Сгоревшие сказки

2. Карстену хотелось пить. В горле ужасно саднило, и он опрокидывал туда кружку за кружкой, а жажда всё не проходила. Но уйти? Сейчас? Когда он встретил если не Брунгильду, но точно кого-то очень на неё похожую? Сноу обретался в другом конце трактира, расспрашивая о чём-то группу подозрительных фигур в капюшонах. Он наклонился к ним так, что каскады его светлых волос заняли собой половину стола и, как следствие, множество грязных тарелок, но он этого словно и не замечал. Шептал что-то, стреляя взглядом то в один угол, то в другой, до тех пор, пока фигуры в капюшонах не покачали головами в знак отрицания. Карстен вздохнул. Столько времени, столько поисков, и всё впустую. Иногда ему казалось, что "опасного человека" не существует, что Сноу давным-давно свихнулся и может быть — только может быть — в этом частично виноват сам Карстен. Может, превращение свело его с ума? Может, это сделала близость водяной смерти? А, может, и то, и другое? Но Карстен не бросал друзей. Особенно тех, чьи пути приводили к приключениям, которые были во сто крат лучше тех, что обитали в кракеновских книгах. Да, бросать Сноу не стоило. Нужно было помочь ему. По-настоящему, чтобы больше не искал несуществующих людей. Ведьмак отчётливо почувствовал, что если в ближайшее время не попадёт в солёную воду и не расправит щупальца, то упадёт лицом в стол и больше никогда не поднимется. Он поднял туманящийся взгляд на Хелле, которая пробиралась сквозь толпу с кувшином молока в одной руке и бутылкой чего-то горячительного в другой, и попытался подняться с табурета. Его увело в сторону, он чуть не рухнул на распевшегося барда, вещавшего о несчастной любви каких-то давно живших идиотов, но тут его внезапно подхватил Сноу. Который, к слову. и сам еле на ногах держался. Хелле сделала крюк и тоже оказалась рядом, всё ещё сжимая в руках выпивку.— Мне, кажется, пора, — протянула она с виноватой улыбкой, и поставила свою ношу на ближайший стол. Рон удивлённо поднял брови, потом пожал плечами и вылил всё содержимое бутылки, а затем и кувшина в своё необъятное горло. Вся братия "Солёного конька" хохотала над тем, как герой пытался справиться с необычным вкусом и, в конце концов, выплюнул половину обратно в тару.— Нам тоже, — прошептал Сноу. Карстен говорить был вообще не в силах, в его горле царствовала пустыня, а перед глазами колыхались родные волны. Так долго они на суше ещё никогда не были. Тот ещё эксперимент.— Ещё увидимся, — полувопросительно произнесла Хелле.И Карстен кивнул, чувствуя, что голова готова пролететь и ниже, до самой встречи с полом.— Хорошо, — Хелле улыбнулась, подхватила юбку, чтобы бежать было удобнее, и исчезла за задней дверью.Колоридж в пятый раз затянул балладу о рыцаре."Солёный конёк" поддержал барда одобрительным рёвом.Измученные сухостью, оглушённые шумом и ослеплённые местным колоритом, Сноу и Карстен выпали из дверей. В воду они буквально скатились. Море приняло их с материнскими объятиями и обещанием самых лучших на свете снов.

* * *

Принцесса постоянно напевает, и это замечает весь двор, от поварихи до первого советника. Она мурлычет что-то себе под нос, когда прогуливается по саду, поёт ткани, на которой вышивает, и умудряется даже тихонько свистеть на обеде. Обеспокоенный король хмурит брови: у него уже нет жены, которая смогла бы помочь, которая объяснила бы тут же, что творится с их дочерью.— Разве это не очевидно? — отвечает главная гувернантка, когда король, сгорая от стыда, просит совета у неё. — Юная леди влюбилась.И тогда король всё понимает. И мрачнеет. Чем больше поёт принцесса — тем мрачнее становится король. Буйная Хелле всё чаще появляется в "Солёном коньке". Мистер Сноу теперь почти одинок в своих поисках и не видит того, что происходит у него под носом.А там, совсем близко, творится волшебство, которое, конечно, когда-нибудь притянет к себе Феникса.Ведь он так любит счастливые концы.

* * *

Домик ведьмы стоял на вершине холма, и снизу, от кромки моря, его нельзя было разглядеть. Он терялся в зелёном пейзаже так же легко, как терялась иголка в стоге сена. Дорога к домику вся поросла полынью, такой высокой, что, казалось, в ней можно встретить прекрасного принца, рубящего кусты мечом. Говорят, принцы весьма слабы в ботанике: отличить полынь от терновника удаётся одному из трёх. И это в лучшем случае.В былые времена к ведьме ходили многие: кто за советом, кто за горсткой волшебной пыли, а кто просто поболтать, да перемыть косточки соседям. Ведьма заваривала потрясающий чай, курила трубку и действительно могла решить все ваши проблемы. Но, конечно, не бесплатно.Колдовство — штука очень точная. Тут нельзя отдать горстку медяков и надеяться на попутный ветер. Деньги вообще в ход шли довольно редко, а если и обретала ведьма какую-то материальную выгоду со своих сделок, так только съестные припасы или нужные вещи. Иногда она запрашивала разбитое зеркальце, или помятый платок, или обожжённую ленту — на первый взгляд, сущее барахло — но владельцы их расставались с ними неохотно. Для каждого из них вещица значила очень многое, и вместе с потёртыми кольцами, старыми ножницами и салфетками с инициалами люди отдавали часть своей души, а то и какое-нибудь чувство целиком. Так, Хохотун Кристофер разучился смеяться, и его перестали называть Хохотуном. А Лиз с Говорящих Островов, говорят, рассталась со зрением. Но то были слухи. Разве нужны какой-то ведьме пара человеческих глаз, когда и свои пока не подводят?Правда, и слухов порою хватает для того, чтобы отвадить от тропки многих смельчаков. К ведьме перестали прибегать детишки, клянчившие попутные ветра для рыбацких лодок, перестали захаживать почтенные матроны за притираниями, которые были им совершенно не нужны. К ней всё ещё приходили принцы: большинство по ошибке, но многие уходили с чем-то, завёрнутым в плащ с гербами их королевств. Желаний не убавляется, если ты сидишь на троне. Или стоишь возле него. Чаще всего их даже становится больше. В прошлом году к домику спустились ангелы. По крайней мере, о том судачили в окрестных деревеньках. Мол, старая Милдред видела, как из столба света летят перья, и как посланцы божьи нисходят на грешную землю. А ведьма меж тем стоит себе спокойно у двери, да попыхивает своей трубкой. — Совсем ты спятила, Милдред, — бубнила прачка. — Ведьма она, разве ж придут к ней ангелы! Черти — куда ещё ни шло, но ангелы! Подумать только...Милдред стояла на своём, и на неё махнули рукой. Теперь уж разве узнать, как оно всё было. Кто бы к ней ни ходил — пусть и дальше ходят, лишь бы гнева её какого не вызвали. А то нашлёт ещё ведьма неурожай, или ветра страшные, или чуму какую...К ведьме действительно ходили странные существа, из разряда тех, что частенько ютился в "Солёном коньке" и сотне других забегаловок на побережье. Ифриты искали попутные корабли, оборотни — хорошеньких пней и замков с чудовищами, тролли — сокровища и мосты, а немногочисленные Дети Океана, те, что побойчей, да посмелее — любви.Они, бедные, холодные, думали, что земная любовь совсем другая, не та, что может поселиться в их сердцах. Да, многие из них были жестоки, но и люди бывают жестокими. И утопленников дети утаскивали потому, что думали: на дне-то им всяко лучше. Там целуют их бескровные губы, там украшают их волосы морскими лилиями, а тела — устрицами. Таких похорон не бывает и у герцогов. И ведьма дарила детям океана земную любовь — а потом отпускала на все четыре стороны.Однажды к домику ведьмы пришли два оборванца. Один — широкоплечий, бородатый и с безумной улыбкой на губах, второй — словно собственное привидение, белесое и хрупкое. Безумный улыбался так, словно всё ему в этой жизни нравилось, кроме, может быть, всего одной вещи. В этом ведьма и углядела его сумасшествие, потому что нормальные люди не могут столько улыбаться. Бледный еле держался на ногах и постоянно просил пить, и у него дрожали пальцы, а с волос капала вода. Не люди, конечно. И как она могла подумать иначе?Ведь от них почти не пахло полынью.— Я ищу одного человека, — тихо произнёс высокий и бледный. И ведьма замерла. К ней как-то приходил человек, похожий на того, кого ищут. Человек с привычками беглеца. Он вечно оглядывался, сам того не осознавая, и подёргивал плечами, словно старался сбросить с себя какой-то груз. Но груз этот вообще невозможно было сбросить.Он не говорил, что его будут искать, но об этом поведала лёгкая дрожь в его ногах.А ещё у него был шрам. И от шрама этого веяло тем же холодом, что и от пальцев одного из нынешних её гостей.Она не призналась в этой встрече. В конце концов, тот человек щедро ей заплатил. Но ведь на самом деле эти двое пришли к ней по другой причине.У того, безумного, в жилах напополам с кровью текло колдовство, но слабенькое, такое, которое открывается лишь вместе с гневом. Но владелец этого колдовства когда-то давным-давно запечатал в себе гнев и больше не черпал в нём силу. Что ж, тем лучше для неё. Ещё одна сделка. И она, конечно, уже знает, о чём попросить.Ведьма подняла руку, усеянную веснушками и родинками, и указала на то, что требовала в качестве платы.— Я возьму прядь твоих волос. Чуть-чуть за каждый день, проведённый вами на земле. Не в моих силах сделать тебя человеком, потому что ты никогда им не был, или был так давно, что даже твои сны об этом не помнят. Она подошла к комоду, отодвинула верхний ящик и вынула оттуда длинные серебряные ножницы.Для особенной платы — особенное оружие.Он заколебался лишь на мгновение, а потом состриг тоненькую прядь длиной с указательный палец. Этого было достаточно. Этого было даже слишком много.И они ушли, ведьмак и король. Король давно забытого края, но ведьма не интересовалась забвением. И вечностью, составленной из льдинок. От белых волос веяло холодом, таким, что ладонь её промёрзла до самой кости за считанные мгновения. И она поспешно спрятала плату в окованную единорожьими костями шкатулку и закрыла её на ключ.Стоило держать эти волосы, наполненные самой зимой, подальше от жары, от жадных взглядов посетителей и от другой шкатулки. Той, в которой ровным пламенем горело перо огненной птицы.

* * *

Когда Хелле увидела щупальца Карстена, она присвистнула. И вот как это случилось.Раз в год в бухте недалеко от дворца праздновался день перемирия. Не то чтобы маленькое прибрежное королевство вело какие-то войны, кроме войны с нищетой и голодом. Просто однажды король земной встретился с царём морским, которого принимали за дьявола, и обещал урезать рыбный промысел в обмен на отсутствие бурь по вторникам, четвергам и выходным. И всех это устроило. И люди, конечно, тут же придумали отмечать такое важное событие. Дети океана собирались у широкой лестницы, уходившей прямо в море, а обитатели дворца располагались на ступенях. Угощение, танцы, пение — всё устраивалось по высшей программе. Гостям из моря запрещалось петь песни-завлекалочки, от которых все теряли рассудок и бросались в солёные воды, а людям не позволялось смеяться над морскими гостями. И все неплохо проводили время.Над водой голоса детей океана звучали сухо и надтреснуто, и шум на празднике стоял совершенно невыносимый. Принцесса скучала. Она тихонько — пока отец не видит — опрокинула третий бокал вина, но это никак не помогло ей развеять скуку. Всё-таки эти дурацкие официальные приёмы ни в какое сравнение не шли с пятничными вечерами в "Солёном коньке". Ох, она бы всё отдала, лишь бы сейчас оказаться за одним из грязных столиков, и не страшно, если Сэл снова опрокинет на неё тарелку супа. Это будет всяко веселее. Да и тамошний шум уже стал для неё уютным, там можно орать во всё горло, выплясывать на столе и, конечно, разговаривать с Карстеном. Раньше принцесса воображала, что встреча с людьми из воды — это всегда волнительно. Как они живут, те, что вечно видят солнце, как неясное пятно? Что они любят? Хотят ли узнать побольше о жизни на земле?Но, видимо, на праздники не пускали интересных тритонов. Все они бубнили что-то невнятное о кризисе сольной карьеры, о неурожае моллюсков и что-то об устрицах. Эти устрицы были самой популярной темой на праздновании перемирия. Эка невидаль, устрицы, подумаешь! Да ещё и на хвост их нацепать, ну что за фарс?Краем уха Хелле услышала кое-что любопытное. Сухой голос произнёс "...поём для кракена", и принцесса поспешила отыскать источник звука. Им оказался сухонький тритон с сединой на висках и небольшим брюшком. Хвост у него был от морского конька, и это придавало ему странное сходство со знаком вопроса.Он увлечённо рассказывал что-то двум дамам, опустившимся на ступеньки у самой воды. Они хихикали и жеманно пожимали плечиками, похоже, не особо вникая в разговор.Ужас какой. Хелле даже не потрудилась скрыть, что закатывает глаза.Принцесса протиснулась поближе к рассказчику и сделала вид, что выбирает эклеры из двух зол на столе.— ...он должен топить корабли, но теперь появляется совсем редко. Торчит в своей пещере, читает книги — ваши, представьте! — и иногда корабли спасает. Спасает, вы только подумайте!Одна из девиц притворно охнула, а вторая досадливо поморщилась. Она слушала в пол-уха и не успела среагировать в нужный момент. Но тритон искренне негодовал и продолжил:— Предал все идеалы. А ещё, говорят, видели его на суше. Он немного колдует, то ветрами, то урожаем, а тут сделал себе ноги. Как ваши. И ходит ещё на них, ну какова наглость!Хелле замерла. По спине её пробежал холодок.Кракен-кракен... Кракен?Она увидела его среди гостей, в тени колонн. Она не узнала бы его, если бы не видела его широкоплечей фигуры почти каждый день, в кругу "звёзд". Он такой же: светловолосый, бородатый, аккуратный, и глаза у него добрые... но по спине бежит чёрная пористая кожа, переходящая в щупальца.И это страшно. Поначалу.А потом Хелле свистит, плюхается в воду вместе с бокалом вина в руках и знает, что её точно выловят.На следующий день в "Солёном коньке" непривычно тихо. Или им только так кажется?На лице Карстена — вся мировая скорбь, его кустистые брови мрачно хмурятся, но он пришёл, и этот факт безумно радует Хелле. Она брякается на соседний стул и прежде, чем кракен — подумать только, кракен! — успевает хоть что-то сказать, принцесса шепчет:— А я принцесса, Карстен Кракен. Так что квиты.И всё возвращается на круги свои. Правда, Хелле требует показать ей щупальца в более подходящей обстановке, желательно не в хмельном угаре. И Карстен показывает, разворачивая тёмные кольца за камнями недалеко от "Конька".Тогда Хелле впервые его целует.

* * *

У Хелле прелестная улыбка. У Хелле роскошные волосы. У Хелле милая привычка утыкаться носом в свой поношенный шарф и подпрыгивать на месте в нетерпении. Хелле танцует до упаду, Хелле пьёт, как заправский викинг, Хелле читает книги и считает звёзды. Хелле не боится кракенов.А ещё Хелле пела. И это было лучше всякой русалочьей песни. Карстен обо всём на свете забывал, когда она пела. Он клал голову на скрещенные на столе руки, закрывал глаза, и голос Хелле уносил его далеко-далеко отсюда. В южные моря, где он родился, в бухту неподалёку, где он впервые встал на ноги, на самую высокую гору, в самую живописную долину, в башню с развевающимися флагами и в его подводную библиотеку... Вокруг кракена шумел "Солёный конёк", спорили головорезы, дрались игроки в карты, но ему было всё равно. Для него существовала только Хелле, и её ведущий за моря голос.Сноу уходил теперь всё дальше от берега, пропадал, чёрте знает где, и просил Карстена не ходить за ним. Когда Хелле была рядом, послушаться его было самым лёгким делом на свете. Но в другие моменты, когда буйная Хелле носила маску принцессы и оставалась во дворце, Карстен следовал за Сноу.Они исходили множество дорог: широких и узких, мощёных и не то чтобы очень, просёлочных, заросших и пустынных. Никто не слышал об опасном человеке со шрамом, нигде не видели рыжего иностранца, и пожары происходили только по вине соседских детей или нерадивых хозяек. Карстен иной раз задумывался о том, как отвлечь Сноу от его мании, от его видений, но потом мысли его возвращались к Хелле. Его скудных колдовских способностей не хватало на заклятья поиска, а земная ведьма с холма сказала, что за такое заклинание она не возьмётся. Говорила что-то о неспокойных земных духах и о проклятии, что может на ней повиснуть. Отказывалась. Карстен понимал её: в воде нити поиска движутся иначе, и некому их сдерживать, а тут, на суше, сплести паутину по воздуху, под землёй и так, чтобы огибала все эти каменные городские мешки, под силу, разве что, целому сонму колдунов. Но ведьма с холма была последней на многие мили вокруг. Как и Карстен в этой части океана: всех волшебников давным-давно погубило их собственное любопытство или чужое невежество. Или любовь, но эта сила губит совсем по-другому, и многие совсем не прочь ей поддаться.Как и дети океана, кракен не верил, что его холодное сердце способно пылать. И ошибался, конечно.А мистер Сноу продолжал поиски, прислушивался к шепчущим Голосам, остаткам Законов в его рассудке, и не замечал, как стягиваются линии, как поиск находит сам себя, и как сказочные законы всё ещё пытаются работать в абсолютно сломанном мире.Будь он внимательнее, всё случилось бы иначе.Но в один из вечеров, тот самый, когда истекал срок второй оплаты для земной ведьмы, правитель наземного королевства подошёл к своей дочери и положил руку ей на плечо. Он начал говорить, и вскоре маска принцессы дала трещину и разбилась об пол.Хелле бушевала.Хелле била посуду.Хелле была обещана в жёны принцу из соседнего королевства.Но её песня уже принадлежала другому. И как отец этого не понимал?И Хелле надела своё тёмное платье и сбежала под покровом ночи. Через полынное поле, прямо к двери колдовского домика на холме.