🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

Инстинкт самосохранения уже не брюзжал и не подсказывал — он выл корабельной сиреной: 'Беги, беги, беги!..'

Уноси ноги из этой проклятой страны.

Никогда! Никогда больше! Не приближайся к замку Эск.

Никогда! Никогда больше!.. Не говори: лучше бы я умер... — голосом Принцессы отзывалась память.

Лицо Принцессы. Запах Принцессы. Руки Принцессы — нежные девичьи руки, вытянувшие его из ада.

Феликс знал, что не может остаться.

И знал, что не может сбежать.

Если бы он мог хотя бы разгадать ребус! Хотя бы понять, чего ему ждать от ближайшего будущего. Во что он вляпался, когда свёл знакомство с Валькирией. Но отгадка не приходила, из-за чего было особенно тошно. 'Если эта женщина мне подослана, то кем и с какой целью?' — снова и снова спрашивал себя Многоликий.

Пытаясь постигнуть логику происходящего, он представлял себя на месте Манганы. На месте человека, способного на что угодно ради клавикорда Ирсоль — но всё-таки не всемогущего!

Западню, в которую Феликс и Эрика попали в прошлый раз, не так уж сложно было подстроить. Когда Придворный Маг сумел вычислить, кому и на каких условиях завещан Инструмент, где он примерно спрятан и у кого хранится 'Путеводитель', дальнейшее стало делом техники. Дождаться, когда Наследник появится у Пинкуса, а затем, как миленький, придёт в расставленные силки. Поспособствовать его встрече с Наследницей. Наследницу — хорошенько припугнуть, подтолкнув её к побегу из Замка вместе с ним. После чего преспокойно выследить беглецов и получить желаемое. Предполагалось, что Многоликий и Принцесса оба будут действовать, не раздумывая, самым естественным для себя образом. И расчёт, как оказалось, был абсолютно точен.

Но он нарушился. Манганин безупречный план не сработал. Надо полагать, сейчас Потрошитель рвёт и мечет из-за того, что его мышеловки стоят пустыми. Но, разумеется, не понимает, в чём ошибся. Тем более, что ошибки-то и не было — было чудо, благодаря которому о плане узнали наследники.

'Не прийти в Замок, когда меня ждали, я мог по одной-единственной причине — если чего-то испугался! Свести меня с человеком, который не мытьём, так катанием загонит меня в мышеловку — вполне в характере Потрошителя, — размышлял Феликс. — Но ведь с Валькирией я познакомился сам! Мог же и не познакомиться, не вспомни я, что её приятель — ветеринар. Искал бы тогда кого-нибудь другого! Чтобы подстроить нашу с ней встречу, Мангане пришлось бы отслеживать каждый мой шаг, как отслеживал Император. Допустим, у него есть такая возможность. Но если он так силён, тогда зачем ему вообще плести интриги? Проще и надёжнее было бы поймать меня, как поймал Император... но, в отличие от него, не отпускать, а отправить в подземелье! И главное — Пелена Любви. Уж она-то ни в какие хитрые планы точно не вписывается, независимо от того, заметил бы я её или нет. Если бы заметил, испугался бы ещё больше. Если бы принял всё за чистую монету, тогда влюбился бы по уши, но не в Принцессу, а в горничную. И как бы тогда господин Придворный Маг добрался до Наследства? Оставленного не мне и не Эрике — а нам с нею вместе...'

Как ни крути, Мангана тут явно ни при чём.

В таком случае, кто же? Неужели Принцесса?!

Многоликий чуть не взвыл от тоски, когда ему почудилось, что так оно и есть. Вдруг она тоже всё вспомнила? И догадалась, что он захочет окольными путями пробраться в королевскую резиденцию? Что станет подбивать клинья к прислуге? Может, Эрика решила, что другая любовь удержит его от опрометчивых поступков?

'В конце концов, разве я сам не желаю, чтобы она вышла замуж за принца Акселя?.. Но, во-первых, откуда бы она взяла Пелену? Не у Манганы же её попросила! Денег у неё нет, покидать Замок ей запрещено — разве что она нашла себе помощника по ту сторону крепостной стены. А во-вторых, что за нелепый выбор — её горничная?! Будто специально для того, чтобы меня поскорее заметила Охранная служба! Если уж Эрика сумела воспользоваться услугами стороннего мага, они придумали бы, как отослать меня подальше от Замка. Например, разыскали кого-нибудь из моих бывших подружек — искусник, который сплёл любовные чары, такую задачку решил бы в два счёта. Вон, хоть на Иде заставили бы жениться — Ида бы точно не возражала! Но не Валькирия же, Серафимы-Заступники, не Валькирия...'

Поразмыслив, версию об участии в происходящем Принцессы Феликс тоже отбросил — надо сказать, с изрядным облечением: мысль о том, что Эрика распорядилась его жизнью против его воли, причиняла ему почти физическую боль. А больше версий у него не было. Помимо всего прочего, сама Валькирия повела себя очень странно. 'Если она выполняет чьё-то поручение — неважно, должна ли она заманить меня в замок Эск, или, наоборот, от замка Эск отвадить, — какого ляда она призналась, что раскрыла моё инкогнито?!'

Ответ напрашивался только один, хоть оборотень и не мог в него поверить, наученный плачевным опытом отменённого будущего. То, что поручили горничной — то, за что с ней расплатились магией — с его персоной никак не связано. Возможно, связано с Принцессой — с этим ещё предстоит разобраться. Но знакомство Валькирии с Феликсом — результат случайного совпадения, и не более того.

Она, действительно, положила на него глаз. Действительно, его узнала — то есть он сам прокололся, когда появился перед ней без маскировки. И сообщила ему об этом, поскольку, действительно, решила его не выдавать. Не исключено, что потом она передумает — всё-таки десять тысяч есть десять тысяч! — но сейчас она с ним честна. Если вообще можно назвать честной особу, без зазрения совести пустившую в ход любовную магию.

К исходу ночи Феликс несколько успокоился и обуздал страх, изводивший его с той секунды, как горничная прошептала ему на ухо: 'Вы тот, кого прозвали Многоликим!..' И тогда, наконец, он сумел убедить себя в том, что самое простое объяснение происходящего — самое правильное. А значит, остаётся лишь один вопрос: выдаст она его всё-таки 'серо-красным' или нет?

Прежняя Валькирия непременно выдала бы! Лучше синица в руках, чем журавль в небе — роману с авантюристом она предпочла бы кругленькую сумму наличными. Потому что с самого начала понимала бы, что продолжения у этого романа не будет. Но теперь... Теперь она считает, что движением бровей может привязать к себе любого мужчину, даже такого перекати-поле, как Многоликий. Ей нужен богатый и знатный? Ну так что же! Феликс знал: вокруг его персоны ходят самые разные слухи. Есть и такие, согласно которым его состояние огромно, а сам он — отбившийся от рук сын титулованных родителей. Девица захочет выяснить, правда это или нет, и станет помалкивать, по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит. Его дело — поддерживать в ней уверенность, что это правда.

Приняв решение, Многоликий успокоился окончательно. Пусть всё идёт своим чередом; новая встреча с горничной состоится. Пожалуй, теперь, когда Валькирии известно, кто он такой, достигнуть своих целей ему будет даже легче.

* * *

Поутру Феликса разбудили зычные мужские голоса. Сквозь дрёму он подумал было, что это продолжают скандалить 'соседи', но потом различил командирские интонации говорящих — и подскочил от испуга и неожиданности! Вместе с одеялом сбросив остатки сна, кинулся к окну: так и есть, внизу с оружием наизготовку толпились жандармы — конные и пешие. В поле зрения Многоликий насчитал семнадцать человек, а сколько их с другой стороны бывшей больницы, можно только догадываться!.. Поодаль он различил большой фургон с зарешёченными окнами.

Но всерьёз запаниковать не успел — вовремя сообразил, что при жандармах нет никаких магических приспособлений, а значит, стражи порядка явились сюда не за ним. Не думали же они взять его голыми руками! Облаву, похоже, устроили на обитателей нижних этажей. И верно: через несколько минут из дома стали выводить задержанных. Феликс впервые разглядел в ярком свете тех, с кем в последнее время вынужден был делить кров; от их отвратительного опустившегося вида его передёрнуло.

'Поеду-ка я в Лагоши!' — спонтанно решил он.

Исключительно здравая мысль, нужно осуществить её немедленно! Что, если жандармы захотят осмотреть всё здание целиком, включая третий этаж? Сделать отсюда ноги лучше до того, как они обнаружат схрон, а не после.

Оборотень замер, прислушиваясь к звукам снаружи, готовый сорваться с места при малейшем намёке на опасность. Но нет, наверх никто даже не сунулся. Голоса, шаги, стук копыт и конское ржание вскоре стихли. Однако оставаться здесь, в любом случае, не стоило — где гарантия, что обыск не устроят пару часов спустя? И Феликс стал собираться в дорогу.

Случившееся нынче утром неуловимо рифмовалось с его вчерашними метаниями и страхами. В том, что жандармы пришли сюда совсем не по его душу, он увидел знак. Знак того, что мир не вертится вокруг него одного! 'Среди событий, свидетелем которых я становлюсь, вовсе не каждое имеет ко мне отношение', — сказал себе Многоликий. Не стоит забывать об этом, чтобы не впадать в паранойю и не откапывать двойное дно там, где его нет. Хотя это вовсе не значит, что нужно забыть о бдительности.

Самый спокойный и лёгкий способ попасть в Лагоши — сесть на поезд до Наррахи, сойти с него в пригороде и в зверином обличье пробраться в деревню по лесу. После недолгих колебаний Феликс рассудил, что ехать, не показывая лицо, в толкотне общего вагона, безопасней, чем прятаться в закрытом купе первого класса. Богатенького господина, день за днём катающегося из Белларии в Нарраху и обратно, неизбежно заметят проводники. Именно он первым попадёт под подозрение, если кому-нибудь взбредёт на ум выискивать 'государственного преступника' среди пассажиров поездов — так что рисковать незачем! Феликс оделся поплоше, изменил свой облик тем же примитивным способом, каким пользовался для визитов к краснодеревщиками, рассовал по карманам куртки нужные мелочи, забрал из тайника большую часть денег, дабы не лишиться их при обыске, если он всё-таки произойдёт — и отправился в путь.

Заброшенная деревня, куда он попал около трёх часов дня, встретила его безупречной гладкостью ослепительно-белых сугробов и хрустальной морозной тишиной. Он был очень доволен, что приехал сюда. Ему нравилось это место — глоток... нет, не глоток — полная чаша чистоты и свежести, особенно по сравнению с той клоакой, где он ночевал последние пару недель. Просторный и удобный дом, волшебная печка, баня... Переступив порог, Феликс понял: его привело сюда не только опасение, что схрон в Белларии будет раскрыт. В действительности, он просто-напросто очень хотел приехать — и радостно ухватился за первый же предлог!

Но настоящую причину, по которой его так тянуло в Лагоши, Многоликий уловил ещё позже — в сумерках, зажигая керосиновую лампу. В этот миг он с особенной яркостью вспомнил, как делал то же самое, когда прилетел сюда с Эрикой. Как усталая Эрика избавлялась от верхней одежды, а он подхватывал красивые невесомые вещи и складывал их на лавку у двери. Как она, трогательно-сонная, сидела за столом, обхватив ладонями кружку с горячим чаем. Как стягивала с тонких пальчиков свой 'золотой запас' — тяжёлые массивные кольца. Как попросила Феликса выпутать жемчуг из её волос... Блаженные... бесценные воспоминания! Не отравленные виной и болью, в отличие от всего того, что произошло с ним и Эрикой позже. Он осознал, что приехал сюда именно за этими воспоминаниями: дом в Лагошах стал для него святилищем его любви.

Многоликий, разумеется, помнил, что 'на самом деле' Принцессы в этом доме никогда не было. Но ночью, устроившись спать на печке, вдруг совершенно отчётливо ощутил исходящий от подушки нежный аромат фрезий.

Завтра ему предстояло снова встретиться с Валькирией. Он уже совсем не нервничал и не ломал голову, гадая, что движет горничной — наоборот, поразмыслив, счёл большой удачей, что она его узнала. Не придётся ничего выдумывать, объясняя ей, почему он избегает людных мест. И никакой маскарад её теперь не удивит. Если всё пойдёт как надо, можно будет даже взять её в сообщницы, чтобы проникнуть в Замок — Феликс уже примерно представлял, что скажет ей и о чём попросит.

Главное, не позволить ей передумать и выдать его королевской охранке!

И не терять рассудка и самообладания, когда его снова накроет Пеленой Любви.

Правда, ещё неизвестно, что сложнее.

Встретиться они должны были во второй половине дня на площади перед ратушей. Феликс пообещал Валькирии прогулку верхом, если, конечно, не будет адской стужи. С погодой повезло: мороз ослабел, ни ветра, ни снегопада не было. В этот раз на свидание опоздал Многоликий. Вернее, на месте он появился намного раньше назначенного срока, но прятался котом за чердачным окошком одного из обступивших площадь зданий. Следовало убедиться, что горничная не приведёт за собой 'серо-красных'. Он самым внимательным образом осмотрел окрестности и никакой засады не заметил. Потом появилась Валькирия, она была одна. Отпустила коляску и стала ждать, притопывая от холода и нетерпения. Феликс ещё немного понаблюдал за ней, затем спустился, сел в экипаж, оставленный им на соседней улице, и подъехал к своей 'даме сердца'.

— Рикард, уже семь минут пятого, — капризно проговорила она, забираясь в бархатное нутро кареты и усаживаясь. — А мы договаривались встретиться в четыре!

— Простите, сударыня! — проникновенным движением он пожал широкую крепкую руку в пушистой варежке, укрыл попонкой колени своей спутницы и признался, понизив голос, чтобы не услышал возница: — Я должен был удостовериться, что вы не привели с собой Охранную службу.

— Я же обещала, что вас не выдам! — шепнула она со смешком.

Он склонил голову:

— Ничего не желаю так сильно, как поверить вам на слово.

— Я не обманываю, вот увидите! — горничная окинула взглядом его лицо и добавила: — Какая у вас дурацкая борода. Без неё вы мне нравитесь больше. Кстати, Рикард — это ваше настоящее имя?

— Ваша симпатия очень мне льстит, сударыня, — пробормотал Феликс, притворившись, что не заметил вопроса, и крикнул вознице: — Трогай!

Для той части его существа, что расплывалась липкой медовой лужицей рядом с Валькирией, слова 'вы мне нравитесь', действительно, звучали как музыка. Но другая, здравомыслящая часть, повинуясь наитию, чуть слышно продолжила:

— Однако я никак не могу понять, что нашла во мне такая замечательная красавица, как вы! Любой мужчина, на которого вы обратите свой благосклонный взор, будет у ваших ног. Зачем же тогда вам я? Тот, кого объявили государственным преступником и за чью поимку назначили награду.

Она, должно быть, не ожидала прямого вопроса — растерянно моргнула и свела белобрысые брови, собираясь с мыслями. Потом улыбнулась и прошептала:

— Вы не представляете, сколько я о вас слышала! Между прочим, говорят, вы не преступник. Просто его величество недоволен, что вы делаете то, чего не хочет делать полиция.

— Верно говорят, сударыня, — кивнул Феликс.

Примерно на такой ответ он и рассчитывал; в том, что за маской Многоликого она надеется обнаружить богатство и титул, прелестница, разумеется, не признается.