— Здрасьте, — решила выполнить я долг вежливости, который требовал от меня мой тюремщик.
Она зябко вздрогнула и сжала шляпку в руках.
— Эээ...здравствуй, Саша. Марат дома?
— Угу. В толчке сидит.
— Кхм...эм...ясно. А как у тебя дела?
— Нормально у меня дела.
Она жутко раскраснелась, напоминая цветом свеклу, и кинула взгляд на часы. Странные они люди. Такие, как Оксана. Ей же неинтересно со мной говорить, неинтересно меня слушать и вообще, ее не волнуют никакие мои дела. Зачем спрашивать?
— А я подарки привезла, — излишне бодро и неестественно заулыбалась Оксана. — И тебе тоже.
Я заинтересованно подняла брови и склонила голову набок. Подарки — это хорошо.
— Крутяк. Че привезла?
Она начала рыться в сумке, вытаскивая мешающиеся подарочные коробки.
— Вот.
Ракушка. Большая, рельефная и лакированная. Я повертела ее в руках и отложила в сторону.
— Прикольно.
— Тебе не понравилось? — разочарованно спросила Оксана.
Как раз вовремя вышел Марат, полотенцем вытирая мокрые щеки. Мы с Оксаной обе облегченно выдохнули, радуясь каждая своему. Она — что не придется вести мучительный диалог. Я — что не нужно строить из себя ангела. И ракушка эта еще...
— Марат! — она кинулась к нему, как к спасателю, и вцепилась клещом. Парень сразу на меня уставился, зло, взглядом спрашивая, что я еще натворила.
А что я? Сказали быть вежливой? Я была. Сказали относиться так же, как и к нему? Я относилась. Никаких претензий.
Марат свою кралю поспешно увел, оставив меня в зале. Я погромче телек включила, чтобы их не слышать, и начала смотреть сериал по второму каналу. Все интересней.
Оксана через час попрощалась и укатила домой, снова оставив нас наедине.
— Я ей ниче не говорила, — заранее предупредила я все претензии чурки. — Даже поздоровалась.
— Она сказала, — он устало опустился в кресло и вытянул ноги. — Что с подарком?
— Че? Вот, ракушку мне дала. Забери себе, — я бесцеремонно ее кинула через всю комнату, прямо на колени парню. И даже не промахнулась. Хотя меня слабо волновала судьба подарка.
Марат повертел сувенир в руках.
— Зачем ты так? Это подарок.
— Тупой подарок. Мне эту ракушку в задницу запихать?
— Со словами поаккуратнее.
— А че я сказала? Я все правильно сказала. Она мне нафиг не нужна. Подарок должен быть нужным.
— Это память. Сувенир. Он не должен быть нужным.
— Тогда какой в нем смысл? Вещи должны быть полезными. Иначе зачем они?
Марат закусил нижнюю губу, повертел в руках ракушку и решительно поднялся. Переложил сувенир на полку серванта и отошел чуть в сторону, рассматривая результат своих трудов.
— Пусть лежит здесь. Смотрится вроде.
— Угу. А тебе она че привезла?
— Картину.
Я втянула щеки и закатила глаза. Марат только головой покачал на мои рожи.
— Много ты понимаешь.
— Побольше некоторых.
Марат в этот раз со мной спорить не стал, а ушел картину вешать, которую ему привезла Оксана.
Глава 7.
Маленькая девочка и мальчик пришли на центральную площадь города. В середине дня на площади туда-сюда сновали важные деловые люди. В разные стороны, с разным выражением лица. Они куда-то спешили, торопились и неслись, не обращая внимания на маленькую девочку и мальчика, зябко передергивающихся от холода. Это была большая площадь, где не росло ни одного дерева.
В стороне от них сидела тетя. Тетя никуда не спешила, она сидела на тонкой картонке, а на руках держала ребенка. Саша не знала, сколько этой тете лет, но она была большой, особенно с высоты возраста девочки. На руках у тети лежал ребенок, очень маленький. Рядом с ними стояла еще одна картонка, на которой что-то было написано, но Саша не умела читать. Она лишь видела, как люди останавливаются, сочувствующе глядя на ребенка, и кидают в жестяную банку мелочь. Иногда купюры.
Они с братом часто приходили на эту площадь. Весь месяц, что были в этом городе. А тетя по-прежнему сидела. А люди по-прежнему проходили мимо, кидая мелочь. Они с братом никогда не подходили близко к этой тете. Но Саша смотрела.
В детдоме было много детей. Таких маленьких, как этот. Они жили отдельно, и очень часто кричали. Начинал один и продолжали все. Дети всегда много кричали. А этот спал. Каждый день каждой недели. Он спал у тети на руках и не двигался. Даже не кушал. Саша мучилась какой-то мыслью, но озвучить ее боялась.
— Почему он не плачет? — спросила Саша у брата.
Брат почесал нос и отвернулся.
— Почему он не плачет? — настойчиво повторила вопрос Саша.
— Забей. Не смотри туда.
— Нет, скажи. Почему он не плачет?
Брат молчал.
— Почему он не ест? — попробовала задать другой вопрос девочка, глядя на большую тетю.
— Не смотри туда.
— Почему он не плачет? Не ест? Не двигается?
— Шур, забудь. И отвернись.
— Нет, — Саша дернулась, снова поворачиваясь к той тете. Тетя заметила ее взгляд и поглядела в ответ. Глаза были пустые и пьяные. — Почему он всегда спит?
В машине, стоявшей у обочины, открылась дверь. Угрожающий дядька начал на них надвигаться. Брат дернул Сашу за руку, и они побежали.
Они пришли на площадь через три дня. Большая тетя все также сидела. Ребенок все также молчал. Только это был другой ребенок. Светленький.
Саша в первый раз подошла близко к этой тете. Тетя подобралась и прижала ребенка ближе, закрывая ему голову.
— Почему он молчит?
— Уйди, — одними губами прошипела женщина. — Брысь отсюда.
— Почему у вас на руках другой ребенок? — не унималась Саша. — Почему он не ест?
— Уйди отсюда!
— Почему он все время спит?! — не выдержав, крикнула на всю площадь Саша.
Ребенок продолжал спать.
Сзади подошел мужчина. Усталый, с авоськой в руке. Он угрожающе сдвинул брови и покачал головой.
— Что ты шумишь? Шел бы работать, мальчик. Нет же, отираешься здесь. А если ребенка разбудишь? Совсем совесть потеряли, — он покачал головой и бросил в жестяную банку мелочь. — Бог вам в помощь, женщина.
— И вам, — поклонилась тетя, укачивая ребенка.
— А ты иди отсюда. Нечего здесь отираться, — замахнулся авоськой мужчина.
Уже знакомый дядька вышел из стоявшей у обочины машины. Они с братом убежали. На следующий день Саша была в другом городе.
* * *
Оксана...эта девушка сыграла в моей жизни не последнюю роль. Но не главную. Главная роль была отведена Марату. И принадлежит ему до сих пор. Но Оксана в моей жизни существовала наравне с чеченом, только была его бессловесной тенью, жалкой пародией, на пародию и не дотягивающей.
Я усвоила урок, преподнесенный Маратом. Я с ней здоровалась и уходила, стараясь не разговаривать. Но мне пришлось выслушать лекцию о том, что я должна не только не хамить ей, но еще выказывать уважение. Вопрос, зачем? Если она мне не нравится и общаться я с ней не хочу. Она скучная, она мне неинтересна. Мне незачем ее бояться, мне не за что ее уважать. Она слабее меня. Почему я должна тратить на нее время?
— Нельзя быть вежливой и приветливой только с теми людьми, которых уважаешь и боишься, — поведал мне Марат, не реагируя на мое возмущение и пренебрежительное фырканье. — Тем более, я тебя не заставляю ее любить.
— Тогда зачем мне ей задницу лизать?!
— Саша!
— Че?! — вскинулась я с вызовом. — Так и есть.
— Если ты и дальше будешь лезть на рожон, никогда ничего не добьешься. Учись быть гибкой.
— С хрена ли?
— По губам дать? — Марат отложил толстенный талмуд в сторону, пальцем заложив страницу, и одарил меня тяжелым взглядом из-под густых бровей. Ненавижу, когда он так смотрит.
— Нет, — буркнула.
Он как ни в чем не бывало снова открыл книгу.
— Никогда не знаешь, кто пригодится потом. Ты должна уметь устанавливать с людьми хорошие отношения. Они могут оказаться кстати. Ты же поступаешь неразумно.
— Как мне пригодится твоя чувырла?
— Ксюша.
— Я так и сказала.
Он тяжело вздыхал, если не хотел со мной спорить. Или начинал запугивать, и тогда мы снова сцеплялись, как кошка с собакой. Второе теперь случалось реже. Я ни разу не вышла победителем, и требовалось много времени и сил, чтобы прийти в себя. Мой лоб не выдерживал схватки с Маратовыми стенами.
Сейчас был как раз первый вариант. Марат то ли устал, то ли настроение у него было хорошее, но он все-таки спустил все мне с рук. Хотя по-прежнему стоял на своем.
— Тебе не станет лучше, если не прекратишь кидаться на людей, как собака. Учись искать и находить выгоду, Саш.
— Какая выгода с нее? — я скептицизма даже не прятала.
— Ты не видишь?
— Нет.
— Но это не значит, что ее нет.
— Хм. А с меня ты тоже выгоду ищешь?
Марат захлебнулся смехом. Книга отлетела в сторону, а он все загибался от гогота.
— Какая выгода? Ты себя видела? Выгода, — весело фыркнул он. — Молчи лучше, выгода.
Мне не было обидно. Я внимала Марату, понимая, что его ценности и взгляды мне куда ближе, понятнее, чем те, которые навязывала Оксана. Я соглашалась с чеченом, правда, пока только мысленно, а потом сама пыталась понять, чем он руководствуется. Я никогда этим не занималась — раньше мне хватило бы только поступков Марата, а мотивы меня не интересовали. Теперь мне нужно было понять принципы, по которым он живет.
То что говорил Марат, подкупало меня еще по одной причине. Он мне ничего не навязывал. Напрямую. Если ему надо было что-то — он просто заставлял меня это делать. Но это другое. Он не заставлял меня любить то, что любить я не умела и не хотела. Добро, красота, любовь...Что это вообще такое? Почему одно хорошо, а другое плохо? И где заканчивается граница плохого и начинается хорошее? Марат не пытался ставить мне ориентиры, позволяя оставить свои ценности. Хотя бы внешне. Но я была реалистом. И как всякий реалист нуждалась в практическом примере. И чечен меня примерами с лихвой обеспечивал. И его практические примеры действовали на меня куда лучше, чем пространные многочасовые беседы с Оксаной о добром и вечном.
Марат искусно владел маскировкой, в отличие от меня, поэтому у него не возникало проблем. Когда мы выходили в люди — позже, после того как Марат привил мне некоторые правила, — чечен чувствовал себя свободно и раскованно, принимая правила игры того общества, в котором в данный момент находился. И вместо того, чтобы подгонять свои интересы под общепринятые законы, он подгонял законы под себя. Не сразу, постепенно, но если Марат планировал чего-то добиться — терпения ему не занимать.
А Оксана была правильной. Доброй. Мне никогда не нравились добрые люди. Они без стержня. Максимум, на что их хватает — сопереживать и страдать вместе с кем-то. Можно подумать, их жалость и сочувствие кому-то нужны. Меня они, например, никогда не грели.
Но Ксюша обладала ими в избытке. Сострадание, сопереживание, жалость — это Оксана. Особенно последнее — прямо про нее. Мне же все-таки пришлось научиться находить с ней общий язык. Мы общались, постепенно сближаясь. Так, правда, думала только Оксана. Я же просто подпускала ее к себе. Угрозы она не представляла никакой, иногда в своей доверчивости и благородстве была даже забавна. Так что рядом с собой я очень скоро научилась ее терпеть.
За это Оксана решила меня отблагодарить. Когда зажила порция синяков, Марат со своей кралей ко мне подошли и объяснили, что завтра мы поедем в больницу. Причем разговаривала со мной именно она. Я не психичка, чтобы так со мной говорить. Я не умственно-отсталая, я не двинутая. Я просто росла на улице. И там было не так уж плохо, если говорить честно. Всяко честнее и проще, чем здесь.
Но Оксана была другого мнения. Она считала, что я ущербная, сумасшедшая, и говорила со мной соответственно. Боялась разозлить. Все очень тихо. Тогда мне было неизвестно слово "подобострастно", но суть была именно в нем. В этом слове.
Я промолчала под предупреждающим взглядом Марата, дождалась, пока его краля свалит, и только потом издевательски протянула:
— Боишься, что я спидозная?
— Уймись.
— А че, — я как-то даже вдохновилась, — заражу тебя вдруг. А твоя чувырла одна останется.
Марат не успел снять маску заботливого парня, поэтому очень остро отреагировал на оскорбление своей подружки. Но он вовремя вспомнил, что завтра надо вести меня к врачу. Не дело, если я буду вся в синяках.
— Ты то быстрее подохнешь. Я уж как-нибудь выберусь. И на будущее — если попробуешь завтра убежать, пеняй на себя.
На моем лице не дрогнул ни один мускул. Но было неприятно осознавать, что Марат отслеживает мои мысли с такой легкостью и скоростью. Я почти не успела подумать о побеге, как этот чечен вырвался вперед. В очередной раз. Он всегда оказывался на шаг или два впереди.
— Не волнуйся, — ответила я, глядя прямо в глаза. — Я не буду пробовать.
Я убегу.
— Точно?
— Точно, точно.
Рано утром приехала Оксана с пузатым пакетом. Марат заботливо его забрал, перед этим поцеловав свою Ксюшу.
— На, — пакет со всего размаху врезался в спинку дивана. — Оденься.
Оксана стояла рядом и с нетерпением заламывала руки.
— Я не знаю, Саша, эти вещи могут не подойти. Я выбирала самые маленькие, но...
— Нормуль.
Быстро переоделась и, не глядя в зеркало, выползла в коридор к этим двум. Такой Марат меня смущал, и мне казалось, что своим пристальным взглядом я могу его выдать. Мол, гляньте, спала маска-то. Вот он, настоящий.
— Великовато, — придирчиво осмотрев меня с головы до ног, заключила Оксана. Осторожно подошла ко мне и присела на корточки. Подкатала мне рукава, расправила штанины. — Ну как, Марат?
Он пожал плечами.
— Сойдет.
Мы приехали в большую поликлинику. Меня несколько часов таскали по врачам — из кабинета в кабинет. Многое для меня было в новинку — всякие приборчики, процедуры, поэтому в половину кабинетов со мной заходила Оксана. Она мне помогала, подавала одежду, если нужно было, а потом выслушивала врача. Я ничего не понимала.
Марат нервничал. Как только я вышла из очередного кабинета — одна, без Оксаны — он подлетел ко мне и излишне сильно дернул за руку. Хрустнула кость.
— Долго еще?
— А я е**?
И снова подзатыльник.
— Мы на людях.
— Откуда я знаю? — поспешила исправить. — Спроси у нее.
— Черт, — прошипел Марат и посмотрел на часы. — Я не думал, что так долго.
Вышла Оксана, и чечен к ней подлетел, что-то начиная втолковывать. Она со страхом на меня посмотрела, неуверенно очень и замялась. Наконец, Марат с ней договорился, поцеловал ее и ураганом сорвался с места.
— Пойдем.
Она боялась меня касаться, в смысле, напрямую — кожа к коже. Поэтому лишь поманила за собой.
— Куда?
— Кровь из вены сдать надо.
— А Марат?
— Он скоро приедет, — ее напускная бравада меня так развеселила, что я безропотно пошла вместе с ней.
