Петрович

Несколько дней ему понадобилось, чтобы поставить себя на ноги и не вздрагивать, заглядывая в зеркало. По прошествии этих нескольких дней он вышел из дома и направился прямиком к другу-мусору. Крики "сколько лет, сколько зим" и приглашение выпить за встречу Петрович проигнорировал и, с порога перейдя к делу, задал кое-какие вопросы. Мусор охотно поделился информацией, и, узнав все, что нужно, Петрович ушел, громко хлопнув дверью перед носом у озадаченного его поведением дружбана. На следующий день с утра пораньше он забрался в свою бээмвуху и погнал ее по московской трассе на максимально возможной скорости. Ночью того же дня он прибыл в первопрестольную и до утра отыскивал нужную улицу...

Район, в котором обосновался авторитет, трудно было назвать бандитским: старые дома, маленькие магазинчики, ухоженный парк, в котором любят пастись мамаши с детишками и чистенькие старушки... Симпатичный район, тихий и незагаженный. Петрович хорошо его изучил, часами пялясь в новенький, только что купленный бинокль.

Первые два дня наблюдения ни черта не дали, но на такое везение доморощенный пинкертон и не рассчитывал, зато на третий день удача повернулась к нему смазливой мордой и загадочно ухмыльнулась. Ранним, почти безлюдным субботним утром из подъезда, на который было направлено все внимание, слепо жмурясь по своему обыкновению, вышел долгожданный рыжий объект и неторопливо зашагал в сторону парка, ведя на поводке мерзопакостного вида мелкую собачонку, наряженную в клетчатое пальто и красные пинетки. Собачонку эту Петрович узнал сразу, он уже видел ее в предыдущие дни в сопровождении какой-то тетки, а вот Ванюшу признал с трудом. Коротко стриженые мелированные волосы, бордовые брючки внатяг, полупрозрачная обдергайка, недостающая до пупка, и расстегнутая кислотно-желтая курточка — из тех, что светятся в темноте. Встреть Петрович такое чмо на улице — плюнул бы вслед, но то был Ваня собственной персоной, и, сухо сглотнув, Петрович вылез из машины и загипнотизированно поплелся за ядовито фосфоресцирующей шмоткой.

Он много чего передумал, пока догонял и боялся догнать свое счастье. И о том, что мыслимое ли это дело отпускать ребенка в таком виде на улицу — а ну как ему гопота какая повстречается?.. И о том, что ботинки такие пиздодельные — красноватые, с искрой, с узкими, загнутыми кверху носами — ни один человек в здравом уме не наденет. И о том, конечно, что руки следует пообрывать той скотине, которая выкрасила дивные Ванькины патлы в этот гнусный цыплячий цвет... Но главным образом все же о том, что пошлет его сейчас огламуренный Ваня далеко и надолго, и что лучше бы не соваться к нему вовсе, да только не простит себе Петрович, если струсит и не подойдет.

— Ты в зеркало-то на себя смотрел, дурилка? — в несколько шагов нагнав крысенка, бросил ему в спину Петрович.

Ванька дернулся, обернулся рывком, разинул рот. Петрович с тоскливой нежностью и узнаванием пронаблюдал, как большими-пребольшими становятся его глаза, и тут же с отвращением скривился, углядев часто утыканное гвоздиками и колечками ухо, золотую бородавку в ноздре и такую же горошину, вправленную в пупок. Скривился и хотел было что-то сказать, но забыл все слова. Потому что в следующую секунду что-то изменилось в мире: круглые Ванькины глаза зло прищурились, и, сделав шаг назад, он прошипел раздельно и медленно, словно выплевывал каждое слово:

— Да пошел ты на хуй, мудак.

Петровича чуть с ног не свалило от того, сколько ненависти было в этой короткой фразе. И, казалось бы, он ожидал, что Ваня ему не обрадуется, а потому и удивляться тут было нечему, только не так он себе представлял эту встречу. Да, он готов был увидеть какого-то другого, незнакомого Ваньку, который просто пройдет мимо, брезгливо сморщив нос, но вот ненависть эта — с чего вдруг?..

"Что ж я тебе сделал-то?" — подумал он, глядя в удаляющуюся спину. И снова откуда-то всплыла поутихшая было злая досада, выгнавшая его из дома. Он, понимаешь, нянькался с этой маленькой дрянью, носился с ней, как дурак с писаной торбой, а она его — мудаком? Очень мило. А как насчет за мудака ответить?..

Он догнал Ванюшу и пошел рядом с ним. Он понятия не имел, что собирается делать и о чем говорить, но теперь уж точно не собирался ретироваться, не попиздев по душам.

— Хочешь свежую новость, Вань? Проебал я свой бизнес, как ты и хотел. За бесценок скинул... Но тебе, наверное, похуй. Вам же, москвичам, насрать на провинцию... Ну да я не в претензии, Вань. Нравится тебе пальчики гнуть — гни на здоровье, всякий крутится, как умеет...

Ваня молчал, продолжая держать путь через парк, только шел как-то странно, будто ноги у него заплетались. И собачку свою разнесчастную немилосердно дергал за поводок, от чего она повизгивала жалобно.

Не дождавшись сколько-нибудь внятной реакции, Петрович предпринял еще один заход:

— А что, Вань, хуй у твоего бандюгана длинней моего, да? Или толще? — он и сам охуевал от того, какую околесицу несет, но остановиться уже не мог и добавил с поддельным ужасом в голосе: — Неужто и то, и другое?! Вот повезло-то тебе...

Ваня развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал в обратную сторону. Петрович, начиная смутно догадываться, что делает что-то страшное, увязался рядом.

— Вань, а он как тебя ебет? Небось не просто так, а с выкрутасами, да? А волоски на яйцах не выщипывает? По одному...

Ваня запахнул куртку, словно озяб вдруг, а Петрович с какой-то детской мстительностью продолжил вытворять то же самое, за что рыбнадзор некогда схлопотал по еблу. Снова не дождавшись ответа, он нашел новый предмет для пиздобольства и немедленно пустил его в ход:

— А, смотри, Вань, цацки у тебя какие нарядные... Вань, а он на хуй тебе ничего не повесил?..

— Не повесил, — сказал Ваня, останавливаясь. — Я не дался.

Спокойно так сказал, без эмоций. Но Петровича словно по роже ударили.

— Блядь... — брякнул он от растерянности и, наконец-то, захлопнул пасть. Дурь с него мигом слетела, не столько от Ванькиных слов, сколько от тона, каким они были сказаны. И что теперь говорить, как реагировать и какого дьявола делать — он не представлял. Только догадывался, что все прежние его уловки и приемы на этот раз не сработают.

Очень осторожно уцепив Ваньку за рукав, он отвел его к ближайшей скамеечке и усадил. Ваня подчинился не то чтобы с прежней безропотностью, а скорей с безразличием. Сел и застыл, сложив вцепившиеся в поводок руки на коленях. Петрович присел рядом и долго-долго смотрел на эти руки... Что-то с ними было не так, но разбираться он не стал, голова была другим занята.

— Хуево мне без тебя, Ванечка, — начал он. И хотел добавить, что Ванечке, судя по всему, тоже несладко, но воздержался. — Ты мне скажи, если я тебе нахуй не нужен. Если тебе здесь лучше — я свалю, Вань. Только ты скажи, ладно?

Ваня не шевельнулся.

Петрович выждал какое-то время, вздохнул и подытожил:

— Ну тогда не свалю.

Ваня и на это ничего не сказал. Сидел, смотрел куда-то прямо перед собой и перебирал в пальцах поводок. Петрович поглядывал на него, на его собачонку, потерявшую где-то один башмак, и прикидывал, кто кого пересидит. У Ванечки, похоже, было больше шансов.

— А я паспорта тогда заказал, представляешь?.. Думал, после Нового года съездим...

— Меня искать будут, — перебил его Ваня. Но уйти не попросил, и Петрович только плечами пожал: найдут заодно и его — авось положат по-быстрому...

А Ваня помолчал еще немножко и без всякой связи с предыдущей репликой добавил вдруг:

— Они сказали, заправку сожгут.

— Да, — кивнул Петрович, понимая, что ждал чего-то подобного, даже, пожалуй, надеялся. — Да, Ванечка, ты все правильно сделал. А я мудак, это точно...

Непонятно было, извиняться ему теперь, каяться или что?.. Глупо просить прощения, когда кругом такая жопа, несоразмерно как-то. Соразмерно было бы удавить гнусную падаль, имевшую ребенка все это время. А заодно и себя порешить. Только Ваньку не на кого оставить, вот в чем проблема.

— Поедем домой, Вань?

Ваня сморгнул сонно — и выпустил из рук поводок. А четверть часа спустя, выезжая со стоянки и осторожно поглядывая на грызущего ноготь Ванюшу, Петрович понял, наконец, чем ему так не понравились Ванькины руки. Длиннопалые. Непропорционально крупные. С аккуратным, мать его, маникюром.

20.09.08