Ветер и крылья - 1

Сел рядом с дочерью, погладил ее по руке.

— Как ты, маленькая моя?

— Плохо, папа, — честно отозвалась Адриенна. — И сборы эти, и выезжать завтра рано утром, вместе с гонцом, чтобы он видел и убедился, и неизвестность... зачем мы королю понадобились?! Таких как мы — сотни! Тысячи!

Дан Марк растрепал дочери смоляные волосы.

— Таких, дочка, да других.

— Мы чем-то отличаемся?

Дан Марк опустил глаза.

— Не я, детка. Ты. Прости меня, пожалуйста...

— Папа? — испугалась Адриенна.

— Когда мне твоя мать рассказала, я думал — сказки, — дан Марк выглядел невероятно уставшим. Безумно старым и измученным. Даже серым, словно бы... — А потом оказалось по ее слову.

— Папа?

— Это три поколения назад было, — дан смотрел на огонь камина. — Сибеллин был отдельным королевством, ты учила историю, ты должна помнить.

— Помню. И что?

— Потом на нас напали. То есть благородно присоединили к Эрвлайну.

— И с тех пор объединили название королевства. Эрвлин.

— Я помню... и что с того? Так бывает. Люди воюют, — Адриенна пожала плечами.

— Эрвлайн — белое и алое. Сибеллин — черное и серебряное. СибЛевран — черное и синее.

Адриенна вопросительно смотрела на отца.

— Это что-то значит?

— Ты помнишь легенду, которую я тебе рассказывал? О лесной деве?

— В черных перьях? И что? Такие по всему королевству рассказывают, не жалко.

— Рассказывают. И врут. А вот это — правда, — дан Марк потер лоб, и положил на колени Адриенны футляр. — Читай.

В футляре было всего три вещи.

Лист пергамента. Белый платок с пятнами крови... сейчас побуревшей, поржавевшей... очень старой, это видно.

Кольцо. Тоже старое. Черный камень, который обнимают серебряные крылья. Красиво...

Адриенна потянулась, было, к нему, но потом решила начать с письма.

Дана Аламеда.

Я вынужден сообщить Вам о смерти Его величества Лоренцо. Я был с ним до конца на поле боя, я принял последний его вздох и его завещание — отвезти вам это кольцо.

И его благословение.

Умоляю простить за то, что не могу сделать большего. Я вынужден бежать из Сибеллина, равно как и мои друзья. Те, кто уцелел.

Я буду молиться за вас.

Витиеватая подпись, которую Адриенна даже и разбирать не пыталась.

— Кто такая дана Аламеда?

— Твоя прабабка, дочка.

— Не поняла? Отец?

— Твоя прабабка. Дана Аламеда, которая была бастардом короля Сибеллина. Которая получила поместье и имя СибЛевран. О которой мало кто знал, потому она и прожила достаточно, и смогла родить твоего деда. У деда появилась твоя мать, а потом — ты.

Адриенна потерла лоб. В синих глазах проявлялось понимание.

— Я — потомок короля Сибеллина?

— Незаконный. Дальний. Но боюсь, других и не осталось.

— Почему ее не убили? Когда узнали?

— Потому что прошло уже двадцать лет. Когда ее нашли, она уже была старой. А еще потому, что... ты помнишь, что случилось с ромами, которые пролили твою кровь?

Адриенна поежилась.

— Помню.

— Тогда я и убедился. Проливший королевскую кровь да будет проклят. И это не сказки, дочка, не выдумки...

— Хм?

— Обольщаться не стоит. Ты не стала бессмертной. Убийца умрет, а вот заказчик... не знаю. Да и подстроить многое можно...

Адриенна кивнула.

— Я поняла, папа. А что надо от нас королю?

— Подозреваю, что именно твою кровь.

— Выпить и омолодиться? — вспомнила девочка страшные сказки.

— Или родить ему внука. Твоя бабка была стара, когда ее нашли, твой дед... сама понимаешь, он не годился. Мать... так получилось, у короля уже был наследник, там не сходилось по возрасту. Сейчас у СибЛевран есть ты. А у короля — сын.

— Принц? — прошептала Адриенна.

— Да.

— Я могу стать королевой?

— Можешь, — грустно сказал дан Марк.

И замолчал.

Только вот Адриенне сейчас слова и не требовались. Ее не разум вел, а древняя сила.

Девочка медленно свернула письмо и положила обратно. Коснулась окровавленного платка. А потом решительно взяла кольцо и надела на средний палец правой руки. Как ни удивительно, оно оказалось впору. Хотя... дан Марк был уверен, оно бы оказалось впору кому угодно из рода СибЛевран.

На миг его дочь закрыла глаза, и снова открыла.

Только вот сейчас...

Синева ее глаз раньше была яркой и чистой. А сейчас... сейчас дану казалось, что в зрачках его дочери раскручивается черный вихрь. И не синева это вовсе, а темная глубокая вода. И водоворот. И кракен, который ждет на дне, плотоядно выставив когтистые щупальца...

Адриенна коснулась лба и губ. И на белой коже девочки осталось неприятное ржавое пятно.

Кровь.

Она испачкалась старой кровью от платка.

Только вот ни слова сказать, ни кровь стереть сил не было. Дана словно к креслу придавило чем-то тяжелым, страшным...

— Кровь позвала и кровь откликнется. Кровь запоет — и кровь отзовется. Да будет за кровь заплачено кровью. Я принимаю свой долг и свою кровь! Именем Сибеллина, да будет так!

И на секунду за стенами замка поднялся шум. Словно захлопали, поднимая своих хозяев в воздух, сотни и тысячи черных крыльев...

Стоит ли обвинять дана, что он на секунду закрыл глаза?

А когда открыл их...

А ничего не изменилось.

Лежит в шкатулке кольцо и платок.

Сидит рядом дочка, смотрит синими глазами, встревоженно.

— Папочка, с тобой все в порядке? Все хорошо? Ты так побелел... мне страшно стало...

И свиток лежит, и за окнами обычная ночь... и пламя не мечется по стенам... показалось?

Ох, как дан Марк хотел в это поверить! Всей душой, всем сердцем... и только страх, поселившийся глубоко внутри, шептал — нет. Не привиделось.

И не мечтай даже, дружище....

Это — было. На самом деле было.

И у Адриенны, и может, у твоей жены, и у ее отца, и... да кто их знает? Люди они хоть — или уже что-то другое?

Не понять...

Дан Марк решительно захлопнул шкатулку.

— Адриенна, я отнесу это на место.

— Место?

— Да...

— Я с тобой, отец. Я должна знать, где оно.

И дан Марк не нашел в себе сил возражать. И проводил дочь, и показал хитро устроенный тайник в подземелье, и научил открывать...

А потом пошел и в хлам напился у себя в кабинете. Так, что утром смог бы не выехать, а только выкатиться. Как бревно.

Но гонец и так никуда не уехал утром.

От шока Адриенне стало плохо, и всю ночь вокруг нее носились служанки. Девочка уронила первую кровь, и было это очень болезненно. До жара.

До бреда.

Так что выехать у гонца получилось только спустя сутки. Но тут — обстоятельства. Ничего не поделаешь, не везти же к королю больного ребенка? Так и уморить девчонку недолго, а она живой нужна. Целой и невредимой...

Единственная, кто был доволен задержкой — портниха. Она успела переделать целых четыре платья, да еще и гонца расспросила. Получилось не идеально, но хоть так-то...

Не придется их девочке краснеть при дворе. Самой плохо одетой она не будет, хоть фасоны и отличаются чуточку, но ткани роскошные, и шитье, и украшения....

Да и держать себя дана Адриенна умеет.

Справится...

СибЛевраны выехали только на следующее утро. В одной карете. Дан Марк все еще страдал от головной боли, а Адриенна вообще не могла сесть в седло. Но повеление короля было исполнено.

СибЛевраны ехали в Эврону.

Мия

Скучно...

Мия со скуки бы померла в доме дядюшки, если бы не открывшиеся способности. Если бы не мамины рассказы о прабабушке.

Мама говорила неохотно, но тем интереснее было узнавать новые и новые подробности.

Мия все яснее понимала, насколько это.... Восхитительно!

Ты можешь быть кем угодно, где угодно, тебя никто не заподозрит, о тебе никто не подумает...

Любое лицо, любое тело...

Со слов матери, прабабушка была фрейлиной ее величества. И служила ей, исполняя деликатные поручения.

Прийти, уйти, подслушать, поговорить... да мало ли, что можно сделать, обладая таким умением? Так что Мия тренировалась.

Пока у нее получалось мало и плохо.

Менять цвет волос, менять черты лица, менять тело... вот с телом получалось хуже всего, но тут, мать сказала, есть ограничения. Размеры не меняются. Вырастить третью ногу, или там, шестой глаз, не получится.

Сохранить облик надолго?

Прабабка могла сохранять его сутками. Мия? Как получится, но сам факт, что она проявила силу в день своего созревания, говорит о многом. Прабабка говорила, что самые сильные проявляются сразу, еще в младенчестве. В детстве...

Потом по силе идут те, кто проявляется в день взросления. А у некоторых и до старости может ничего не показаться.

Так, собой они управлять могут, но и только. Морщины, пигментные пятна, седина... ничего этого у Мии никогда не будет. Над собой она будет властна, она всегда будет выглядеть молодо...

Фьора даже немного завидовала дочери. Она делала маски, пользовалась притираниями, а Мии это не грозит. С другой стороны...

Слишком опасное умение.

Церковники захотят просто сжечь девушку, а остальные — использовать. И кто его знает еще, что именно хуже? На костре хотя бы сразу отмучаешься....

Мия мрачно смотрела в зеркало.

Вот так...

Медленно, очень медленно, волосы меняли цвет. Сначала со светлого на рыжий, потом на черный, потом прядями, обратно. И еще раз. И еще...

Пока действие не становилось привычным.

Но надолго девочки не хватало. Минут десять — пятнадцать, а потом поесть и поспать. Сил тратилось очень много.

Да, есть и спать...

* * *

Это для Мии нашлось дело.

Для ее младших сестер — пока что Джулии и Серене нужны были только Мария, куклы и сказки.

А Энцо?

Чем может заниматься в городе благородный дан? Заметим, это не деревня, риск попасть в дурную компания возрастает многократно, да и просто вляпаться куда-нибудь...

Дан или не дан, а плетью шкуру спустить могут. Потом разберутся, да толку — чуть.

Джакомо думал над этим не слишком долго. А потом решил побеседовать с Мией.

Нет, не с Фьорой, он уже понял, что эданна Фьора во-первых, эданна до мозга костей, а во-вторых, главой семьи здесь и сейчас является Мия. Ей только возраста не хватает, а авторитет у нее есть. И младшие ее слушаются.

Мия дяде не обрадовалась.

Она как раз закончила превращаться обратно, и сейчас лежала, отдыхала. Выглядела усталой и болезненной, вплоть до темных кругов под глазами.

Джакомо уверился, что племянница тяжело взрослеет... такое бывает, но дело не терпело отлагательств.

— Мия, что ты думаешь об Энцо?

Мия посмотрела удивленными глазами. А что она думает о брате?

Он есть. Этого достаточно.

— То есть?

— Чем Лоренцо Феретти должен заниматься в городе? В моем доме.

Мия задумалась всерьез.

А правда — чем?

Торговать? Он вроде как, дан. Сидеть целыми днями, сложа руки? У Энцо не тот характер. Тогда что?!

— Учителя?

— Твой брат не готов учиться целыми днями.

А еще — кто будет оплачивать учителей? За чей счет пляски, так сказать?

Мия это тоже отлично понимала, потому что устало поглядела на дядю.

— Дядя, у вас ведь есть какое-то предложение? Правильно?

— Есть, — согласился Джакомо. — Но это сильно зависит от твоего согласия.

— Что вы хотите, чтобы мы сделали?

— Ты — поговорила с братом. А Энцо я пока устрою в лавку. Мальчиком на побегушках.

Мия даже головой замотала.

— ДАНА!?

— И что? Данам работать не позволено? Но я начинал примерно так же, Мия. И не жалуюсь.

Мия прикусила язычок. Действительно, кто тут у кого в гостях? То-то и оно...

— Дядя... а Энцо согласится?

— Ты с ним поговоришь, чтобы он согласился.

Мия задумчиво кивнула.

Джакомо закатил глаза, и принялся объяснять уже на пальцах.

— Мия, вы росли, считай, в деревне. Вы не знаете жизни, вас легко обмануть, подставить, вы даже ничего и не поймете. Разве нет?

— Да.

— В лавке людей хорошо видно. Это школа жизни. Это люди, это и покупатели, и приказчики, и улица... опять же, мальчишка поймет, как тяжело даются деньги, сам несколько сольди заработает, научится смирять дурной... да-да, именно, что дурной гонор, которым так гордился мой покойный братец, не тем будь помянут. И делом полезным займется, и опять же, время, и лишняя энергия — не сомневайся, первые дни он будет так урабатываться, что не до шалостей...

Мия покраснела.

Ну... не до шалостей. Есть такое... не стоило Энцо лезть на кухню и тащить оттуда сладости. Пусть даже для больной сестры, но все же... результат печален. Перевернутая кастрюля с тестом, побитый поварешкой дан, истерика у кухарки...

Дури много, дела мало. Вот и результат.

Или, как говорил падре, в незанятую голову тотчас пролезет Дьявол.

— Я поговорю с ним. Прямо сейчас?

— Да, Мия. Я пришлю к тебе брата.

Джакомо позволил себе довольно улыбнуться, только выйдя из комнаты. Умненькая девочка. И понимает, и кто главный, и у кого в руках кошелек... это хорошо. С умными всегда легче. И выгоднее.

* * *

— ЛАВКА!? Благородному дану не подобает...

Шлеп!

Подушка влетела прямо в лицо благородного дана.

— Цыц, малявка! — зашипела кошкой Мия. — Ты о другом подумай! Дядя нас поить-кормить обязан?

— Ну... Феретти же...

— Я бумаги видела! Доходов от поместья — шиш да маленько! Хватит только, что с голоду не умереть, и то некрупной кошке. Отец что можно выжал, что нельзя выдавил... несколько лет с земли ничего брать нельзя!

— Но крестьяне должны...

— А ты — не должен? Ты сейчас в доме у дяди, которому не зазорно было посыльным в лавке начинать. Ты его в этом упрекнешь?

Энцо надулся.

Правоту сестры он понимал. Но... дану же не подобает!!!

Отец постоянно так говорил!

Мия прикрыла глаза. А потом снова открыла их и заговорила.

О том, что родители живут бедно, и если Энцо не хочет так жить, надо что-то менять. Он тоже видел, как мать выпрашивала у отца деньги, видел, как отец сводил концы с концами, видел, как по десять раз перешивали платья для его сестер... мерз в непротопленном доме...

Для себя он такой жизни не хочет? Вот и чудесно, Мия тоже такого не желает. Значит, нужны деньги. Деньги есть у купцов, они их зарабатывают. Вот и узнавай, мальчик, как именно они это делают.

Дану не подобает?

Не подобает. Но кушать дану хочется больше. А разоренные земли дохода не дадут.

Эти доводы Энцо принял. К тому же, никто не узнает, что он дан, а значит, и гордость не пострадает.

— А Феретти?

— Про управление поместьем дядя тоже обещал объяснить. И свозить тебя туда, только летом. И кстати, мало что-то вырастить, надо это что-то еще и отвезти — привезти, выгодно продать, вложить полученную прибыль... опять купцы?

Энцо только вздохнул.

— Ну да...

— Тебе еще сестер замуж выдавать, за ними приданое какое-никакое нужно. У тебя тоже дети будут... кстати, за нищего дана могут даже купеческую дочку не отдать, кому оно надо, чтобы дитятко всю жизнь нужду терпело?

Последний довод оказался решающим. И Энцо махнул рукой.