Чертополох. 1 том.

В назначенный день я, дождавшись долженствующую меня подменить Кветку, выбралась из дома едва ли не крадучись. Было ранее утро, а я не хотела, чтобы меня заметил кто-нибудь из вышедших на огород или к скотине сельчан. Из-за приезда купца, судьбоносный приход Ирко в село остался незамеченным, к передвижениям Кветки из своей хаты в мою все давно привыкли, да и сама Кветка, памятуя о порушившем все правила сватовстве, предпочитала помалкивать о нашем с Ирко сговоре, но если теперь меня увидит кто-то из соседей, то долгих расспросов не миновать...

Воровато оглянувшись, я мышью шмыгнула на свой огород и, перебравшись через низкий тын, поспешила скрыться под деревьями. Ещё через две минуты я уже бежала к назначенному месту — одной рукою я сжимала норовящие звенеть от каждого движения бусы, другой придерживала юбку, стараясь не намочить её подол в росе...

— Эрка... — оказалось, что вставший ещё раньше, чем я, Ирко, не стал дожидаться меня на развилке, а пошёл навстречу. Чисто выбритый, подтянутый, сапоги смазаны так, что в них можно как в зеркало смотреться, поверх выходной рубахи — новая куртка из добротного коричневого сукна. Вид — хоть в храм, хоть на воинский смотр, вот только лицо бледное и под глазами тени... Я подошла к своему жениху, положила руку ему на грудь — сердце у Ирко билось так часто и сильно, что это чувствовалось даже сквозь одежду:

— Ирко, ты что — всю ночь не спал?

— Не спал... — признался он, а его ладонь тут же осторожно скользнула по моей щеке. — А ты дрожишь вся, как зайчонок...

Это он верно заметил — я чувствовала себя так, точно собиралась прыгнуть в реку с обрыва, да и утро выдалось прохладным...

— Мне просто холодно... — я ещё раз зябко поёжилась, а Ирко, поставив на землю корзинку с предназначенным Малике подношением, снял с себя куртку и укутал меня ею, точно ребёнка. Сукно хранило тепло его тела, и пахло почему-то смолой и мёдом... Дрожь почти сразу прошла, оставив после себя лишь неясное волнение.

— Так лучше? — руки Ирко по-прежнему лежали у меня на плечах. Я улыбнулась:

— Да, спасибо... А теперь пойдём скорее — может, на дороге какой обоз встретим... — Ирко согласно кивнул и уже вскоре мы почти незаметными тропками пробирались к тракту на Эргль. Лошади в нашей деревеньке водятся лишь у старосты да ещё двух мужиков — тех, что чаще других наведываются в Эргль или промышляют извозом. Для остальных же конь в хозяйстве не особо нужен — деревня кормится лесом да огородами, а узенькие полоски ржи на её окраине полями нельзя назвать даже с большой натяжкой. К тому же единственная, ведущая в Большую Поляну дорога делает очень неудобный крюк, который легче срезать по прямой — через лес. Именно так мы с Ирко и поступили, а ещё через час нам удалось встретить идущую в Эргль подводу и напроситься попутчиками... Ближе к полудню заметно потеплело — я отдала Ирко куртку, а ещё через несколько минут из-за поворота показался Эргль. Мастерские, халупы и придорожные харчевни уже давно выплеснулись за изрядно обветшалые городские стены — даже на арке въездных ворот можно было различить широкие, кое-как замазанные трещины...

Возница телеги, узнав, за какой надобностью мы с Ирко отправились в город, обстоятельно описал нам, как найти храм Малики, так что по грязным улочкам мы проплутали совсем недолго. Беленые стены святилища обвивал дикий виноград; у лестницы, прямо в дорожной пыли копошились голуби; вдоль стен сидели нищие — они ждали не только подаяний, но и приготовленной для них жрицами снеди... Заметив, что у одного из калек из-под накинутой на плечи рогожи виднеется затёртая куртка "Лисов", я подошла к нему и насыпала в миску для подаяний целую горсть взятой у Ирко мелочи. Одноногий носил куртку не напоказ, скорее даже наоборот — прятал, а, значит, действительно когда-то был "Лисом", а не просто вышибающим слезу нищим...

— Зве-е-рь! — неприятный, визгливый голос раздался прямо за спиной, и я, обернувшись, увидела непонятно как оказавшуюся рядом с нами нищенку-кликушу. Эти полубезумные и зловредные особы жить не могут без внимания толпы и являют собою печальный пример того, во что может превратить человека неправильно использованный или ставший выше выше воли носителя дар. И хотя от кликуш никогда не дождёшься ни единого доброго слова, простолюдины относятся к их воплям, как к настоящим пророчествам... Вот и теперь народ вокруг просто замер, а нечесаная, расхристанная, с перекошенным от злобы лицом кликуша вытянула трясущуюся, грязную руку в сторону Ирко.

— Вон отсюда, ублюдок!.. Тебе здесь не место!

Вместо ответа побелевший, точно мертвец Ирко схватил меня за руку и, что было мочи, потащил за собою на ведущую в святилище лестницу. Я, споткнувшись на высоких ступенях, едва не упала, но Ирко и не подумал сбавить ход, а всед нам понеслось ещё более визгливое и истошное:

— Нет, зверь! Не-ет! Только не в хра-а-ам!..

Уже оказавшись возле входа, Ирко с силой толкнул дубовую дверь и буквально втащил меня за собою под храмовые своды. Створки за нами сразу же захлопнулись, в мгновение ока отрезав и шум улицы, и вопли кликуши... Хотя ступеней до входа было всего — ничего, я, почувствовав, что у меня подкашиваются ноги, прижалась к стене, закрыла глаза.

— Эрка... Ты ей поверила? — в голосе стоящего рядом Ирко была такая тоска, что я вздрогнула...

— Нет, Ирко. Я таким никогда не верю... — я со вздохом открыла глаза и посмотрела на застывшего рядом жениха. Лицо у него было такое, точно его только что с дыбы сняли, но когда Ирко услышал мой ответ, его губы дрогнули в слабом подобии улыбки.

— Я думаю... Она, наверное, озлилась из-за того, что вся мелочь другому досталась...

— Вполне может быть... — обсуждать слова трясущейся от злости бабы мне совсем не хотелось и я, откинув с лица выбившуюся прядь, взяла Ирко за руку. — Хватит о ней. Пойдём, поищем жрицу...

— Обещаешь ли ты, Эрка, помня заветы богини, почитать данного тебе мужа и хранить ему верность?.. — голос ещё молодой, но уже сильно располневшей жрицы был словно присыпан пылью. Ей было невыразимо скучно повторять давно заученные слова, да она бы, верно, их и не повторяла, но завёрнутые в тряпицу монеты сделали своё дело...

— Обещаю... — я посмотрела на скучное лицо жрицы и вновь вспомнила, с какой брезгливостью белые пальцы служительницы Малики копались в корзине — казалось, от одного этого прикосновения яйца протухнут, а мёд станет горьким, как полынь, но потом брезгливость и скуку — дескать, чего ещё от тёмных поселян ждать! — сменила хищная заинтересованность: "О-о-о, деньги"...

— Обещаешь ли заботиться о муже и детях, что пошлёт тебе богиня, обещаешь ли быть мудрой, милосердной и терпеливой, как требует того Малика?.. — жрица продолжала плести канву обряда. Борясь с дурнотой, накатившей на меня из-за царящей вокруг пропитанной тяжёлыми запахами духоты, я посмотрела в сторону Ирко. На лице моего жениха — нет, уже почти мужа! — царило серьёзное и вместе с тем какое-то детское благоговение. Для него происходящее вокруг действительно было таинством, а жадной и скучной жрицы просто не существовало...

— Обещаешь ли ты, Ирко относиться с уважением к данной тебе Маликой жене и будущей матери твоих детей? Обещаешь ли помнить о том, что твоя жена по воле Богини служит отражением её терпения и милосердия?

— Обещаю... Жизнь за неё положу! — в голосе Ирко сквозила неподдельная искренность, но жрица на это лишь поморщилась — не входящие в обряд слова могли вызвать у неё только досаду...

— Богиня даёт вам своё благословение — отныне вы муж и жена, как перед Семёркой, так и перед людьми... — за спиною откровенно скучающей жрицы, непонятно как пробившийся в залу солнечный луч заиграл на каменном лице Малики, губы статуи на миг словно бы дрогнули в улыбке, а я почувствовала, как у меня отлегло от сердца. Несмотря на забывших заветы богини служительниц, Милостивая всё же не оставила это место и по-прежнему внимала людским радостям и горестям...

Закончив обряд, жрица скрылась в глубинах святилища — не иначе, как пошла деньги пересчитывать, а Ирко помог мне подняться с колен и поцеловал в щёку... Я, как раз прикидывая, где может быть боковой, не церемониальный выход, едва ответила на эту ласку, почти сразу же нырнув за один из широких, поддерживающих кровлю пилонов.

— Сюда нельзя, наверное... — рука последовавшего за мной Ирко предупреждающе легла на моё плечо, и я, повернувшись к свежеиспечённому мужу, улыбнулась.

— Ну, ты же не хочешь ещё раз встречаться с той мерзкой бабой у входа? Правда?

Ирко нахмурился:

— Не хочу...

— Так пойдём... — я уверенно двинулась вперед, радуясь тому, что почти все святилища Малики более-менее похожи — если успел как следует осмотреть одно, то и в других не заблудишься. Во время приездов в Ильйо мать водила меня по святилищам всей Семёрки, а я, попадая в них, отнюдь не всегда стояла на месте, обследуя во время затянувшихся служб укромные закоулки... Детская память не подвела меня и теперь — нырнув за решётчатую двёрку в стене, мы оказались в узком коридоре.

— Если мы пойдём налево, то попадём во внутреннее святилище: туда нам действительно нельзя — входить в него могут лишь сами жрицы, но если мы свернём сюда... — я шагнула вбок и, вытянув руку, сразу нащупала дерево почти неразличимой в темноте двери... Толкнула... И ещё через пару мгновений мы с Ирко уже стояли на совершенно безлюдной улочке, а захлопнувшаяся за нами дверь спряталась за сомкнувшимися виноградными листьями. Ирко сощурился на такое яркое после затемнённого святилища солнце, а потом неожиданно сгрёб меня в охапку и поцеловал — крепко, по-настоящему, в губы...

— Спасибо тебе, Эрка... — я, немного опешившая от такой его прыти, не преминула уточнить:

— За что?

Лицо Ирко мгновенно стало серьёзным:

— За всё... — решив, что нам подходит любое направление, кроме того, которое выведет к центральному входу в святилище, Ирко, взяв меня под руку, направился в извивающийся между слепыми стенами домов переулок...

Причину нарастающего шума мы поняли лишь тогда, когда оказавшийся не только извилистым, но ещё и длинным переулок вывел нас прямо на мощённую булыжником и запруженную народом площадь — в Эргле была ярмарка! От криков разносчиков и зазывал звенело в ушах, на все лады мычала и кудахтала домашняя живность, празднично одетые люди смеялись, торговались, ругались, спорили и шутили... После лесного житья царящее вокруг оживлённое многоголосие ошеломило даже меня, а Ирко и вовсе оглушило — на пару минут он застыл настоящим столбом, но потом потер ладонями виски, взял меня за руку и начал обходить площадь кругом, стараясь не слишком углубляться в извилистые ряды торговцев...

Более-менее уверенно Ирко почувствовал себя лишь когда мы достигли заставленного телегами края площади — людей здесь было поменьше, а вид смирно стоящей у поилок или спокойно хрупающей сено скотины действовал и вовсе успокаивающе. Ирко купил у проходящего мимо разносчика несколько пирожков, и мы тут же ими перекусили, присев на край поилки.

— Ну, теперь надо дорогу до городских ворот спросить и можно домой... — Ирко смёл с куртки крошки и облегчённо вздохнул, но я осторожно возразила.

— А, может быть, ещё погуляем?

Ирко посмотрел на меня так, точно я предложила ему полезть в кубло гадюк или завести вместо котёнка взрослую рысь:

— Погуляем?.. Здесь?

— Ну, да... — я уже не только свыклась с ярмарочным многоголосием, но и вспомнила, сколько радости доставляли мне такие гуляния в детстве. — Здесь весело, Ирко — есть качели, представления с куклами, можно сказочников или песенников послушать, а если немного задержаться, то и потанцевать...

Пока я говорила, Ирко не переставая, смотрел на толпу — я видела, как напряглись мышцы на его руках, как по лицу загуляли желваки... А потом он опустил голову и тяжело вздохнул.

— Я не могу, Эрка...

Я закусила губу, но спорить не стала — видела, что ему действительно тяжело, а Ирко снова вздохнул.

— Лучше бы ты что другое попросила... Но если хочешь — погуляй сама, а я тебя здесь подожду...

Я, ещё не веря такой удаче, искоса взглянула на него — мне было жаль оставлять своего новоиспечённого мужа одного, и в то же время очень хотелось оказаться на ярмарке, среди запомнившегося с детства разноцветья... Ирко же, увидев мою нерешительность, не стал настаивать на своём, а отсыпал мне монеток, и попросил:

— Только не очень долго, хорошо?..

— Хорошо... — получив разрешение, я больше не стала медлить. Легко подскочив со своего места, я нырнула в толпу, успев при этом улыбнуться и махнуть рукой оставшемуся возле поилок Ирко... А ещё через несколько мгновений я уже пробиралась к центру гулянья, то и дело посматривая по сторонам: кукольные представления слишком долгие, да и от крикливой лоточницы с ленточками и бусами я лишь отмахнулась, зато возле худенькой девочки с лохматым дрессированным псом задержалась надолго, а потом ещё и кинула ей сразу несколько серебрушек... После этого меня занесло к оружейникам, но, увидев их удивлённые взгляды, я поспешно ретировалась назад и, купив у очередного лоточника сразу два пряника — один предназначался для Ирко, вдруг ему это лакомство тоже придется по вкусу? — как раз призадумалась над тем, куда идти дальше — на качели или к потешным мишеням — когда прошлое неожиданно накрыло меня с головой, и я совершенно позабыла о том, который сейчас год...

Обычно Алого Мечника изображают хоть и молодым, но гневным — такие изображения, несмотря на красоту, зачастую пугают, но в Ильйо художник пошёл против привычных канонов. Его стройный, высокий Мечник был спокоен и серьёзен, а глубокие, серые глаза Бога Войны казались грустными и понимающими — он словно бы знал, какой бой кому предстоит, и сопереживал идущим на смерть ратникам... Впервые я увидела это изображение, когда мне было лет шесть, и с тех пор просто влюбилась в него — стоя подле матери, я не сводила взгляда с фрески, пытаясь запомнить каждую чёрточку лица Мечника, каждый, положенный художником на одежду и доспехи блик... Вечером, перед сном я, закрывала глаза и мысленно представляла его перед собой, только уже не картиной, а живого — вот он мчится на своём белом коне по чёрному, страшному лесу и ветер треплет его светло-русые волосы, вот он стоит на вершине Замковой Горы, высоко вскинув к небу пылающий меч, вот ведёт за собою войско в блестящих латах ...

Этими мечтаниями мне приходилось довольствоваться целый год — до тех пор, пока я снова не попадала в Ильйо и вновь не видела столь любимое мною изображение... Правда, после Реймета я о своём Мечнике уже почти не вспоминала, а его изображение в моей памяти потускнело и подёрнулось дымкой... Как оказалось, лишь для того, чтобы теперь явиться передо мною вживую — среди сутолоки и разноголосия ярмарочной площади!..

— Нравлюсь? — весёлый и звонкий голос вывел меня из оцепенения, и я поняла, что похожий на Мечника парень уже стоит прямо передо мною... Теперь можно было понять, что сходство не полное — для того, чтобы действительно стать похожим на моего Мечника, парню следует прибавить еще лет пять-семь и возмужать, да и глаза у стоящего передо мною восемнадцатилетки были не грустными и понимающими, а шальными и весёлыми...