— Ты навсегда вернулась? — спросила Лара и грациозно подошла к бару. Манерно провела указательным пальцем по крышке графина, делая вид, что задала вполне будничный вопрос. А мне почему-то показалось, что этот вопрос значит для нее намного больше, чем защитница хочет показать.
— Не уверена, что вернулась, — уклончиво ответила я. — Во всяком случае, в этот дом. Влад дома? Мне нужно с ним поговорить.
— Кто бы сомневался! — выдохнула Лара и замолчала.
Количество ревнивых девушек-атли на один квадратный метр явно зашкалило. Я не готова была к эмоциям такого плана, ведь действительно ни на что не претендовала. А та, кто имеет право высказываться подобным образом, осталась в Москве и вообще никогда себе этого не позволяла.
Вот почему мне обязательно по кому-то скучать? Нельзя собрать всех близких людей в одном месте, отгородиться от мира и забить на все?
— Он поехал к очагу, — глухим голосом ответил Глеб. — Он в последнее время туда зачастил.
— Хорошо, — сказала я, ни к кому не обращаясь. — К очагу, так к очагу.
— Тебя подвести? — предложил он.
Я бросила мимолетный взгляд на Катю — та отошла к окну и нахмурилась. К черту! Он мой друг, почему я должна бояться это показать?
— Отвези, — кивнула я и направилась к выходу.
Этот дом слишком сложный для меня, особенно после того, как я научилась смотреть на мир проще. Незачем тут задерживаться.
На улице вернулась уверенность. Казалось, даже земля стала тверже — пол в гостиной атли покачивался, как палуба корабля, попавшего в шторм. Так и норовил подставить подножку и уронить.
Глеб закурил и облокотился о перила крыльца. Протянул мне пачку, но я помотала головой.
— Бросила.
Стала рядом. Глеб напряженно курил и смотрел вдаль.
— Злишься?
— Ты не звонила. Не писала. Даже смс. Я думал, ты там навсегда, со своими сольвейгами. — Глеб воровато оглянулся, видимо, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. — А ты тут. Возвращаешься неожиданно, приходишь к атли... Зачем? Себя помучить?
— У меня было видение.
— Ты могла позвонить.
— Говорить по телефону после того, что произошло? Сделать вид, что все в порядке и что меня ничего не волнует? Я могла не звонить вообще! И не приезжать.
— Не смогла бы, — криво улыбнулся он.
— Пришла пора решать...
— Нет! — оборвал он меня. — Не говори, что вернулась, чтобы отречься. Лучше бы вообще не приезжала.
— Я и не говорю, — ласково сказала я. Погладила его по плечу. — Между нами ничего не изменится, Глеб.
— Уже изменилось.
— Не хочу так думать, — упрямо произнесла я. — Ты дорог мне, как никто.
Он вздохнул и закурил вторую.
— Что ты видела?
— Влада в пыточной Мишеля. И охотника, с которым ты дрался в гостиной. Ну, того, жуткого, помнишь?
— Это Марк, он иногда приезжает с Андреем. Реально фанатик. Если бы не законы, убил бы нас, не раздумывая. Впрочем, это не мешает ему в открытую торговать ясновидцами. Марк — любимчик Мишеля.
— Теперь понимаешь, зачем я приехала?
Он покачал головой.
— Я могу сказать Владу. Зачем себя мучить? Ты же увидишь его и сломаешься.
— Не сломаюсь, — уверила я. — Сольвейга невозможно сломать.
Сверкнув фарами, у ворот затормозило такси. Привет, цивилизация, я скучала!
До очага мы добрались быстро — минут за двадцать. За это время успели обсудить с Глебом последние события у атли: и постоянные терки с Мишелем, и слежку, и отношения с альва. Мирослав всерьез задумывался о том, чтобы вернуться в Тверь, а в Липецк со дня на день должны вернуться скади.
Да уж, перемены значительные. Жаль, что я не могла рассказать Глебу о сольвейгах. Все же он был моим лучшим другом. Хотелось бы верить, что он им и остался.
Машина затормозила у закрытой калитки, и Глеб вручил мне ключ. Свой я оставила на Достоевского. Вот балда, даже не подумала. Впрочем, я-то надеялась найти Влада у атли.
— Справишься или с тобой? — тревожно спросил Глеб.
— Справлюсь. Придержи такси.
Я вышла и тут же утонула сапогами в глубоком, рыхлом снеге. Мороз щипал кожу, злой ветер полыхнул по щекам, растрепал волосы. Машина Влада стояла неподалеку — в нескольких метрах. А чуть поодаль, за забором, в неприметном на первый взгляд, но таком значимом для атли строении горел свет...
Я шагала осторожно, стараясь не поскользнуться и не рухнуть в сугроб. Дышала размеренно и методично. Вдох-выдох, вдох-выдох. Кулаки сжала и сунула руки в карманы. Тщетно — все равно ладони промерзли до костей. Слушала скрип снега под ногами и стук собственного сердца — оно билось, как загнанное животное, громко и глухо.
Мыслей не было. Приготовленной заранее речи — тоже. Эти речи никогда не пригождаются, так толку придумывать слова?
Лампочка у входа угрожающе качнулась, метнув мою тень в сторону. Половица крыльца жалобно скрипнула под ногами, дверь зашуршала и поддалась...
Я была внутри. В средоточии племени атли. Где десятками лет смешивалась кровь и кен хищных. Где проводились ритуалы, посвящались и отрекались, венчались, соединялись и разрывались связи атли. Веками. Место, впитавшее и мой кен тоже. Мою кровь. Мои слезы.
Вокруг горели свечи, превращая комнату в волшебную, таинственную пещеру. Свечи были повсюду — на полу, на высоких подставках и низких, в подсвечниках и просто на полу. У входа распространяла приятный сандаловый запах глиняная аромалампа. Усиливала магию источника силы.
И я поняла, куда именно меня влекло с того самого дня, как уехала. Я и это место — связаны. Равно до тех пор, пока я атли...
Я закрыла дверь и выдохнула. Вздох эхом разнесся по комнате и затаился в углах. Голова закружилась от близости очага, противоречивых воспоминаний и Влада, которого почему-то в комнате не было.
Зато был он. Камень. Неизменный атрибут очага. Завороженная, я шагнула к нему, провела рукой по прохладной, шершавой поверхности.
Сзади громко стукнула дверь, и я обернулась.
— Ты...
Голос хриплый, сдавленный. Пробирает до костей сильнее, чем холод. Мир сдувается медленно, но верно, превращаясь в небольшой шарик. И тут же становится душно.
Я молчала. Не знала, что сказать, да и нужно ли? Я уже и забыла, как все остро рядом с ним. И почему-то подумалось, что это меня и привлекало — острота ощущений. Как мотылька на огонь. Жизнь кажется ярче, насыщенней. И опасней. Яркость и опасность всегда ходят вместе.
— Когда вернулась? — Тот же хриплый голос, только уже не такой растерянный. Влад всегда умел быстро собраться.
— Сегодня.
Он так изменился. И дело даже не во внешности, не в непривычной трехдневной щетине, которая все равно была ему к лицу, не в рассыпавшихся беспорядочно светлых волосах. Было что-то во взгляде — незнакомое, новое. И на плечах — незаметное для других бремя, которое безбожно давит.
Вдруг захотелось потрясти его и крикнуть в лицо: 'Зачем, ну зачем ты это сделал?!', но я, конечно же, не стала. Все в прошлом. Мне новой, измененной философией сольвейгов, должно быть все равно.
Влад прислонился спиной к двери. Прожигал взглядом, и мне подумалось: хорошо, что он далеко стоит. Эмоции находили волнами, смешивались в невообразимую кашу — облегчение, злость, обида, радость. Они кружили вокруг меня разъяренным вороньем, так и норовя заклевать насмерть.
Скажи ему. Скажи и уходи, Полина. Это же так просто.
Просто не было. И не будет никогда. Но Барт предупреждал, говорил, я выдержу.
— Ты уехала и даже не дала объяснить, — обиженно сказал Влад, оттолкнулся от двери и сделал шаг навстречу. Потом замер, будто побоялся, что от излишней активности я сбегу, телепортируюсь или испарюсь.
А я растерялась. Ждала ведь чего угодно — злости, холода во взгляде, обвинений. Но не обиды. Не открытости. Влада редко можно увидеть открытым, для этого его нужно застать врасплох. Как сейчас, наверное, и вышло. Он быстро придет в себя и наденет привычную маску всезнайки.
Поэтому я отвернулась и сделала вид, что изучаю текстуру ритуального камня.
— Поступки всегда говорят лучше слов. Точнее — доходчивей.
— Поступки имеют причину, — возразил Влад. — Всегда. Мои тоже.
— Хочешь поговорить о причинах? — горько усмехнулась я.
— Хочу, чтобы ты поняла.
— Зачем?
— Ты же хотела знать, разве нет?
Я закрыла глаза. Ладони приятно холодил камень. Это приносило облегчение, потому что жар в груди усилился, спустился вниз и затронул жилу.
— Говори.
— Все началось, когда ты жила у меня. Тогда Герда впервые явилась, заставила вспомнить... В прошлой жизни я не отличался разборчивостью. Она просила найти для нее сольвейга, а тогда я уже знал, понял, что ты не просто хищная. Особенный кен заметен за версту. Герда хвасталась способным адептом, назвала его имя. По глупости, наверное. Или Тан не говорил ей, что мы знакомы. И я понял, что ты не спасешься, если останешься со мной.
— Я и так не спаслась.
Он кивнул.
— Тан все же нашел тебя. Наверное, радовался — ведь и ты, и атли находились в одном месте, не нужно было метаться.
— И тогда ты решил, что можешь... — Я не договорила. Жгучие слезы царапали горло, а я пыталась их сдержать.
— А что я должен был делать? Убедить тебя пойти на это добровольно? Тогда я еще не знал, что ты — атли.
— А если бы знал, обязательно использовал внушение, — с горечью закончила я за него. Ногти непроизвольно царапнули жертвенный камень. Мы навеки связаны — я и эта глыба, окропленная моей кровью.
— Использовал бы, — без промедления ответил Влад. — Иначе ты посчитала бы меня психом. Убеждать времени не было, да и твоя реакция всполошила бы колдуна. Ведь он затаился поблизости. Знал, что я его пасу.
— А потом? — безэмоционально спросила я. — Почему отпустил?
— Не думал, что сбежишь. Ты была слаба, кен в жиле еле теплился. Тогда я еще не знал, насколько быстро восстанавливаются сольвейги. Да и Лара вернулась из Австрии. Так не вовремя...
— Когда ты решил просить Альрика? До или после ритуала? — Я развернулась и резко посмотрела на Влада. Хотелось ударить его снова — как там, на берегу Дуная. Сделать больно. Так же, как больно сейчас мне. Барт учил отпускать, но, похоже, я так и не научилась.
— После, — и глазом не моргнув, ответил Влад. Взгляда не отвел. Он никогда его не отводит. Даже сейчас считает, что прав. — Целью ритуала было ослабить тебя и найти великую мощь, о которой пишут летописи. Банально — получить кен и знания. Ты бы не умерла — сольвейги крепкие, нужно вылить много кена, гораздо больше, чем требует ритуал. Я искал пророчицу. Другую. Даже нашел, в Штатах, но появился Андрей и все мне испортил! Я спугнул Линду. Неважно... Я всегда умел принимать трудные решения, ты была одним из них. Потом уже, когда я пытался отдышаться, когда начинал осознавать, что произошло, Альрик сам нашел меня и предложил...
Я закрыла глаза и снова отвернулась. Боги, как же я заблуждалась в прошлом! Маленькая девочка, вовлеченная во взрослые игры, выигрышем в которых стала моя жизнь.
Странно, но осознание этого не причиняло боли. Совсем. Я все прекрасно понимала — причины, мотивы, побуждения. Каждого из них. Даже Альрика.
— Она вцепилась в меня, как клещ! — воскликнул Влад и шагнул ко мне. Я вздрогнула, и он остановился. К сладкому запаху сандала примешивался другой — давно забытый, ванильный. — И в тебя, между прочим, тоже. Каждую ночь приходила во сне и приговаривала использовать. Скажи я ей, что против, другой адепт не отказал бы. Магия драугра, даже с поврежденной жилой, сильна. Да ты и сама знаешь. Так что, по-твоему, я должен был сделать?
— Сказать мне, — прошептала я. Громко выдохнула, едва сдерживая истерику. — Ты должен был сказать мне еще тогда. Позволить мне решать. Мне! Это моя жизнь. Не твоя, не Альрика и уж тем более, не древнего подлого существа, которое я даже женщиной назвать не могу. В любой момент ты мог осознать свою ошибку и сказать...
— Ошибку?! — взорвался он. — Ты жива, а драугр там, откуда не вернется никогда. И это, по-твоему, ошибка. Ты жива...
— А ты кто — бог — решать, кому жить, а кому умереть?! — выкрикнула я, и слова эхом отразились от выбеленных, немых стен. Пламя свечей качнулось, тени закружились в причудливом танце, делая это место еще таинственнее. — Ты даже не понял, что именно сделал. Заставил меня поверить, что она...
Я опустила глаза. Бороться с собой практически не могла, и мне вспомнился Барт. Шершавые руки, теплый взгляд, доверие и доброта. То, чего у нас с Владом никогда не было. То, что помогло мне встать с колен. Стоять здесь и чувствовать себя живой. Раненой, истерзанной чужими поступками, но живой.
— Впрочем, и не поймешь.
— Я не мог сказать. Альрик запретил. А он, если ты не в курсе, умеет читать мысли.
— Это неважно, — устало произнесла я и потерла виски. — Все в прошлом.
— Зачем ты вернулась? — глухо спросил он.
— Не знаю, — честно призналась я. — По большей части из-за видения, наверное. Все же я не палач, Влад.
Он повернулся снова и посмотрел недоверчиво.
— Видения?
— Ты слишком много питаешься. Настолько много, что Андрей уже не в состоянии прикрывать тебя. Так ведь?
Он не ответил — смотрел на меня все так же прямо и пристально.
— Игры с Мишелем тебя погубят. А вместе с тобой и Андрея. Со своей жизнью делай что хочешь, но своих друзей я подставлять не позволю.
— Андрей согласен, что охотники — беспредельщики! — резко выдохнул Влад. — Да и не знает он обо всем. Все же он ясновидец в прошлом.
— Охотники правят миром, смирись. Мы проиграли войну и должны признать новую власть. Ты сам так говорил, что изменилось?
— Многое. Появились союзники. Планы. Знания. Охотники не так сильны, как кажутся.
Я покачала головой.
— Твои планы однажды тебя погубят, Влад Вермунд.
— Тебе разве есть дело?
Он горько усмехнулся, и у меня почему-то защемило в груди от этой усмешки. Знакомое чувство. Неправильное. Нужно было подольше побыть у сольвейгов — там все предельно ясно. И спокойно.
— Есть, раз приехала сказать тебе лично.
— Поля... — Влад сделал еще шаг ко мне, воздух сгустился, голова закружилась. Слишком много эмоций. Нужно домой, отдохнуть и подумать.
Я выставила руки вперед, призывая его остановиться.
— Это ничего не значит. Совсем. Я все еще атли, и сообщать о видениях — мой долг. Не уверена, что так будет и дальше, так что не дави на меня.
— Хорошо, не буду.
Надо же. Так сразу согласился. Не спорил, не пререкался. Возможно, стоило раньше уехать?
— Что ты видела? — тихо спросил Влад.
— Тебя в пыточной у Альрика. И Мишеля, руководящего процессом. Уверена, он мечтает, чтобы ты там оказался быстрее. Будешь питаться — там и закончишь.
— Это все? Никаких опасностей для атли?
Я помотала головой.
— Хорошо.
— Я домой. Устала.
— Тебя отвезти?
— Не стоит. Меня Глеб ждет.
На улице было холодно, даже слишком. Мороз опалил щеки, и я подняла воротник, пряча под него уши. Ноги утопали в колючем, хрустящем снеге, отражающем по-летнему яркие звезды и полную луну.
