Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 2. Враги

Глава 24

Знакомство с семейством Штрайх было назначено на воскресенье. В условленное время мы встретились с Элизой. Она вздрогнула, когда увидела меня в офицерской форме.

— Это ты? — удивлённо спросила она, принимая от меня букет цветов.

— Да, — ответил я, — а мы не опоздаем к твоим родителям?

Я остановил таксомотор, и мы прибыли к дому, где жили родители Элизы в точно назначенный срок.

На втором этаже мы позвонили в дверь, и нам открыла нарядно одетая женщина — мать Элизы. Я подал ей букет и поцеловал руку.

Затем произошло знакомство с отцом Элизы, братом и сестрой. Обыкновенная чиновничья семья с претензией на некоторый аристократизм. Отец — экономический советник в министерстве промышленности.

Мой мундир действовал завораживающе. Брат Элизы быстро ушёл в соседнюю форму и вернулся в форме гитлерюгенда с погончиками гефольгшафтфюрера с тремя серебряными звёздочками на погончиках. Это что-то вроде детского командира взвода. Мальчик неплохо делал карьеру в немецких пионерах, затем союз немецкой молодёжи, партия, СС и выйдет либо гаулейтер, либо группенфюрер, который будет определять судьбу будущей Германии.

— Хайль Гитлер! — приветствовал он меня нацистским приветствием.

— Хайль Гитлер! — ответил я.

Отец Элизы попросил меня назвать полностью свою имя и фамилию. Мой дворянский титул тоже приятно поразил их. Общее настроение выразил взводный гитлерюгендовец:

— Ну, вот всё опять Элизке, — сказал он с обидой, — она скоро будет фон, а я всё так же останусь просто Штрайхом.

Все засмеялись.

Когда я сказал, что работаю в гестапо, то за столом воцарилась обстановка верноподданичества, которую я никак не мог разрушить шутками. А то, что я родился в России и совсем недавно стал гражданином Германии, доконало их окончательно.

Свадьбу назначили через месяц.

— Почему ты мне ничего не рассказывал о себе? — спросила меня Элиза с некоторой обидой, — оказывается, что я вообще ничего не знаю о тебе.

— Значит, в нашей жизни не будет скуки, узнавая друг друга всё больше и больше, — отшутился я. Брал пример с Мюллера, который никогда не смешивал личное и служебное. Его семья вообще была не в курсе тех дел, чем занимался глава семьи, и пользовалась только слухами, не передавая их бригадефюреру.

Регистрация брака проходила в магистрате, церковного бракосочетания решили не проводить, перенести его на более позднее время, когда утрясутся вопросы нашего общего вероисповедания. Несмотря на то, что я числился немцем, в душе и наяву я был православным человеком.

Немецкая свадьба — это немецкая свадьба. Бутылка шнапса на десять мужчин, бутылка вина на десять женщин. Ни пьяных, ни драк, ни выяснения отношений, ни слёз, ни весёлых плясок. Скукота. Зато зачитали поздравления и пожелания от моего шефа, которое, если бы это была не свадьба, все воспринимали бы стоя. Хотя его поздравление всё равно встретили аплодисментами.

На свадьбу были приглашены и фон Казены, с которыми я познакомился сам, познакомил свою жену и её родственников. От родственников я получил приглашение посетить их в имении.

В определённые дни я с томиком "Майн кампф" слушал радио на указанной мне волне. Сообщение для меня передавались на английском языке. Неплохо придумали. Первые две цифры — номер страницы, следующие две цифры — номер абзаца, следующие — номер строчки, ещё две цифры — порядковый номер буквы. Остальные цифры просто указывали место букв. Просто и надёжно. Первое сообщение было коротким.

"Видели. Поздравляем. Вживайтесь"

Вживаюсь. Даже сильно вжился.

Через неделю после свадьбы я в составе делегации РСХА во главе с Мюллером выехал в Москву.

Глава 25

Поезд из Германии прибыл на Киевский вокзал.

Нас встречала солнечная майская Москва и группа сотрудников НКВД во главе с начальником Главного управления государственной безопасности, комиссаром госбезопасности 1 ранга Лаврентием Берия.

Встреча была даже несколько забавной. Как только стихли звуки оркестра, бригадефюрер Мюллер щёлкнул каблуками своих ботинок, вскинул руку в партийном приветствии и громко сказал: "Хайль Гитлер! Члены нашей делегации автоматически сделали то же самое. Сработал принцип цепной реакции. Советские чекисты тоже стали вздымать вверх руки, повинуясь единому порыву, но Берия первый пришёл в себя и заставил руку опуститься на уровень виска, как это делают военные люди, приветствуя друг друга. Глядя на него, и другие сотрудники НКВД сделали так же.

А вообще-то, забавная картинка могла получиться, если бы и советские чекисты тоже крикнули "Хайль Гитлер!" и вскинули руки в партийном приветствии. Мне кажется, что этот приём шеф продумал заранее, прорабатывая вопросы коллективного сознания в направлении воспитания всеобщей подозрительности и бдительности в разоблачении врагов рейха.

Здесь мы с советской контрразведкой могли провести обмен опытом, потому что были аналогами, одинаковыми частями партийной надстройки двух в высшей степени политизированных государств Европы. Да и Советский Союз был на пороге того, чтобы в один прекрасный день жители бывшей России стали бы по утрам приветствовать друг друга как немецкие коммунисты — согнутой в локте рукой со сжатым кулаком — и вместо "Рот фронт" говорили ли бы друг другу "Да здравствует Сталин!". Возможно, это чисто моё субъективное мнение, что против этого возражал сам Сталин, чтобы никто из его соратников не говорил, что он копирует Гитлера.

Это был последний раз, когда делегацию встречали сотрудники в чекистской форме и играл оркестр НКВД. Встреча была секретная и помпа для неё была не нужна.

Делегацию разместили на подмосковном объекте НКВД, спрятанном в прекрасном лесном массиве. У каждого члена делегации отдельный номер со всеми удобствами. Трёхразовое обильное питание с хорошими русскими спиртными напитками для поднятия аппетита. Официанток можно было сразу выводить на подиум мирового конкурса красоты, а на обожательные взгляды они отвечали томными взглядами красивых глаз.

В первый же вечер торжественный ужин с руководством НКВД. Приём давался от имени первого заместителя наркома Берии. Сталинской "карлы" Ежова уже давненько не было видно. Похоже, что "ежовы рукавицы" стали тесными для власти. Руководящие сотрудники прибыли со своими жёнами в вечерних платьях, чтобы подчеркнуть торжественность момента.

Как это бывает на корпоративных вечеринках за счёт фирмы, приём превратился в пьянку. Закусок и выпивки было столько, что ими можно было свалить роту эсэсовцев и тех людей, которые придут их растаскивать по постелям.

Русские могут погулять. Ни в какое сравнение с ними не идёт немецкая скупость, с которой проводятся наши приёмы. Наши микробутербродики потеряются среди огромных бутербродов с осетриной, красной рыбой, икрой, ветчиной, отварными языками, салатами из экзотических фруктов, грибами солёными и маринованными, огурчиками, салатиками оливье, морепродуктами. Таких столов не бывает даже на королевских приёмах. Винный погреб тоже не отстанет по разнообразию и качеству. Россия, едрёна мать!

Я как мог точно переводил тосты господина Берия, который следил за тем, чтобы его коллега из Берлина не "сачковал" и пил так, как пьют все уважающие себя чекисты. Вероятно, вследствие того, что мой перевод был точен, шеф достаточно нагрузился и даже пытался плясать "русскую".

Поздно ночью он позвонил мне и вызвал к себе. В принципе, я ожидал этого звонка и пришёл не с пустыми руками.

— Казанов, — пьяно сказал Мюллер, — что можно сделать, чтобы утром быть свежим и работоспособным? Вы, русские, пьёте как сапожники, а утром как ни в чём ни бывало шьёте свои сапоги.

Я развёл столовую ложку соды в полутора литрах кипячёной воды и заставил шефа всё это выпить, а потом отправил его в ванную комнату очистить содержимое желудка. И так два раза. Железный человек. После этого я напоил его свежезаваренным чаем с бутербродом из осетрины.

Во время утреннего кофе шеф гестапо выглядел как огурчик, что трудно было сказать о многих его подчинённых. Мне по должности и внутреннему предназначению не положено много пить.

Последующие три дня были заполнены служебными совещаниями и культурной программой. На встречах вчерне были выработаны предложения по координации работы служб сыска, выдаче арестованных и лиц, представляющих опасность или интерес для обеих сторон, а также о расширении контактов и обмене опытом между гестапо и НКВД на уровне сотрудников и руководящего состава отдельных подразделений.

На приёме и во время встреч видел полковника Миронова. Не знаю, как он, но я совершенно не понимал смысла в какой-то работе НКВД против гестапо.

Глава 26

Из Москвы я привёз жене золотой перстень с рубином.

— Как Москва, милый? — спросила она.

— А что с Москвой сделается, — с улыбкой сказал я, — стояла, стоит и стоять будет. Сильно изменилась с тех пор, как я был там в последний раз, и не в худшую сторону.

— Был в доме своих родителей? — спросила жена.

— Нет, там сменились все жильцы, — ответил я, — да и не хотелось бередить былые раны. Зато я привёз тебе подарок, — и надел на руку жены перстень.

— Какая красота, — сказала она и закружилась по комнате, держа на весу руку и разглядывая перстень при различном освещении, — не правда ли Россия огромная страна, где много золота, бриллиантов и что все русские крестьяне будут нашими рабами?

— Кто это тебе сказал, дорогая, — спросил я таким тоном, как будто это меня уже начали запрягать в германское рабство, — тебе захотелось стать помещицей и ходить среди рабов с плёткой?

— Это говорили мои знакомые из Союза немецких женщин, — чуть не плача сказала жена, до неё только сейчас стал доходить смысл сказанных ею же слов, — прости меня дорогой.

— Я тебя прошу не повторять слова тех, у кого куриные мозги, ты же у меня грамотная и современная женщина, — сказал я, обняв её.

Женщины в своём немецком союзе повторяют то, что говорят их мужья. Нужно будет больше интересоваться делами союза. Элизе это будет приятно, да и лишняя информация карманы оттягивать не будет. Германия возьмёт реванш над Западом, для этого у неё есть сейчас силы и никуда не девшееся желание припомнить всему миру Версальский мир. А потом снова начнётся немецкий "дранг нах Остен". Это запрограммировано давно и куда бы ни собирались немцы, ноги всё равно их поведут на Восток в земли руссов. А руссы с ними чуть ли не братаются. 1917 год вспомнили. Сразу по приезду я получил сообщение: "добейтесь включения всех наших предложений в соглашение".

— А нас пригласили в гости фон Казены, ждут нас на Рождество, — сообщила Элиза.

— Приедем, — согласился я.

Помогая жене готовить ужин, я возвращался мыслями в Москву.

— Итак, будем считать, что мы достигли договорённости о заключении Генерального соглашения под рабочим названием о сотрудничестве, взаимопомощи и совместной деятельности между Главным управлением государственной безопасности НКВД СССР и Главным управлением безопасности Национал-Социалистической рабочей партии Германии (ГЕСТАПО), — подытожил Берия.

Мюллер согласно кивнул головой.

— В преамбуле предлагается подчеркнуть важность развития тесного сотрудничества органов государственной безопасности СССР и Германии во имя безопасности и процветания обеих стран, укрепления добрососедских отношений, дружбы русского и немецкого народов, совместной деятельности, направленной на ведение беспощадной борьбы с общими врагами, ведущими планомерную политику по разжиганию войн, международных конфликтов и порабощению человечества, — продолжил вероятный нарком внутренних СССР.

Снова кивок головы Мюллера.

— Стороны согласились и с определением общих врагов, которыми являются международное еврейство с его финансовой системой, иудаизмом и иудейским мировоззрением, а также дегенерация человечества, требующая оздоровления белой расы и создания евгенических механизмов расовой гигиены, — зачитывал свои записи Берия.

Кивок головы Мюллера

— Стороны будут обеспечивать безопасность сотрудничества СССР и Германии в военной промышленности, самолётостроении, экономике, финансах, науке и технике, энергетике, в области сокровенных тайн, теозоолотии, теософии, паранормальных и аномальных явлений, влияющих на социальные процессы и внутреннюю жизнь государств, — внутренне Берия торжествовал, читая достигнутые договорённости.

И снова кивок головы моего шефа.

— Протоколами к соглашению определить признаки дегенерации расы, порядок этапирования и передачи задержанных. Окончательный текст соглашения подготовить к подписанию в ноябре 1938 года в Москве, — завершил своё выступление представитель НКВД СССР.

— Я думаю, что протокол этой встречи не нужен, — предложил Мюллер, — у нас есть записи, а рабочие группы в письменном порядке согласуют тексты и формулировки. У Германии и СССР одинаковые внутренние враги, не согласные с теорией социализма и ведущие подрывную работу против основополагающих идей ВКП(б) и НСДАП. Мы перекроем им все пути к бегству и обеспечим идейное единство населения наших стран. Хайль Гитлер!

Мы все вскочили и тоже дружно проорали партийное приветствие. Скажу честно, что и у советских чекистов тоже было желание вскочить и прокричать то же самое. Массовый психоз заразителен.

В течение двух дней мы знакомились с московскими тюрьмами и условиями содержания заключённых.

— Я доложу Гейдриху о либерализме нашей пенитенциарной системы, — сказал нам Мюллер. Увиденное его не то, чтобы поразило, но в сталинской системе он увидел неиспользованные резервы для национал-социализма. — Нам ещё нужно много работать и создавать систему подразделений гестапо в самых отдалённых уголках нашего государства. В каждом учреждении и учебном заведении, на заводах и фабриках, в союзах и спортивных обществах любой человек должен знать, куда ему обратиться с заявлением о враждебной деятельности. Он не должен носить это заявление несколько дней с собой, а мог сразу же найти сотрудника гестапо. Сталин это смог сделать, сможем сделать так и мы.

Перед отъездом мы знакомились с собранием Оружейной палаты в Кремле. Важна была не сама палата, а то, что за стенкой сидит Великий вождь и учитель советских народов товарищ Сталин.

Глава 27

— Бригадефюрер, — спросил я у Мюллера при очередном докладе уже готовых частей текста соглашения, — нужно ли нам шлифовать формулировки и настаивать на своём? Я знаю, что у двоих членов рабочей группы застопорилось согласование формулировок. Так ли нам это важно, потому что я сомневаюсь, что СССР может стать надёжным другом Германии?

— Может, вы ещё и сомневаетесь в гении нашего фюрера, коллега Казен? — ехидно спросил Мюллер.

— В гениальности нашего фюрера я не сомневаюсь, шеф, — сказал я, — но начинаю сомневаться в своих способностях правильно оценивать ситуацию.

— И не сомневайтесь в этом, коллега, — сказал бригадефюрер, — у вас прекрасные аналитические способности. В своих оценках вы ещё не ошиблись ни разу. Вот в ноябре подпишем соглашение, отпразднуем Рождество и с нового года я поручу вам то направление, за которое с радостью возьмётся любой немец и русский.

— Неужели поляки, бригадефюрер, — забросил я крючок с первой попавшейся наживкой.

— Я вам ничего не говорил, господин Казен, — строго сказал Мюллер и разрешил мне быть свободным.

— Поторопился ты, Дон, со своими выводами, — подумал я, — пусть бы он ещё поиграл в индейцев, разыскивающих клад Монтесумы. Нужно ждать, пока шеф объявит тайну, а не догадываться о том, что лежит на поверхности и все делают вид, что там ничего нет. Дранг нах остен. Вот разгадка всех тайн. Нашим нужно это знать, но как это сообщить, если мы так тесно сотрудничаем с гестапо или это мы тесно сотрудничаем с НКВД. Кто я сейчас? Агент НКВД, внедрённый в гестапо, или агент гестапо, сотрудничающий с НКВД? Главное — не дёргаться, понадоблюсь, сами найдут.

Процесс согласования текста соглашения прошёл, можно сказать, плодотворно. Все формулировки согласованы. С большей частью наших предложений советская сторона согласилась, так и немецкая сторона согласилась с большей частью советских предложений. Никто не был в обиде. Русский текст был идентичен немецкому. Окончательный вариант был доложен Гейдриху, а тот докладывал Гиммлеру. Наконец, было получено добро. Руководителем немецкой делегации вновь был назначен Мюллер. В состав делегации вошёл я и ещё три начальника отдела, осуществлявших сотрудничество с соответствующими подразделениями НКВД.

Наша встреча в Москве проводилась без помпы. Так и хотелось сказать:

— Товарищи большевики! Как же быть с вашим лозунгом об отказе от тайной дипломатии? Давайте опубликуем все секретные соглашения советского правительства и позволим народу знать, кто им управляет, и насколько рачительно используются закрома нашей родины!

И тут же понесётся такой же тайный ответ народных представителей:

— А кто ты такой, чтобы требовать такое? Если у нас кто-то потребует открыть все тайные соглашения, тот будет удовлетворять своё любопытство на Колыме. У всех стран есть тайная дипломатия, и мы не исключение. То, что мы говорили перед революцией — это обыкновенная пропаганда, которой вообще нельзя верить. Разве нормальные американцы верят предвыборным обещаниям кандидатов в президенты? Они и не верят, им нравится слушать сладкие голоса, которые говорят то, что им приятно слушать. Пролетариям хотелось услышать о тайнах царского двора? Хотелось. Мы им и сказали, что они хотели услышать. Они хотели быть свободными, чтобы похулиганить, послать подальше офицеров и исправников, пограбить? Мы им дали такую возможность, а вот то, что касается настоящей дипломатии, то это не их сермяжное дело.

То, что в своё время говорил мне полковник Борисов, начало реализовываться в России. Появились генералы и маршалы с лампасами на брюках и с золотым шитьём на мундирах. Такое же шитье получили начальники департаментов, особенно дипломатических. Ордена стали делать из драгоценных металлов. Скоро дойдут и до бриллиантов. Дамы стали ходить в мехах, в бриллиантах и в золоте. Элитные дети получают элитное образование и живут в своё удовольствие, несмотря на то, что большинство населения живёт намного ниже общепринятых стандартов бедности. Жирующая элита всегда с презрением относилась к народу, и сейчас всё то же самое. Работа на публику раздувается всеми газетами как высшее проявление народности.

Подписание соглашения проводилось на том же объекте в обстановке торжественности, доступной на секретном объекте. Все были в парадной форме, в том числе и мы сверкали серебряными рунами и шитьём на черных мундирах с красными повязками и свастикой в белом круге.

За столом, покрытым красной бархатной скатертью, сидели Мюллер и Берия. На столе стоял массивный серебряный письменный прибор с двумя чернильницами, двумя ручками, массивным пресс-папье. На приборе возвышались фигуры рабочего и колхозницы с молотом и серпом в руках. Когда я смотрю на эту композицию, то у меня всегда возникает ассоциация, что эта парочка специально поджидает случайных прохожих, чтобы молоточком тюкнуть по голове, а потом уже серпом по... ну, вы сами понимаете по чему.

Я держал чёрную с тиснёным германским золотым орлом кожаную папку, в которой находились два экземпляра немецкого текста соглашения; у русского капитана была красная папка с тиснёной золотой эмблемой круглого щита и меча с двумя экземплярами текста на русском языке.

Распорядитель церемонии объявил, что проводится подписание такого-то соглашения. Для протокола. После подписания соглашения мы с капитаном разложили в папки по одному русскому и по одному немецкому экземпляру соглашения и отдали папки своим руководителям.

Мюллер вручил чёрную папку Берии и получил от него красную папку. Пожали друг другу руки. Принесли шампанское. Все пили шампанское и поздравляли друг друга. Я шампанское не пил, потому что на приёме придётся пить водку, а что при смешивании водки с шампанским получается "северное сияние" знал, похоже, только я один.

Приём прошёл на высшем уровне. Утром я отпаивал Мюллера водой с содой и поил крепким чаем с бутербродом из красной рыбы.

Где-то в полдень мы уже выехали на вокзал и отправились в обратный путь. Нам предлагали воспользоваться услугами авиации, но я уговорил Мюллера ехать поездом. Чуть подольше, но зато комфортно, не будет падений в воздушные ямы, да и погода не совсем благоприятствует авиационным перелётам. Мюллер тоже не был большим любителем авиации, и поэтому мои доводы были приняты с чувством удовлетворения.