Начало пути

На мои вполне резонные вопросы: "Почему остров не захватят и не поставят на колени?", Руадар отвечал, что Кондук защищает система береговых укреплений, которые невозможно преодолеть. Проход через рифы знают только опытные капитаны-мореплаватели, не раз и не два привозившие ходовой товар на самый большой невольничий рынок. Старейшина Элестин дополнял, что остров невозможно захватить — многие тысячи погибнут только при попытке высадиться на берег.

А вот про страну Эзарию я мало что знал. Из неуверенных объяснений Джона следовало, что это враждебное Астризии государство, расположенное за Континентальным океаном. Сам он никогда не встречал ни одного жителя Эзарии. Однако старейшина Элестин утверждал, что бывали времена, когда торговля между двумя материками процветала. Но эти мирные времена закончились давным-давно. Задолго до появления в небе карающего огня.

— Нет, я не шпион, — я поёрзал задницей на мокром сене и не сдержал улыбку, когда сплошная масса серых туч развеялась и, наконец-то, показалось солнце. — Ну, слава вашему Фласэзу, дождь прекратился.

— Не поминай всуе, — недовольно поморщился Умтар, оставил присматривать за мной двух молодых солдат и пошёл налаживать контакт с перепуганными жителями. Что-то там с ними обсуждал, морщился всё сильнее, и вскоре вернулся обратно. Стал статуей возле клетки, картинно сложил руки на груди и прожигал меня суровым взглядом. Я поддержал игру в гляделки и вскоре он не выдержал. Нахмурился, отвёл глаза и принялся раздавать приказы. — Коней забрать! Левентир — на козлы! Авлед — выбери ещё пятерых. Останетесь здесь. Сложите павших в одном месте и никого не выпускайте из деревни. Я доставлю чужака в город и вернусь с подмогой.

Умтар раздал указания и уставился на резиновые подошвы моих брендовых кроссовок. Долго смотрел, но очевидный вопрос задать всё же не решился. Рывком вскочил на коня и вся наша процессия покинула деревню.

До города было не так уж далеко — два-три километра вниз по дороге, на мой взгляд. Дождь закончился и теперь никто не мешал мне рассматривать далёкие каменные стены через металлические щели. Я спокойно сидел, прислонившись спиной к решётке, и изучал столь непривычные для меня виды, ведь настоящий средневековый город видел впервые. Повозка медленно двигалась, а грязь облепила колёса почти полностью. Колёса классически скрипели и забивали голоса молодых солдат, которые поглядывали на меня с нескрываемым любопытством, тихо переговариваясь.

Мы миновали место, где, уткнувшись мордой в землю, лежал убитый мною негодяй. Десятник приказал остановиться и перевернуть тело. Затем долго всматривался в изувеченное лицо. Оставил рядом с телом одного из своих и приказал процессии двигаться дальше.

— Почему они называли тебя... м-м-милих? — когда он подъехал, я впервые расслышал в голосе нотки суеверного страха. — Простолюдины, я имею в виду.

— Наверное потому, что я их спас, — спокойно ответил я. — Спас их. Спас детей. Не позволил работорговцам их забрать, а священнику — отравить волю ядовитыми речами.

Умтар недовольно нахмурился:

— Это не работорговцы, чужак. Я узнал того, кто лежал на дороге. Это коммандер Трарен. Вернее, бывший коммандер королевской армии. Он возглавлял гарнизон города, но, устав от всего, дезертировал несколько зим назад. Сколотил банду, которая скрывалась где-то в Амальгарском лесу, и разорял деревни. Сжигал дотла, убивал жителей. И вот впервые они решились напасть так близко к стенам города... Ты знал об этом?

— Про банду? Про дезертира? Откуда? — удивлённо уставился на него я. — Я случайно набрёл на деревню. Услышал крики, услышал плачь. А когда разглядел, что происходит, не смог остаться в стороне.

— Набрёл на деревню? А откуда ты брёл?

— Из леса.

— Ты жил в Амальгарском лесу?

— Жил в лесу, да. Не знаю, в Амальгарском или нет. Я жил с беженцами, которых давно согнали с родных мест.

— А сам откуда родом?

— Из... из Обертона, — выстрелил я первое, что пришло в голову.

— Из Обертона, говоришь? — ухмыльнулся Умтар. Но больше вопросов не последовало. Он оставил меня и ускакал вперёд.

— М-да, — почесал я грязный затылок. — Надо ж было ляпнуть такое. Сказал бы, что из глухой далёкой деревни да и дело с концом. Тут, поди, жители столицы точно чем-то отличаются от меня. Может, у них говор особый. А может, украшения в носу носят. Кто их знает...

В дороге начало жутко парить. Под палящим солнцем мы ехали не более получаса, но я успел пропотеть насквозь. Правда, меня это не особо беспокоило. Я смотрел по сторонам и удивлялся высоте приближающихся городских стен. Оценил широкий ров, опоясывавший город и подпитывавшийся от шумной реки, которая протекала в отдалении. Увидел высокую-высокую башню, возвышавшуюся над всем городом, и, кажется, рассмотрел человека, который в странной полусогнутой позе стоял на вершине. Но затем его от меня скрыли высокие каменные стены и я с любопытством наблюдал за людьми, входящими и выходящими из городских ворот. Поток не останавливался ни на секунду. Кто-то нёс мешок на плечах, кто-то тащил упиравшегося осла, кто-то вязанку дров, кто-то ногу освежёванного парнокопытного. Кто-то водрузил на голову лукошко, полное сухих фруктов, и лавировал в толпе. Поодаль от человеческого потока, недалеко от моста, стояла группа худых измождённых женщин, одетых в грязные лохмотья. Они протягивали тощие руки, падали на колени и просили милостыню. Просили кусок хлеба или кружку свежей воды. Со слезами на глазах обещали взяться за любую работу, которую им предложат неравнодушные люди.

Но никто не обращал на них внимание. Жители торопливо проходили мимо, спешили укрыться за стенами или удалиться по грязному месиву, которое, видимо, называлось дорогой, в сторону холма, где за деревьями виднелись лопасти самой настоящей ветряной мельницы.

— Дорогу! Дайте дорогу! — Умтар взмахнул над головой кнутом. Затем щёлкнул, абсолютно не беспокоясь, что мог кому-то угодить по спине. — Прочь с моста!

Люди испугано загомонили, заторопились и постарались убраться с пути всадников как можно быстрее. Смотрели вслед и провожали меня злыми глазами. Видимо, они были уверены, что в запертой металлической клетке везти могут только преступника.

Но я на них не обижался. Я жадно впитывал новую информацию. Настолько жадно, что сразу заметил странности в этом сплошном человеческом потоке: я не увидел детей. Логично было предположить, что за стенами города, олицетворяющими собой безопасность и защиту, детям найдётся место. Они будут носиться по дорогам как угорелые, пищать и использовать для игр любые места. Ну, или, по крайней мере, вцепляться в мамкину юбку, идти рядом и сосать палец. И хоть пока клетку везли по мосту, юбок я увидел немало, ни одной детской руки, в неё вцепившуюся, не заметил. Я видел подростков лет четырнадцати-пятнадцати, чьи уже огрубевшие голоса грозно призывали солдат отвезти меня на площадь и сдать на руки палачу. Но маленьких детей, которым на вид можно дать те самые десять лет, я не рассмотрел. Я видел таких карапузов в деревне. Именно их швыряли в клетку животные в человеческом обличье. Именно их хотели увезти. Но здесь, когда мы, наконец-то, въехали в город, приняли левее и припарковались недалеко от деревянной будки, похожей на караулку, маленьких детей я не заметил вообще. Не было ни беременных женщин, ни маленьких детей. Великая хворь действительно поразила этот мир. И все те сказки, которыми меня ежедневно пичкали в лагере, оказались не сказками. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы получить подтверждение из очередного источника. Этот мир действительно был обречён.

— Тпру-у-у! — знакомо воскликнул Умтар и спрыгнул с лошади. Подскочил к двум любопытным мужчинам, стоявшим у деревянных дверей караулки, и склонил голову в поклоне. — Сотник Каталам, примо Фелимид. Магистр Демирэль оказался прав — на деревню напали. Это был Трарен со своей бандой...

— У нас под носом? — спросил высокий плотный мужик в добротной одежде из крепкой кожи светло-коричневого цвета. Он удивлённо вскинул чёрную бровь и одновременно рукой в кожаной перчатке почесал начинающую седеть бороду. Затем хмыкнул, когда Умтар утвердительно кивнул, и прищурил голубые глаза. — А это кто у тебя, Умтар? Это точно не Трарен.

— Нет, сотник, — молодой командир опять поклонился. — Этого путника мы обнаружили в деревне. Судя по говору, чужак. И он... И он утверждает, что убил их всех.

— Кого убил? — удивился мужик. Его рука, решившая почесать макушку, замерла над копной чёрных засаленных волос.

— Всех. Всех шестерых. Трарена, его подручных и...

— И?

— И эстарха Эолата.

— Что? Там был святой отец? Он убил святого отца? — в общении решил принять участие и второй. Сначала он не проявил никакого интереса к моей персоне и лишь пробежался равнодушным взглядом по фигуре. Но теперь прожигал карими глазами, словно рентген.

Я не отвёл взгляда. Молчал и с не меньшим интересом разглядывал его. В отличие от первого, шевелюра у этого была огненно-рыжей. Да и сам мужик помоложе. На вид ему было чуть больше тридцати, но ухоженная рыжая борода, несомненно, добавляла возраста. Он был одет в тёмно-зелёный кафтан из крепкого сукна, подпоясан чёрным поясом с ножнами и носил на голове берет с небольшим птичьим пером, которое на солнце переливалось всеми цветами радуги. На крепких плечах покоились эполеты с золотой вышивкой в виде неизвестного треугольного знака, а на ногах сидели добротные кожаные сапоги. Это был явно не простолюдин. Властный взгляд, которым он меня изучал, не позволял в этом усомниться.

— Он так говорит, — повторил Умтар.

— Он великий воин? Он в одиночку убил всех? — вновь спросил тот, кого Умтар назвал сотником. А затем, бегло осмотрев меня, пренебрежительно скривился.

Его гримаса, конечно, красноречиво говорила, что он обо мне думает. И я, в принципе, будь на его месте, вынужден был с ним согласиться: на великого воина я никак не тянул. Грязный, мокрый, бородатый, истощённый. Я был совершенно не похож на героя. Я уже незнамо сколько времени не спал, не мылся, не ел и даже не пил. И хоть не испытывал в этом критической необходимости, сам себе признавался, что выгляжу действительно ужасно.

— Это ещё не всё, — слегка замешкавшись, произнёс Умтар. — Он говорит, что спас детей. А крестьяне называли его... называли...

— Что ты мычишь, Умтар? Говори смелее.

— Называли его милихом, — тихим голосом закончил тот.

— Милихом? — рыжие брови взметнулись ввысь.

— Да, примо. Я слышал это своими ушами.

Раздался стук зубов — щёлкнула мощная челюсть обладателя седеющей бороды.

— Как-как называли???

— Коня мне! — командным голосом выкрикнул рыжий. Затем, не дожидаясь, оттолкнул Умтара, схватил под уздцы его кобылку и запрыгнул в седло. — За мной! Быстро! — продолжил он отдавать указания. — Каталам, в темницу его. Не спускайте глаз!

В бока лошади вонзились самые натуральные шпоры и она недовольно заржала. Затем развернулась и, подгоняемая взволнованным наездником, устремилась к мосту. За ним рванули ещё четверо, и на этот раз никто не требовал дать дорогу. Испуганные горожане с воплями разбегались в стороны, но всё же никому из них не довелось упасть с моста в ров, когда конники промчались мимо.

Напуганный Умтар и удивлённый Каталам остались стоять на месте. Они подозрительно косились на меня, но я хранил молчание. Использовать щит, резать клетку и нападать на них, я не собирался. Не хватало начать новое знакомство так же, как я когда-то начал с Уная.

— Ты действительно убил святого отца? — сотник всё же нашёл в себе силы задать очевидный вопрос. Он осторожно приблизился к клетке и с интересом за мной наблюдал. — Это великий грех.

— Я действительно спас детей от участи быть разлучёнными с родителями, — стараясь очень тщательно подбирать слова, сказал я. — Это куда важнее.

— Дивный говор, — услышав меня, хмыкнул один из стражей.

— Верно, дивный. Он явно не из наших мест.

— Чужак да ещё и душегуб!? — грозно нахмурил брови молодой парень, совсем юноша. — На плаху его за убийство святого пастыря!

— А ну глохни! — рявкнул сотник. — Делай, что приказали примо! Открывайте клетку да внимательнее присматривайте за ним, дети ослов! Ну-ка факел мне!

Солдаты засуетились. Самый смелый отворил засов и отскочил в сторону. Я спокойно спрыгнул в слякоть, именуемую дорогой, и увидел распахнутые двери караулки. Затем поднял руки вверх. Вряд ли они поняли мой манёвр, потому что волноваться не перестали. Сотник сделал приглашающий жест и я пошёл следом за ним. По узкой каменной лестнице мы спустились в сухой и довольно прохладный подвал. Но это была не конечная точка нашего маршрута. По правую руку скрывался тёмный и длинный тоннель, по которому мы долго шли при свете лишь одного факела.

— Открывайте, разгильдяи! — грубо выкрикнул сотник, когда мы упёрлись в крепкие деревянные двери с решётчатым окном. — Привыкли аройю хлебать непрерывно.

Через несколько секунд зазвенел засов и дверь отворилась. На нас осоловевшими глазами уставились два молодых стража. Каталам раздумывал недолго. Мужик он был немаленький и, видимо, нетерпеливый — здоровенный кулак свалил ближайшего молодца с первого удара. Такой поступок заставил второго моментально протрезветь. Но от экзекуции всё равно не спас — страж согнулся после удара в живот.

— Уберите этих детей ослов, — скомандовал сотник. — Пусть отлежатся. А потом разбудите следующую смену.

Он забрал связку ключей с пояса того, кто лежал в отключке, запалил два факела у стены и подсветил ближайшую камеру. Там кто-то храпел, но он не стал изучать кто. Вновь сделал знак, чтобы я следовал за ним и вскоре заскрипел замок. Массивная металлическая решётка, которую совсем не помешало бы смазать маслом, отворилась. Сотник кивнул головой, приглашая меня оценить новое жилище.

Я бегло осмотрел узкую камеру, заметил деревянный топчан, усыпанный сеном, и факел в уключине у двери.

— Здесь запрещено разводить огонь, а потому прохладно, — сказал Каталам, зажигая факел. — Но я распоряжусь, чтобы тебе принесли сухую одежду... Сиди смирно и дожидайся примо Фелимида. Они разберутся кто ты такой.

— Я никуда не тороплюсь, — ответил я и спокойно уселся на деревянный топчан. — Кандалы снимите?

— Только без глупостей, — дал совет Каталам, а затем, не спуская с меня глаз, осторожно снял кандалы. — В камере бьёт ключ, — добавил он, когда покинул камеру и запер за собой решётчатую дверь. — И кружка есть. Вода не самая лучшая, но пить можно. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли хлеба. И не шуми — стража не выносит крикунов. Жди королевского дознавателя. Думаю, у них будут к тебе вопросы.

— Королевский дознаватель? Это тот рыжий, что ли?

— Примо Фелимид, — с уважением произнёс сотник. — Направлены сюда указом короля две зимы назад... Не пытайся их обмануть. Если ты убил святого отца, так им и скажи. Расскажи, почему ты совершил греховный поступок и, возможно, примо попытаются тебе помочь. Если расскажешь со всей честностью, тебе удастся дождаться справедливого суда. И тогда ты умрёшь быстро и безболезненно. А если нет — мы будем вынуждены передать тебя храмовникам. А они церемониться не станут — огнём выбьют из тебя покаяние. Они очень любят очищать душу через боль в теле.