Но выбора-то особо не было. Либо так, либо сложи лапки и не фыркай. Это мой случай? Это не мой случай! Я не какой-нибудь христианин, который на кресте молится за своих мучителей! Я буду бороть-ся до конца! И даже при смерти перегрызу кому-нибудь глотку! Меня не учили сдаваться! Меня учили жить и драться за свое до конца, отступить и даже затаиться, но никогда не складывать оружия! Хотя, что толку говорить о моих принципах? Так или иначе, я уже ввязалась в эту игру и пойду до конца. А для начала — заглянем в церковь, в хозяйственный магазин, в аптеку и в косметику.
В восемь часов вечера мы начали собираться. И к девяти выглядели так:
Я — черные джинсы, свободный темно-лиловый свитер, ботинки на самых низких каблуках, которые только нашлись. Всего-то пять сантиметров. Бегать можно. Из украшений — браслеты с крестами на обоих запястьях, крест на шее и крест на щиколотке. Джинсы у меня клеш, так что вытащить его я смо-гу. В ботинке под стелькой спрятана бритва. Не знаю, пригодится ли она, но лучше что-то, чем вообще ничего. В шов джинсов я зашила проволоку. Тонкую, но достаточно прочную и гибкую. Кто знает, что получится из нашего похода. Добавила серебряных колец на руки и на пальцы ног. Может хоть ногой кому по фейсу съезжу? В одном кармане флакон для духов, только со святой водой. Я отлила половину духов в другой флакон, а в этот налила святой воды и тщательно опрыскала и себя и подругу. Особенно шею. Потом опять долила святой водой доверху и сунула в карман. Катьку я в это даже не посвящала. Просто сказала, чтобы она выбрала в косметическом салоне самый противный запах. Эх, жаль у нас здесь скунсы не водятся. В другой карман я положила спрей от астмы. Небольшой такой флакончик, с ладошку. А в него налила симпатичное такое вещество, продающееся в хозяйственных магазинах для борьбы с вредителями. Название не указываю в мирных целях. Но если этой растворенной дрянью в глаза брызнуть, потом никакой окулист не откачает. А в рот — ожог слизистой и отравление будут обеспечены. И вот только не надо мне тут ужасаться. Почему у нас это так спокойно продают, если этим средством можно убить человека!? Да потому что! У вас вообще неправильный подход к пробле-мам! Если хочешь снизить преступность — сделай так, чтобы все знали — за преступление последует на-казание. А то спер сникерс с лотка — вор, сиди в тюрьме. Разворовал страну — молодец, иди в политики. Сталина на них нет, как говорит дед, глядя иногда в телевизор. Кстати говоря, как целый день боевики со стрельбой показывать — так это ничего, а потом ужасаться — ах, какая у нас молодежь агрессивная пошла! Так воспитывать надо, ёлки! У меня вот после просмотра Дом-2 было только одно желание — пе-рестрелять их там всех к чертовой матери. Я понимаю, люди деньги зарабатывают, но это ж полная жесть! Отстой! Хня! Тут у ангела агрессивность попрет!
Кстати говоря, чем отменять смертную казнь, лучше б вернули в законы физическое наказание. Допус-тим, плюнул ты на улице, верблюд паршивый! Тут же подходит наряд милиции, вытряхивает тебя из костюма и вытирает этот плевок твоим пиджаком. Плеваться расхотелось? То-то же!
Выругался матом при свидетелях? Отловить и выпороть на центральной площади. Пять ударов за ма-терщину, десять за приставание к посторонним с просьбой "дай на выпивку", пятнадцать за пьянст-во... Ну это надо считать...
Но если кто думает не головой, а противоположным концом — очень доходчиво получится. Так сказать — обращение от правительства к думающему месту.
А если нахулиганил или что-нибудь спер — экскурсию на пятнадцать суток на зону к уголовникам, с показом всех прелестей жизни за решеткой. А то развели тут блатной романтики...
Ах, он её любил, ах он её прибил...
Девчонки, а вам-то хочется оказаться на месте этой "её прибитой"?
Нет? Ну я так и думала почему-то. Мне вот тоже чего-то жить охота...
Но это я тут мысленно отвлеклась, а руки действовали. И почти самостоятельно набивали плечики сви-тера мелкими металлическими детальками, обнаруженными в хозяйственном магазине. Если что — ото-рвать, зажать в руке и врезать... если попадешь. Но это ж не повод не вооружаться. Я вообще сперва хотела набить их песком, но потом передумала С моим природным везением этот песок посыплется из меня в самый интересный момент, а Дюшка сдохнет со смеху. Нет уж, я не хочу, чтобы обо мне оста-лась "такая" память...
Ну вроде все. Приготовления закончены. Эх, мне бы спецназовские ботинки. Говорят, туда металличе-ские вставки вшивают — в нос и в каблук. Как дашь пинка, так размножаться противник сможет только в следующей жизни. Пусть тяжеловато и неизящно, я бы потерпела. Но чего нет, того нет.
Катька оделась почти так же. Различия были в цветах и в обуви — у нее нашлись сапожки без каблука. Все остальное — так же, только цвета другие. Голубой и синий. Крестики в ассортименте. Я посоветова-ла один крест даже в трусы запихнуть. Если до трусов не дойдет — хорошо, а если дойдет — авось про-тивника обожжем. Я-то кстати запихнула. Катька подумала — и последовала моему примеру. Но прово-локи ей не досталось. И лезвия тоже. И говорить про них я ничего не стала. Это я могу пустить в ход и то и другое. А Катька — нет. Ей Дюшка скажет "лежать и бежать" — она и это выполнит. О сопротивле-нии тут речь не пойдет. Потом я подумала — и взяла с собой нож-выкидушку. Очень удобный. Нажал на кнопочку — выскочило лезвие. Вот только удастся ли мне пустить его в ход? И поможет ли оно мне? Это же не серебро. Это всего лишь сталь. Кстати — холодное оружие. А что у нас там светит за его ношение? А черт его знает! Какая мне разница!? В живых бы остаться!
Пора вызывать такси.
В клуб мы вошли к одиннадцати вечера. Я лишний раз полюбовалась на волков. Катька вся дрожала и мне пришлось ее чем-то отвлекать.
— Кать, а где надпись?
— Какая?
— Ну та, "войди и насладись", ты говорила...
— А-а... Вон, над дверью.
Я пригляделась. Буквы готического шрифта образовывали арку. Эстетично, ничего не скажешь. Кто ж это писал? Или на компе сляпали? Тоже вариант.
— Ладно, пошли.
— Юля, а может не надо... может мы как-нибудь...
Я решительно вцепилась в рукав подруги. Сбежит еще — лови потом дурочку. И ведь не объяснишь, что убегать от опасности — самый плохой вариант. Она никуда не денется, а догонит и еще под копчик ото-варит. Запросто. А вот если пойти ей навстречу — есть реальный шанс выкрутиться. Если уж я теорию вероятности сдала, зная, что вероятность конца света — пятьдесят процентов...
(Анекдот. У мужчины спрашивают: — какова вероятность конца света? Тот делает умное лицо и начинает подсчитывать. Вот, если у нас есть ядерное оружие, если в Америке есть ядерное оружие, если в Китае есть ядерное оружие. Если мы сцепимся с Америкой или с Китаем, если кто-то фуганет ракетами, если ракеты окажутся не китайского, а хотя бы японского производ-ства... в общем, учтя дней за двадцать все факторы мужчина получает пятьдесят процентов.
У женщины спрашивают — какова вероятность конца света? И та, ни минуты не думая, отве-чает — 50%. Ученые удивляются — откуда вы все так точно знаете? Женщина удивляется не меньше их и объясняет для самых гениальных — либо будет с вероятностью ровно половина — 50%, либо не будет — 50%. Прим. Авт.)
М-да. На входе в клуб стояла такая помесь Годзиллы с гориллой, что я поняла — динозавры не вымерли. Во всяком случае сразу. Они успели пережениться на обезьянах, а это — их дальний потомок. Этакая гора мышц размером с двух терминаторов и взглядом бабуина страдающего зубной болью. Лоб низкий, глаза сразу и не разглядишь, потому как глубоко закопаны, челюсть такая, что хоть проволоку переку-сывай. Идеальный вышибала. Такому и вышибать не надо, только кулак сжать и показать. Така-ая ды-ня... Интересно, кто его рожал и от кого? Посмотреть бы на его семейку...
— Привет, радостно сказала я.
— Приглашения, — прогудел человекоподобный. Я воззрилась на подругу.
— Кать, а сюда что — только по приглашениям?
— В пятницу, субботу и воскресенье — нет, но сегодня — вторник.
Проблемка. Хотя...
— Любезнейший, — завела я самым сахарным тоном, а вам знаком такой типчик? Высокий, блондинчик, голубоглазый, зовут Дюшка...э-э-э-э то есть господин Андрэ, хамло редкостное... Он нас оченно при-глашал. Но если вы его не знаете, то мы пошли...
— Нет!
Я с интересом изучала привратника. Точно у него в роду были хамелеоны. Или хамлооны. Вон как цвет меняет. С бурого на зеленый.
— Что — нет? Вам это незнакомо?
— Мне знаком господин Андрэ. Проходите.
— Скажите, а давно он вам знаком? — уточнила я. — И почему вдруг Андрэ? Знаете ли, в сочетании с го-лубыми цветами в одежде это наводит на размышления... Скажите, а он точно не того? Не страстный — это слово я выделила голосом — поклонник Бори Моисеева?
Охранник опять побурел. Но сдержался.
— Проходите, пожалуйста, — еще более вежливо пригласил он.
Я вздохнула — и зашла. Катька нервничала и цеплялась за мою руку. Я тоже нервничала, как перед вступительными экзаменами. Но я ж даже на вступительных этого не показывала, а тут-то... Ха!
— Где тут можно оставить вещи?
— Вот там раздевалка, — показала Катька.
Вежливая тетка забрала шубы и вручила нам два изящных стеклянных жетона с номерами.
— Прошу вас, — пропела она.
— Скажите, а где здесь туалет, — спросила я. И моя врожденная вредность тут не при чем. Просто перед уходом из дома я сделала пару глотков святой воды. Вот она и прошла сквозь организм.
— Там, — указала гардеробщица. С розовой дверью — дамский.
Я кивнула и затопала в указанном направлении.
Туалет поражал. Наш ректор за такой туалет весь деканат бы продал. Все было нежно-розовым и золо-тым. Розовая плитка, розовые двери, розовые раковины и сушилки для рук, полотенца и унитазы, мыло и туалетная бумага, причем все в тон. Золотыми были металлические части. Чистота — стерильная. Хоть с пола ешь. Но как мне хотелось здесь на стене написать "Андрэ — масдай, Линукс — форева", причем вульгарно-зеленой краской — словами не передать.
Катька все это время стояла в углу с выражением Джульетты на лице. В той части, где она зарезалась добровольно. Я подошла и покачала пальцем у нее перед носом.
— Ты готова?
— А? Что?
— Тогда пошли в зал. Веди, давай. Сама знаешь, я в этой психушке не ориентируюсь. НУ!!!
Катька кивнула и выйдя из туалета свернула направо. За первым же поворотом открылся большой зал со столиками и танцполом в центре. Гибрид диско и ресторана. Я огляделась — и решительно потянула подругу к столику в углу. Во-первых незаметно, во-вторых можно сесть спиной к стене, в-третьих от входа недалеко, удерем если что... Если сможем.
— Меню, карта вин, сладкое, — пропела появляясь рядом с нами официантка. Катька встрепенулась и потянулась за красивыми кожаными папками.
Я пнула ее ногой под столом.
— Березовый сок и неочищенные поджаренные фисташки — заказала я тоном гламурной барышни, ко-торая за ночь посещает по пять таких третьесортных забегаловок.
Официантка замялась.
— В чем дело!? — высокомерно-истерично вопросила я.
— Простите, но у нас нет березового сока.
— Как — нет березового сока!? — возмутилась я. — А что у вас тогда есть?
— Меню перед вами, — напомнила официантка. Я даже и не подумала его открыть.
— Катрин, у них даже березового сока нет, — простонала я. — Девушка, это просто возмутительно! По-шлите за ним немедленно!!
Отдаю должное героизму официантки. Она не треснула меня тяжеленькой папкой с меню. И даже не объяснила, что березового сока зимой не бывает. И даже не прошлась по моей родословной, заметив, что не все дерево, что береза, но все дуб, что клиент. Вместо этого она тоном вышколенного робота по-вторила:
— Разрешите предложить вам какой-нибудь другой сок, апельсиновый, например ...
— Он у вас наверняка из банок и пакетов, — уперлась я. — Или, что еще страшнее, из марокканских апель-синов! — Чем это страшнее я бы и под расстрелом не придумала. — Несите сюда минеральную воду! Ес-сентуки номер семнадцать, из горячей скважины и обязательно без газа! Учтите, у меня от газирован-ной воды метеоризм, так что если принесете что-нибудь с пузырями я вам тут моментально атмосферу испорчу! Да так, что с общественным туалетом перепутают! Я долго тут повторять буду!?
Девушку как ветром сдуло. Катька смотрела на меня со священным ужасом.
— Юлька, ты чего, сдурела!?
— Молчи, несчастная, — прошипела я в ответ. — И не мешай мне спасать наш филей!
Официантка принесла две бутылки с минералкой — действительно ессентуки номер 17 и два высоких стакана. Ловко открыла бутылочки прямо при нас и вылила содержимое. Поставила вазочку с фисташ-ками. Я взяла стакан, поболтала на свет и скривилась.
— Дрянь. Наверняка из пятнадцатой скважины нацедили. Но ладно уж, раз меня сюда пригласили, при-дется терпеть... Свободны, девушка!
Официантку как ветром сдуло. Видимо побоялась, что я сейчас буду заказывать на закуску каких-нибудь маринованных тараканов. Мне того и надо было.
Содержимое стакана тут же отправилось под стол. Катька уже даже вопросов не задавала. А в стакан я набулькала святой водички из фляжки. Потом повторила то же с Катькиной посудой.
— И не удумай здесь ни пить, ни есть. Увижу — сама урою. Еще ЛСД подмешают — тащи тебя потом, как радистка Кэт...
— Хорошо, — покладисто кивнула Катька. — Если ты этого опасаешься...
Не то чтобы я всерьез опасалась наркотиков, но чем черт не шутит... я бы на месте Андрэ просто тра-ванула нас ЛСД или нозепамом — и употребила тепленькими.
Поэтому я просто сидела, болтала святую водичку в бокале, время от времени поднося его к губам — типа пью — и разглядывала зал. И потихоньку теряла всякое чувство времени и реальности. Не из глупо-сти или беспечности. Просто я слишком ошалела. Отчего? Вы не представляете, КАК там было! Если и существовало преддверие Дантова ада — то это было оно! Большой зал был подсвечен не полностью и терялся углами во мраке, создавая впечатление простора. Сцена — танцпол была ярко освещена, а по стенам виднелась роспись. Но ничего похожего на современное граффити. Никакого модерна и кубиз-ма. Никакого авангарда. Это были люди. Перед нами проходила история человечества. Вот двое неан-дертальцев гвоздят друг друга дубинами по голове. Из ран течет кровь, невероятно алая на фоне зеле-ной травы. Эти двое юношей рядом с двумя жертвенниками — определенно Каин и Авель. Авель лежит мертвым и из-под его головы течет лужа крови. Вот арена римского цирка — и на ней сошлись двое гла-диаторов. Один из них с коротким мечом, второй — с сетью. Проходят мимо рыцари в тяжелых доспехах, лучники, викинги, мушкетеры и гвардейцы, горят на кострах еретики, — а рядом жирный монах самодо-вольно поглаживает огромное брюхо. На его лице удовольствие. На лице толпы, которая смотрит на костер — жажда смерти. Вот казаки и турки, испанцы и англичане, индейцы — и колонисты, фараон — и рабы на строительстве пирамид. И только пространство потолка над сценой оставалось нежно-голубым. Как небо. И на небесном фоне сошлись в бешеной схватке два волка — черный и белый. Даже со своего места в углу я видела тяжелое жаркое бешенство в глазах зверей. Они хотели убить — и тянулись к глот-кам друг друга в вечной схватке. Я с интересом разглядывала все вокруг.
