Шанс? Часть3

Грубо мололи — в ступке, потом на бегунковой мельнице, мелкодисперсный помол — на шаровой. Шаровая мельница, это медная бочка, внутри которой бронзовые шарики. Засыпав внутрь нужную порцию измельченного вещества, бочку начинают катать по полу. Шутка. Бочка надета на горизонтальную ось и ее начинают крутить, как шарманку. Шарики, качаясь в бочке, перетирают содержимое в пыль. Перетертые компоненты смешивают в пропорции 75:15:10. Это собственно и есть черный порох.

Дальше его гранулируют и полируют. Для этого смесь слегка смачивают водкой. Если нет водки, смачивают водой, перемешивая до состояния густого теста. Тесто раскачивают в тонкие блины, которые перетирают через специальное сито в широкую миску с плоским дном. На этом процесс гранулировки заканчивается.

Гранулы подсушивают в потоке воздуха и начинают полировать, вращая миску в руках, легонько встряхивая. При этом гранулы трутся друг о дружку, избавляясь от неровностей и приобретая округлую форму приятную глазу. Математически эта приятность выражается утверждением, что округлый предмет в виде шара имеет при заданном объеме минимально возможную внешнюю поверхность. Что с практической точки зрения означает меньшую гигроскопичность полированных гранул по сравнению с неполированными.

После этого содержимое миски высыпают в густое сито и просеивают. То, что просеялось, (пыль и мелкие частицы) возвращается в тесто, а то, что осталось в сите (полированные гранулы), досушивается и ссыпается в бочки для длительного хранения.

До зимы много пороха не наделали. Быстро сказка сказывается, а на деле, пока все ручками попробуешь, пока подготовишь нужные материалы. Одно сито для гранулировки сколько нервов съело. Пока подобрали материал, размер ячеек. В конце концов, сделали из меди, из тонкого листа. Дорого, зато по-царски. Все отверстия строго одинаковы, гранулы получаются одинаковые, нужного размера. Получилось, что первые порции, ручками, еще осенью получили, но пока все готовили для выпуска в больших количествах...

Тут уж и зима стучит в ворота... пришлось дальше ручками...в хате возле горящей печи, при свете лучины, работать с порохом... в отдаленном сарайчике крутили, если других забот не было. Благо все можно руками заделать, киловатт не нужно. Бегунковой мельницы нет, зато есть большая ступка. Сидел у меня на этой работе всю зиму всего один человек. За день, в среднем, полпуда пороха выходило. За зиму восемь бочонков закрыл, в каждом по шесть пудов.

Килограмм сто двадцать мы извели на эксперименты, пробные стрельбы и демонстрации. Пушки больше такими толстыми не делали. Еще осенью наши первые толстушки легко выдержали тройную дозу пороха и заряд двумя связанными ядрами. Стало ясно — перебор. В дальнейшем вес 100 мм пушки уменьшился до 450 кг. Для тренировок пушкарей вылили три 50 мм орудия весом в 60 кг. Подобрал заряд пороха, дающий ту же баллистику 50 мм ядра, что и стандартный заряд — 100 мм ядру. Но пороха на обучение тратишь в восемь раз меньше.

Батька атаманов к нам в село на Масленицу пригласил, наши казаки собрались, чтоб на пушки посмотреть, на стрельбу, на ладьи и струги. Назвать их почти готовыми к летнему морскому походу было бы чересчур смело, но смотреть уже было на что.

Зимой казаку делать нечего, а тут есть на что посмотреть, о чем поговорить... триста пятьдесят мест это вроде и немало, а всем не хватит. Корабли тоже разные. В нашем флоте (если можно так сказать) по моим планам будут состоять:

Пять чаек (до пятидесяти мест, которые здесь называют — "большой струг", но это не правильно, планируется принципиально другое судно: 20 м — длина, 4 м — ширина, 2 м — высота, 12 весел на борт, одна высокая мачта с прямоугольным парусом).

Двух разведочных парусных катамаранов (катамаран — 2 узкие парусные лодки соединены двумя пятиметровыми балками, два паруса, десять гребцов, наблюдатель и рулевой).

Двух торговых ладей (до пятидесяти человек).

Поскольку никто из местных моря раньше не видел, то в основной матросский состав — гребцы они же абордажники, может претендовать каждый казак плававший на моей торговой ладье. Состав менялся на две третьих после каждой поездки. Так что выбрать было из кого.

А поскольку наш батька — походный атаман, то он утверждает окончательный состав ватажки, решает из каких подразделений она будет состоять, и кто кем командует. Это дает в его руки сильнейший ресурс. Я не удивлюсь, если осенью нового Верховного атамана будут выбирать не местечковые атаманы, назовем их кошевыми (кош в переводе с тюркского — аул) кулуарно, в совете, а прямым голосованием все казаки на большом собрании войска казацкого. Угадайте из трех раз, кого они выберут. Естественно того, кто дал заработать в этом году и может взять с собой в следующем. С другой стороны это будет означать, что все казаки признают над собой помимо власти кошевого атамана и власть Верховного. Этим самым мы сделаем важный шаг в деле централизации власти, создании единого войска, а в перспективе казацкого государства.

Смотрины прошли успешно. Для человека впервые увидевшего пушку, показанное нами оставляло глубокий след в сознании. Атаманский народ живо интересовался, возьмем ли мы пушки с собой в море. Конечно, возьмем. А сколько? Мне приходилось крутиться, чтоб не соврать, ибо сколько всего будет пушек еще сам не придумал.

Что на ладье будут пушки мне было понятно сразу. Но сколько? Одна или две? На чайке если сильно напрячься, то можно придумать платформу, на носу или на корме, где разместить пушку. НО. Укрепить там пушку, 450 кг ... чтоб она не сорвалась в море при хорошем волнении... это очень не тривиальная задача. Значит, пушку нужно хранить в трюме, впрочем, поскольку у чайки нет палубы, то и трюма нет. А при надобности с помощью приспособлений, которые еще нужно придумать доставать пушку на платформу.

Концептуально чайка — большая абордажная лодка, малозаметная, быстрая, маневренная. Поэтому, узкая и тесная. Ее задача обнаружить корабль, не обнаружив себя. Если это купец, грамотно расположиться, учитывая солнце и ветер, резко пойти на сближение и захватить корабль. Если обнаружилась боевая единица, — незаметно делать ноги, либо, незаметно следить до темноты, а ночью, на лодочке, выслать диверсантов с шестовой миной и подорвать.

Намного больше чем пушки, ей нужны приспособления, как вцепиться в борт чужого корабля (который априори выше, или намного выше борта чайки) не сближаясь вплотную, иначе узкой чайке грозит место в мертвой зоне под чужим бортом. А наши казаки отнюдь не скалолазы штурмовать отрицательные углы. Нужны штурмовые лестницы с кошками, которые вхреначатся в планшир чужого борта. Эти лестницы должны быть устойчивыми, надежно крепиться к узкому настилу из досок (заменяющему в чайке палубу и проложенному посредине от носа до кормы). Казаки должны иметь возможность взбегать по лестницам, не используя руки, ибо в одной — щит, в другой — клинок. При этом лестницы должны быть раздвижными (меняющейся длины), ибо каким будет расстояние от настила чайки до верхнего стрингера купца, не может мне сказать даже святой Илья. Очевидно одно. Оно может быть разным. Вот над чем нужно голову ломать.

Ладья, другое дело. Есть место, есть корма, есть задачи. Ладья тихоходней чайки и не такая маневренная. Это судно можно легко поймать. Поэтому мощное орудие на корме необходимо. Стреляя цепными ядрами, оно сломает преследователю мачты и весла, порвет оснастку. Стреляя картечью, отобьет охоту сближаться с ней. Лафет нужно будет изготовить низкий, на четырех или шести небольших колесах. Отдачу компенсировать системой противовесов. Крепим к лафету канат, пропускаем через блок, на канат подвешиваем груз, который болтается за кормой. После выстрела, пушка откатывается назад, поднимает груз и гасит инерцию. Фиксируем в крайней точки, перезаряжаем, катим к корме, опуская противовес.

Сперва думал, как пушку достать из трюма на палубу ладьи. А потом понял, что тупой. Нахрена доставать. Установить прямо в трюме, выше ватерлинии, соорудить в корме артиллерийский порт, открыл, жерло высунул на улицу и пуляй. Очень мне эта идея понравилась. Сразу стало понятно, что в четырехметровой корме ладьи легко поместятся два орудийных порта.

Сперва жаба душила, нахрена два, одним обойдемся, а потом стоп себе думаю. Или ты действительно тупой? В бою оружия много не бывает. Можно две воткнуть, значит, будут две пушки.

Зразу все так понятно стало. И что по одной пушке на чайку возьмем, и придумаем, как ее на платформу поднимать и обратно опускать. Ибо если погибнут люди, оттого что мне лень головой поработать — грош мне цена...

Пока заливался соловьем перед атаманами, эти мысли сами собой бродили в голове. Никому, даже тестю это не рассказывал. Ибо тогда бы мне пришлось долго и нудно отвечать на неудобные вопросы типа — "откуда я это знаю", "кто мне рассказывал о ТТХ кораблей, которые нам встретятся", "откуда ты такой умный взялся" и многие другие. Зато в конце уверенно сказал, что будет у нас девять больших пушек. По две на ладью и по одной на струг.

— А три маленьких, что тут оставишь? Берем и те, Богдан. В бою оружия много не бывает, — батька был категоричен и однозначен.

Еще раз убедился в том, что подозревал давно. Мысли сходятся у мудрых людей тоже. Ибо батька — человек мудрый... получается, что и я где-то рядом пристроился. На душе стало легко, и даже поход на этих долбанутых чайках, на которые мне смотреть было страшно, не то что на них плыть, уже не так пугал. Что-нибудь придумаем...

* * *

Присутствие парусов (на ладьях — три, на всех остальных по одному) и высоких мачт переводило все наши суда (особенно чайки) из категории большие лодки, где основной двигатель — весла, в категорию парусно-весельных судов, способных успешно двигаться по морю при наличии ветра. Желательно попутного. Все это остро поставило вопрос устойчивости и мореходности узких корпусов, у которых отношение поперечного размера к продольному меньше 1:3.

Проще всего решился вопрос с парусными лодками, которые соединили двумя мощными пятиметровыми балками. Причем соединили не жестко, а на канатах. Лодку привязывали к балке пропуская канат от одного борта к другому под днищем. Никаких гвоздей, жестких креплений, деревянных шипов. Все это вылетит, разрушится, сломается даже при небольшом волнении или резких порывах ветра. Только крепкие канаты, позволяющие амортизировать нагрузки, распределяя ее на весь корпус лодки. Если балки поднять краном, лодки поднимутся с ними, подвязанные снизу канатами.

Учитывая, что вдоль бортов лодок дополнительно привязаны толстые снопы камыша, обеспечивающие положительную плавучесть и гарантирующие, что катамаран не утонет, даже если лодки полностью зальет водой, то остается только надежно закрепить груз, людей и можно смело встречать шторм. Описанная система, несмотря на свою простоту, обладает исключительной устойчивостью и мореходностью. Полинезийцы, соединив подобным образом свои пироги, выжженные из цельного ствола пальмы совершали многодневные переходы по океану. Неоднократно на катамаранах самой простой конструкции совершались кругосветные путешествия.

С чайкой такое не получится. Больно большая, чтоб по две соединять, не говоря о том, что пять на два не делится. Чайку мы ваяли по моим чертежам. Основные размеры открылись мне где-то в глубинах памяти. Они казались простыми и разумными, а главное легко выполнимыми в массовом производстве. Ведь пять штук склепать надо в ограниченное время. Поэтому основная часть корпуса в разрезе являла собой полукруг с радиусом два метра. Шаблоны силовых элементов просто делаются. С изготовлением никаких проблем не возникло.

Первую ошибку допустил, когда начертил симметричный корпус, в котором нос не отличался от кормы. Нет, чтоб подумать... но как можно своими грязными руками менять что-то в легендарной чайке, овеянной славой морских походов...

Да и меня тогда больше занимала мысль, как сделать, чтоб это чудо не перевернулось. Ибо твердо решил, что выходить в море на большой лодке могут рыбаки. Им есть куда вернуться, далеко они не заплывают. А нам это смерти подобно. Казаки, эти отмороженные на всю голову разбойники, безусловно, поплывут. Ибо нахрена думать, трусить надо, дуван ждать не будет. А ждет нас не дуван, ждет нас дно морское, ибо нормальная галера сожрет эту птицу чайку с потрохами. А значит, нужен серьезный парус, устойчивость на воде и большая пушка.

Опять же нагло воспользовался идеями полинезийцев для увеличения устойчивости и мореходности чайки. Только ее мы превратили в тримаран с двумя дополнительными поплавками длиной четырнадцать метров каждый. С поплавком не напрягался — широкий толстый горбыль, с подходящего бревна получаем сразу четыре заготовки, все острые углы стесаны, слегка выдолблен в виде лодочки, несколько дырок прокручено для стока воды. К нему примотаны толстые (около 60 см в диаметре) снопы камыша. На передний надевают кожаный мешок, чтоб волны не разлохматили срезы тростника. Поплавки надежно примотаны канатами к пяти дугообразным балкам, которые формой своей напоминают гигантский девятиметровый лук. В месте соединения с балками снопы камыша одевают в деревянный короб, на который опираются балки. Балки, от борта до борта через днище, примотаны канатами к чайке. Поплавки, как положено, чуть-чуть не достают до воды. Поперечная база тримарана получилась небольшая, всего девять метров, по два с половиной метра от каждого борта. Тут пришлось решать задачу на плоскости. На каком расстоянии разместить поплавки, чтоб не мешали работе весел, и не отдаляли чрезмерно чайку от судна, которое казаки берут на абордаж.

В результате этих геометрических построений, которые не хотели складываться в решение, вспомнил, что в академической гребле уключины весел выносят на кронштейнах далеко за борт. Сразу все сложилось. Вынос уключины — полметра от борта. Специальную балку на кронштейнах с двух сторон забацали, в которой уключины весел крепились. Длина весла — девять метров. В пределах нормы. И снопы камыша вдоль бортов, эту классику казацкого мореплавания, значительно проще крепить. С точки зрения здравого смысла в тримаране они без надобности, поплавки полностью выполняют их функции... но пусть висят... как некий сакральный символ. И плывучесть в два раза положительней с ними, чем без них. Шутка.

Крайние балки в местах соединения с поплавками стали дополнительными точками растяжек двадцатиметровой мачты и верхней реи, а к средней балке дополнительно крепилась нижняя девятиметровая рея при опущенном парусе. Это добавило мне и многим другим спокойствия и уверенности. Видения, как эта дура двадцатиметровая падает мне на голову, стали посещать значительно реже. Надежда, что вся эта авантюра благополучно завершится, кроме слепой веры, начала обретать какую-то почву под ногами.

В результате всех этих мучений головы и последующих расчетов мне удалось добиться того, что площадь парусов любого судна флотилии, как минимум, в два, а то и в три раза превышала площадь его смачиваемой поверхности. Это гарантировала неплохую мореходность под парусом без весел. Ибо гребля больше двух-трех часов в сутки, это уже каторга. Такое издевательство над молодым организмом отбивало всю охоту. Шуровать сотни километров на веслах вместо того, чтоб валяться в тени паруса и наслаждаться синим небом, морскими брызгами... мне, как человеку светлого будущего это противопоказано. Парус, только парус, а вот в бою можно и веслами маневрировать.