.

На денежной ноте — оплата счета, чаевые парню — завершились наши посиделки.

Домой я пришел, полный дум.

Определенно, ответы Женькины полнотой не блистали.

Чтобы не говорить правды, далеко не всегда нужно лгать. Правда — абсолютная правда — она как яблоко. Можно подать ее целиком. Можно нарезать на дольки, убрать сердцевину. Есть вариация с яблочным пюре, растертым, "разжеванным" для упрощения усвоения. И с пирогом-шарлоткой, где кусочки яблока-правды утоплены в тесте лжи. С компотом, где толика истины утопает в подслащенной воде бесполезных слов. Словом, масса вариантов.

А еще можно снять кожуру, отдариться той кожурой и оставить себе мякоть с косточками.

Очень похоже, нам с Максом скормили ведро яблочной кожуры. И выбора не предоставили: жуйте, что подано, и скажите спасибо, что вообще кормят.

Уйдя с головой в кулинарные сравнения, я имел глупость рассказать Кошару о прогулке через поле Потешное. Чуть не оглох.

Опять же, скрыть поход и драку было бы затруднительно. Утопленник привел мою рубашку в полную негодность. С порога видно, что утро у меня задалось.

Ругали в два голоса. Мал Тихомирыч поддержал шерстистого: в том, какой я балбес, их мнения сходились. Я кивал да помалкивал. Когда выбирал из карманов брюк все, что в них напихано, выяснилось, что где-то посеял конверт. Это который из Франции, но неизвестно, от кого. Зачем вычищал карманы? Так после перекатов по мокрому щебню им прямая дорога в химчистку.

"Где-то посеял" — это, скорее всего, на Марсовом поле. Что упало, то пропало, как говорится, туда на поиски я точно не отправлюсь.

Я почти уснул, когда меня озарило: шаманка — дух — зарок. Нет, срываться и бежать искать южнокорейскую мудан — до такого меня не припекло.

Сам принцип важен: не все умершие покидают наш мир мгновенно, раз их кто-то способен захомутать.

В параллельной смене работает Миха со славным прозвищем Смерть. Я ясно видел за истинным пламенем отходящие от его тела дымчатые жгуты. Что, если Смертушка — это не только прозвище, основанное на любви к черепам и косточкам в украшениях, а отражение его... сути? Его дара? Что, если Миха действительно как-то связан с умершими и может с ними взаимодействовать?

Тогда я просто обязан найти к нему подход. Пепел восстал пожаром и выжег единственного свидетеля, того, кто что-то знал о деятельности "шахматистов". Если есть хотя бы мизерный шанс расспросить его после смерти, то использовать его необходимо.

Липин Игорь Викторович поведал мне куда меньше, чем знал, об этой организации. Хорошо бы это исправить.

Воскресная смена прошла куда спокойнее субботней. В ожидании утра и финансов она прошла, так как до нашего выхода в зал в комнату отдыха забежала на минутку главный кассир Татьяна. Она поделилась с нами, дилерами, хорошей новостью: зарплатные ведомости готовы, денежку можно будет получить по утру.

Пока народ обсуждал культурную программу на завтра (зарплатное утро, такое нельзя не обмыть), я подошел к Жану с вопросом. Точнее, с просьбой: попросил его дать мне телефон Михи.

— Зачем тебе Удовеня? — спросил начальник.

Михаил Удовеня — так у нашего коллеги в паспорте указано, он его даже показывал нам как-то по пьянке.

— Хочу поменяться, — почти не соврал я. — Сместить смены перед отпуском.

Может, и поменяюсь, только не с Михой, а с кем-то другим, чтобы попасть в одну смену со Смертью. Если с телефоном не выгорит.

Первой мыслью было взять подработку, но на ближайшие выходные у меня уже имелась договоренность с Максом о поездке. И с Леной, возможно, понадобится пересечься, если та что-нибудь нароет в университетской библиотеке.

— Я посмотрю, — пообещал Жан.

К утру он принес мне зеленый листочек с номером. Я его — номер — тут же продублировал записью в мобильном телефоне.

После смены мы все поочередно спускались по лесенке, ведущей в ВИП. Расписаться в ведомости, получить от кассира свой конверт. В моем конверте после повышения категории стало побольше купюр, что не могло не радовать.

Там, внизу, я заметил Нину. Менеджер, выступавшая против моего повышения, что-то выговаривала сотруднику зала с игровыми автоматами. Она на меня не смотрела, была увлечена выволочкой.

"Кто такая она?" — снова накрыло меня.

Вдруг — чем черт не шутит? — разгадка стоит близко от меня?

"Хуже не будет", — подумал я и зажег над ладонью язычок истинного пламени.

Нина выглядела почти так же, как и в обычном зрении. Почти — это минус густой макияж, скрадывающий возраст.

Как и ожидалось, ничего мне этот просмотр не дал. Нина — человек. Впрочем, и Липин был обывателем.

— Шифоньер, ты встал так, что не обойти, не объехать, — ругнулся на меня Вадик. — Двинься, что ли.

Это я подход к лесенке частично перегородил своим массивным туловищем.

А дальше, после получения всеми заветных конвертиков — в лучших традициях — были посиделки на Малой Садовой. И бурные обсуждения дальнейших мероприятий, будто их за ночь не хватило кому-то, всю смену обмусоливали, куда лучше пойти.

Я отсел в сторонку, где шумели поменьше. К Таше под бок. Находько на выходе из здания перехватила супруга. Поддела его хрупкой женской рукой под локоть и мягонько, но неуклонно уволокла к припаркованной возле газона машине. Джо испарился после звонка. У него своя выпивка, похоже, организовалась.

Народ договорился до самой скучного, на мой взгляд, заведения — бара. Все, что там представляло интерес (кроме спиртного, которое где угодно можно найти) — это дартс.

Решил, что посижу с коллегами полчасика, а потом предложу Арктике плавно переместиться ко мне.

— Пошли-вышли? — хлопнул меня по плечу Водяра.

Я только подумал про Ташу, огонь и прочие приятности...

— Что срочное? — лениво откликнулся.

— Да, дело есть, — Коломийцев подхватил стопку, опрокинул ее одним махом, цапнул со стола полную бутылку "беленькой". — Идешь?

Мы вышли на улицу, в поднявшийся ветродуй. Сначала топал я, следом Вадик.

Удивиться стеклянному звону, сильному удару по темечку и темноте, что последовала за ударом, я не успел.

Очнулся от хлопков и всхлипов. Странное сочетание, особенно после звона стекла и отключки. Еще и попахивало... Едкой кислятиной, горечью и чьим-то небогатым внутренним миром. Я что, оконфузился?..

Быстрые осмотр с принюхиванием подсказали: не во мне дело. Источником вони и звуков являлся Вадим Коломийцев, и он же, скорее всего, помог мне принять сидячее положение возле деревца. И руки стянул за стволом, вероятно, он же. Не иначе, из заботливых соображений — чтобы не упал коллега, не поранился.

"Так, ехидство оставим до лучших времен", — покривился я. — "До тех, когда пойму, что за дичь со мной на этот раз происходит".

— Не могу, — шмыгнул носом Вадик. — Не могу, не могу.

Нас с ним разделяли ветки, вроде как ивовые. Деревья сильно смахивали на те, что растут в центре кладбищенского пруда Карасичей, старшего водяника и младшей, дочурки его. Заслон ветви с листьями давали не полный, так что коллегу я опознал. И по виду, и по голосу.

Место действия ничем не напоминало окрестности бара, возле которого меня выключили, облив водкой. Бар в городе: старая застройка, асфальт, тротуары. Не ивы плакучие с землицей и травушкой. Справа вроде и песочек виден, за зеленью не сказать точнее. И плеск... набережная? Те в гранит в основном забраны.

И еще в центре города соловьи не выводят звонкие трели, а если и распоется птаха, за шумом машин никто ее не услышит. Здесь же, поодаль от меня, то замолкал, то заливался нежными песнями соловушка.

"Куда меня коллега — на кол бы его! — приволок?" — отозвалось в затылке болью.

Немного живого огня для ясности мысли... А поразмыслить тут было, о чем.

Мое мнение о Водяре сложилось в первый год совместной работы. Из разных мелочей, из косяков, из похабного отношения к обязанностям и людям, из откровенной ссыкливости (не сказать тут иначе). Если коротко, звучало оно так: не мужик.

Поначалу, как вся партия стажерского "свежего мяса", я развешивал уши над его историями. Пока Вадик не подставил стажера.

Была сделана неверная выплата на рулетке, причем очень круто (и не в пользу казино) обсчитался дилер, а инспектор (собственно, Вадик) выплату допустил. "Чек?" — спросил дилер. "Чек", — подтвердил инспектор. "Верно? Верно!" — так это можно упростить.

Потом пришел сигнал с видеонаблюдения, подошел вежливый Драган и начал задавать вопросы тем, кто стоял за столом. Когда казино переплачивает игроку, просить того вернуть лишку — дурной тон. Может, где-то и практикуется подобное, но не у нас.

Водяра сказал, что его отвлекли в момент выплаты, а крупье не спросил, чек или не чек. Я был за соседним столом, и слышал, как было на самом деле. Постукивать — это для дятлов, не для меня. Промолчал.

Потом была странная смена, когда Коломийцев терзал дрожащими пальцами колоду карт. Карты упрямились, рассыпались, замес получался еле-еле.

Джо по утру за пивом хмыкнул: мол, на старости лет Водяра решил научиться "исполнять", замешивать в определенной последовательности карты. Чтобы сдавать некоему "случайному" игроку хорошие комбинации. "Заряжать" колоду с похмелья, подыхивая перегаром, не стоило. Он еще и трясся, что тоже не облегчало процесс.

Митин, помнится, улыбнулся в бокал и обронил, что больше Вадим подобного практиковать не станет. Почему? На этот вопрос Женя неопределенно пожал плечами. Я решил, что дело в зорких пит-боссах: раз непорядок усмотрел Джо, и те должны были заметить бедлам и сумятицу на покерном столе.

Окончательно добило меня поведение нашего героя-алконавта в утро, когда он затянул нас, молодых и глупых, "пошпилить". Сыграть в другом казино. То, чего нельзя, но если очень хочется, то можно — втихаря и без проверки паспорта.

Он обещал нам показать, как "катают папки". Показал, как "папка" оставляет всю зарплату в чужой кассе. И выпрашивает, точь-в-точь как наши чайки-марамои-побирушки, у всех подряд по фишечке. Отбиться!

Из зала он выполз без гроша, с ворохом долгов и шмыгающим носом. Разнылся в ожидании такси (за чужой счет, разумеется).

"Папка" был откровенно жалок тем утром.

Мне Коломийцев пакостей не делал (до сего дня, конечно), но у меня рядом с ним всякий раз возникало ощущение, что я не человека вижу, а застывший слой жира на желеобразной массе.

Я думал, в самом убогом состоянии Водяра передо мной уже представал. Тогда, харкающим на мостовую голоштанником.

Как показало утро нынешнее, я ошибался. Вадя, сидя на корточках, ладонями похлопывал себя по щекам. И вот эти его шлепки — они настолько ровно ложились на эту спонтанную ассоциацию, что мысль получила продолжение. Хлипкий студень, не человек, а мудень.

Несомненно, я предвзят. Так на то у меня имелись основания.

— Должен! — решился на что-то Водяра, как мысли мои услыхал.

Хлюпнул носом, встал, отряхнул колени. Бухнулся в прежнюю позу, завыл на одной ноте.

Если бы я мог, приложил бы к лицу руку. Но те были заняты: я осторожненько нагревал запястья, чтобы позже без труда освободиться. Не резко, потому как не хотел привлекать внимание. Спугнуть студня не хотелось.

— Не могу, — опять промямлил Коломийцев. — Он нравится Маргошке, — с небывалой тоской добавил вдруг он. — Она расстроится.

"Чего?!" — нечаянное Вадькино признание потрясло меня сильнее, чем удар по кумполу. Похитить человека, связать его. Нанести телесные повреждения. А после — шлепать себя по лицу и ныть, что тайная зазноба опечалится?! Причем "тайную" стоит взять в кавычки, поскольку в узком коллективе, в небольшом стаффе все затаенные воздыхания быстро становятся явными.