Красное Солнышко

...Короткий хриплый вскрик. Ещё один... Воин выпрямился над телом, махнул рукой:

— Княже, мы закончили!

— Идём дальше.

Снова выстраивается коробка строя. Дружина двигается дальше, оставив за собой горы трупов. Раненых римлян добили. Ни к чему раньше времени поклоняющимся Обрезанному Иудею знать о том, что славянские воины появились на Оловянных островах. Сие тайна великая есть.... Храбр потянул верёвку, привязанную к шее пленника:

— Эй, поднимайся. Пошли!

Тот, видимо понял по смыслу, что делать. Поднялся с колен, как его поставили в самом начале сечи, прикрыв собственными щитами отроки. Как-никак — ответственность за жизнь сего чужака на них. Сам Князь доверил! И оправдать это доверие нужно даже ценой собственной жизни. Только старшие отроков в бой не пустили. Раньше — да. Так то и не противники были дружинникам. А в этот раз — всё серьёзно. Настоящая битва. Да и противников больше, чем славян. Хорошо, что лучников у ромеев не было. Да и... Мелковаты они, против наших то... То ли недокормлены сызмальства, то ли народ такой низкорослый испокон веков. Сами отроки повыше иных солдат были. Впрочем, недолго им уже в отроках ходить. Ещё две весны, и станут взрослыми...

...Вот и бухта, в которой ждут лодьи. И вдруг вновь останавливается дружина. Князья проталкиваются вперёд — перед небольшим строем воинов, оставшихся сторожить насады собралась огромная толпа полуголых низкорослых людей, одетых в шкуры, а то и вообще без них, в одних набедренных кожаных фартуках. У всех раскрашены разными знаками лица. В руках — луки, дубины, копья Оружие, впрочем, худое. Наконечники у кого каменные, у кого вообще костяные. Редко у кого медные или бронзовые. Железных так и вовсе, почитай нет. Что-то орут, то ли оскорбляют, то ли просят — их речь неведома. Перед толпой — одетые в свои белые одежды друиды. Слав тридцать душ насчитал. С посохами ветвистыми, с серпами на поясах. Увидели выходящую на берег остальную дружину славянскую — притихли. Но как различили монаха на вервии — словно взорвались. Заорали бешено, затрясли своим жалким оружием, а друиды — вперёд подались. Правда, старший из них обернулся, знак какой-то сделал, и весь ор словно обрезало. Тишина угрюмая воцарилась на берегу. Подошли ближе к славянам, остановились перед князьями:

— Отдайте нам монаха!

Гостомысл вперёд шагнул:

— Нет.

Старший из друидов с нажимом повторил:

— Отдайте! Вы обещали! Ни один из служителей Проклятого живым не уйдёт!

Брячислав отодвинул брата:

— Обещали. И слово своё сдержали. В отличие от вас. Все поклоняющиеся Распятому мертвы.

Друид посох вскинул, указал на сжавшегося Брендана, отроки шагнули вперёд, вскинули щиты, прикрывая пленника.

— Этот жив!

— Мы обещали ему жизнь, если сей служитель проведёт нас на Зелёную Землю. И слово свой сдержим.

— Ты тоже обещал нам его жизнь!

Брячислав насупился, взглянул сурово из под густых бровей, повторил:

— Слово, данное обманщику, силы не имеет.

— Что?!

Друид даже отшатнулся назад, сделал движение, словно хотел обернуться, да не успел — князь продолжил речь:

— Тогда скажи, зачем натравил на нас ромейских солдат?

И... Осёкся друид. Молвил потрясённо:

— Откуда ты знаешь?!

Скривились губы Гостомысла в недоброй ухмылке:

— Ромеи лежат в пяти вёрстах отсюда. Ворон кормят. Мы же не потеряли ни одного воина. Так что не рассчитали вы нашей силы. А вздумаете этих дикарей натравить...

Снова ухмыльнулся, слегка вытянул меч из ножен, пустил зайчика в глаза друиду. Тот отшатнулся от неожиданности, а князь добавил:

— Как думаешь, друид, сколько твоих пиктов уцелеет, если схлестнёмся? Лучше разойдёмся по хорошему. Мы уйдём. Монах с нами уйдёт. Здесь не останется. Так что, получается, мы слово своё держим, в отличие от вас — служителей Обрезанного Иудея на вашей земле не останется. Договорлись?

Скривился друид, будто полыни наелся, да деваться некуда — сам себя и сдал со всеми потрохами. Молвил, будто выплюнул:

— Пусть так и будет. Но отныне мы враги.

Брячислав спокойно, даже лениво припечатал:

— Пусть так и будет. Враги. Но пока от берега не отчалим — друзья.

Как же не хотелось друиду эти слова говорить, да деваться некуда:

— Друзья...

Глянул на солнышко красное, опять выплюнул слова из губ своих:

— Времени у вас — как солнце вершины большого дуба не коснётся.

Показал рукой, какого. Князья глянули, кивнули в знак согласия... Монаха сразу вниз, под палубу запихнули. И отроков с ним до кучи. Через борта деревянные только крики послышался:

— И— Раз! И — раз!

Колыхнулась лодья, затем ещё раз. Потом, чувствуется, заскользила по водам морским. Замерла на месте. Заскрипели доски палубы. Затопали ноги воинов. Храбр со Славом оба, словно струна на гуслях — а ну как послышится звон металла, крики нападающих? Но чу — тишина. Пискнули уключины, замолкли. Лишь по первому гребку они звуки издают, а потом тихо работают. Качнулась лодья вновь. Двинулась, видимо. Тут Слав Храбра в бок толкнул:

— Глянь!

Друг посмотрел и рот открыл от изумления — монах пленный руками доски у лодьи гладит, швы щупает, и лицо у пленника такое изумлённое. Потом даже зависть проявилась. Вздохнул Брендан, потом что-то грустно произнёс, ни к кому не обращаясь, и сел прямо на киль, проходящий по низу, обхватил руками спутанными нечёсанную голову с выбритой макушкой, и опять про себя забормотал непонятно что...

Долго ли, коротко ли, крышка люка откинулась, Путята вниз заглянул, весело произнёс:

— Всё, вылезайте. И этого с собой тащите. Можете с него путы снять.

Слав кивнул, нож вытащил из ножен, к монаху подошёл. А тот тоскливо на отрока глянул, и подбородок задрал, мол, режь ему горло. Удивился славянин такому, даже жалко старика стало, но виду не подал. Разрезал верёвки, запястья пленника стягивающие. Благо, не своя, из дому. В том монастыре и нашли. Свою то бы распутал бережно, вновь в мешок уложил — пригодится. А эта — неровная, суковатая, как говорится. Только на выброс... Монах удивился, что-то спросил, но парнишка отрицательно покачал головой, мол, извини, не понимаю... Вымахнул наружу, спустил вниз руку — цепляйся. Брендан сообразил. Ухватился, Храбр снизу подсадил. Вытащили общими усилиями. А Слав удивился — ладонь у этого служки твёрдая, в мозолях. Как у воина... Или моряка... Однако... Друг тоже наружу выбрался. Люк плотно на место вставили, а Путята смотрит на монаха, улыбается:

— Так, орлы, быстренько водички взяли, вымыли его. А то попахивает.

Покрутил носом, шагнул назад, добавил:

— И побыстрее. Братья с сим служкой потолковать хотят...

Глава 6.

...С мытьём пришлось повозиться. Оба отрока поначалу даже решили, что пленник вообще никогда не мылся, тем более, что реакция монаха на первое вылитое на него ведро воды была поразительной. Брендан рухнул на колени и прикрыл голову руками, затем затрясся и стал громко читать свои заклинания. Правда, потом, когда Храбр, преодолевая отвращение, намылил ему голову, а Слав стал оттирать жёсткой мочалкой из конского волоса худое, но жилистое тело, немного успокоился. Увидя, что ирландец пришёл в себя, юноши сунули тому принадлежности, знаками кое-как показав, мол, дальше сам... Правда, с водой пришлось ему помочь, и монах шумно отфыркивался и довольно охал. Закончив мытьё, что-то произнёс, обращаясь к обоим славянам, и по интонациям было понятно, что это — благодарность. Отроки кивнули в ответ, а увидев, что поручение выполнено, вновь явился Путята и забрал и монаха с собой, на корму, где возле кормщика стоял князь. Было видно, что завязалась оживлённая беседа. Жрец спрашивал, потом перетолмачивал на славянский язык. Князь задавал вопросы, пленник отвечал, выслушав перевод. Несколько раз оба собеседника, поскольку пленником монаха просто было уже не назвать, настолько он естественно, без всякого испуга вёл себя с Брячиславом, переспрашивали друг друга, не в силах поверить услышанному. Но Путята подтверждал сказанное, и опять оба, и монах и князь уверялись в истинности слов друг друга... Жаль, что расслышать разговор было нельзя, но отроки набрались терпения — князь у них добрый человек. Нужно будет — всем расскажет. Тем временем Путята отошёл к своим мешкам, покопался в них и вытащил небольшой ларец. Затем извлёк оттуда миску и крохотную детскую лодочку, небольшую бутылочку жидкого масла. Налил в сосуд, очень осторожно опустил в жидкость игрушку... Та некоторое время колебалась, но вскоре успокоилась, застыв в одном положении... Храбр толкнул Слава в бок:

— Смотри!

Брендан застыл, словно поражённый громом — его глаза стали круглыми от удивления, а князь довольно улыбнулся в усы, погладил их ладонью, затем беседа продолжилась. И было видно, что монах отвечал на все вопросы с удовольствием, без принуждения. К обеду поток слов, похоже, иссяк, и усталый Путята вновь привёл монаха к отрокам:

— Присмотрите за бедолагой.

Юноши вопросительно взглянули на жреца, а тот, усмехнувшись, ответил на невысказанный вопрос:

— Нормальный он. С нами плыть просится. Сам. Доброй волей.

— Но он же...

Путята махнул рукой:

— Брендан семь лет по окрестным морям ходил. Всё тут знает.

— Семь лет?!

Юноши потрясённо взглянули друг на друга, потом посмотрели на монаха, тот, видно поняв, что речь идёт о нём, как то виновато попытался улыбнуться. Жрец кивнул, положив руку на плечо бывшего пленника:

— Семь лет. Что такое корач, знаете?

— Нет...

— Лодка это. Большая. Из кожи и прутьев. Круглая. Скорости нет. Места мало. Поэтому и так долго. До Островов Кипящей воды почти восемь седьмиц плыл. А мы — за десят дён доберёмся. Так то вот. Словом, присмотрите за ним. Помогите устроиться. Князь велел ему из запасов дружинных одежду дать.

— А... Оружие?

— Рано ещё. Нож ему дайте. Бриться.

Храбр кивнул. А Путята закончил речь:

— Словом, присматривайте. Он же не просто так в морях пропадал. Его сжечь хотели.

— С... Сжечь?!

— Ага. Он в Распятом усомнился. Вот и пришлось бежать за тридевять земель. Нам на удачу.

Жрец кивнул отрокам и зашагал обратно на корму... Из под палубы вылез кашевар, застучал деревянным половником по дну миски. Громко, словно трещоткой.

— Подходи по одному!

Нелегко готовить в пути, на раскачивающемся корабле. Но славянская мысль справилась с этой задачей — круглый котёл на цепях, в котором горит огонь, накрытый железной крышкой, на которую ставят казан, где готовится пища. Корабль качается, а печка всё время ровно стоит. Ни капли еды не выльется, кашевара не ошпарит. Ну, конечно, ежели шторм, тогда вообще всё гасят, и дружина болтушкой мучной, али толоконной питается, и мясом сухим. А если море синее спокойное, так почему желудки здоровые горячим не побаловать? Монах было вскочил от неожиданности, но Слав опустил ему руку на плечо, кивнул успокаивающе, слегка подтолкнул вслед за Храбром. Дружинники быстро получали каждый свою порцию. Князь так же стоял в общей очереди, что вновь шокировало Брендана, остальные вели себя привычно. Ну, что князь? Первый среди равных. Как Боги славянские, как Предки, чьи души оберегают потомков от несчастий. Без вожака стае нельзя. А так — такой же воин, как и все... Кашевар искоса взглянул на стоящего перед ним монаха, собрался что-то сказать, Храбр насторожился, но тут перед ними возник Путята:

— Слово князя.

Воин молча кивнул, запустил половник в котёл и грохнул полный, с горкой, в деревянную миску:

— Ешь, худоба! Ты, небось, такого и не пробовал! Отведай славянской каши!

Монах, потрясённо взглянув на гору еды в миске, поблагодарил на своём языке, ижрец перевёл:

— Спасибо говорит.

Кашевар расплылся в улыбке:

— И тебе спасибо, добрый человек! Ежели работу каждого хвалить — душа чище станет!

...Трое вернулись на нос, уселись, Храбр достал полученный каравай — остававшиеся на берегу в ожидании дружинников воины расстарались испечь свежего хлебушка. Распластал круглую буханку на ровные ломти:

— Налетай!..

...Брендан уписывал кашу так, что трещало за ушами. А от хлеба его было вообще не оторвать. Смолотил несколько толстых кусков, и всё что-то бормотал. Слав вздохнул:

— Эх, жаль непонятно. А хочется тебя порасспрашивать о многом...

Впрочем, выход вскоре нашёлся — стали объясняться жестами. Монах показывал на предмет, а кто-нибудь из отроков громко говорил значение слова на родной речи. Брендан старательно повторял до тех пор, пока не получалось правильно. Вскоре к ним подсел Путята. Внимательно слушал. А там и сам князь присоединился...

— Спроси его, Путята, а почему он так нашей лодье удивился?

Жрец улыбнулся:

— Это я и без вопроса знаю. Про корач же я тебе рассказывал?

— Да.

— Вот и Брендан был удивлён, увидев столь большой и быстрый корабль, построенный из дерева. Римские каторги он видел. Но они не подходят для плавания на большие расстояния. Слишком много съедают и выпивают рабы, гребущие на вёслах. Да и не приспособлены те корабли для дальних плаваний. И осадка мелка, и груза много не возмёшь. А у нас — паруса ветер вольный раздувает, а коли нет его, так воины вёслами ходко гребут.

— А если ветра долго не будет, Путята?

— Позовём. Будет у нас ветер-ветрило паруса светлые надувать, кораблик наш к цели великой неся, порученье племён славянских помогая исполнить.

Отроки переглянулись — спросить? Что же такое дружине, ранее на землях славянских неслыханной, делать велено? Но сидящий молча Брячислав полоснул острым взглядом обоих, и слова застряли в горле. Впрочем, жрец, обменявшись незаметными взглядами с князем, сделал невидимый юношам жест за спиной, и князь произнёс:

— Край Мира ищем. Как нам заповедано.

— Край Мира?!

— Он самый.

— А мы не упадём? В Бездну Чернобогову?

— Не упадём.

Жрец раскатисто рассмеялся:

— Сие — выдумка. Нет никакой Бездны. Точнее, есть. Где грешные души врагов наших прозябают. Но уж точно не там, куда мы идём.

— Ладно. Отдыхайте. Вам ночью море смотреть.

— А...

— Брендан? Да ничего. Пусть тоже отдыхает. Ему сегодня досталось...

Путята перевёл, и монах, с благодарностью посмотрев на князя, склонил перед ним голову в поклоне, но тот нахмурился:

— Скажи ему, чтобы забывал такое делать. Не принято это у нас. Ибо мы — равны перед друг другом.

Развернулся, ушёл к кормщику, остановился над миской с маслом, что-то поясняя кормщику, тот понятливо кивал головой...

...Брендан не солгал. Через десять дней похода Храбр, сидящий на мачте, первый заметил вдалеке туманное облачко и закричал во всю глотку:

— Земля! Справа по борту — земля!

Дружинники, свободные от вёсел столпились на носу, вглядываясь в горизонт, пока, наконец, подошедшие ближе лодьи не дали возможность рассмотреть им виднеющиеся вдали зубчатые вершины острова. Брендан, при крике вперёдсмотрящего бросившийся на корму, к князю и Путяте, что-то возбуждённо заговорил, непрестанно указывая вперёд по ходу насада. Жрец, как обычно, переводил, князь кивал головой. Зычный голос кормщика, привыкшего отдавать команды в любую погоду, перекрыл возбуждённый ропот воинов: