Падающий

Тьма почти беззвучно прошептала:

— Встань.

Парень встал, всё ещё ощущая прижавшееся к коже дуло какого-то оружия.

Чёрный мрак, не колыхнувшись, прошелестел:

— Иди.

Он очень чутко реагировал на движение металлической трубки — послушно шёл туда, куда направляло едва уловимое давление на его затылке. Проводить его к чемоданам было нетрудно. Я видел, как он с трудом сдерживается, чтобы не оглянуться, и знал, что он всё так же не ощущает моего присутствия. Я для него всего лишь сгустившаяся темнота. На месте я шагнул на одну линию с ним и включил фонарик.

— Помоги с грузом.

— Ты! Ты!.. — от крика у него сорвался голос. Задохнувшись, он некоторое время надсадно кашлял. — Ты не он, но такая же сволочь!

— Не, я добрый, — мягко сказал я, усмешливо приподняв уголок губ. — Был бы сволочью, заставил бы тебя нести чемоданы, так и не показавшись. Так что нагибаемся, берёмся за ручки — и вперёд. Заниматься общественной работой в одиночку что-то мне не очень хочется.

— А что это? — Даже в ненаправленном свете фонарика было видно, что он не хочет заниматься чисто мужской работой — тасканием тяжести. — Небось, труп расчленённый?

— Я думал — ты умнее. Но теперь, когда ты на основании моих слов считаешь общественной работой ношение расчленённого трупа, начинаю думать несколько иначе. Поднимай чемоданы.

Мирон пробурчал что-то несогласное, но подчинился.

— Лёгкие, — удивился он и тут же вызывающе добавил: — Для трупа.

"Строптивый", — усмехнулся я, поднимая рюкзак. Теперь я шёл спокойнее. Мирон сидит здесь давно. А если здесь все такие, то... на Нижнем уровне мне некого бояться ... Опять включилось воображение. Да. Нижний уровень, о котором с таким наслаждением говорят в Новостной ленте, смакуя подробности различных кошмарных преступлений, пока не казался мне достойным тех "дифирамбов", которых ему поют... И тут словно кто-то осторожный негромко предупредил: "Не всё сразу. Ты ведь, в сущности, ничего ещё не видел". С этим осторожным я согласился сразу.

Вскоре мы спустились по известным мне трём ступенькам. Шедший впереди Мирон ногой открыл дверь в кабинет и крикнул:

— Арнольд! Этот... Шерхан который. Он тебе труп принёс.

— Ещё один? — безучастно осведомились из комнатки, которая в нашу первую встречу была закрыта.

— Псина сдохла? — холодно спросил я, с изумлением чувствуя, как мгновенно сжались мышцы живота на собственный вопрос. Что это? Реакция на неподтверждённое известие, что пса на свете нет? Но я его ещё ни разу не видел в нормальном состоянии, чтобы проникнуться к нему хотя собственническими чувствами.

— Почему сдохла? — высунулся наконец из комнатки лысый доктор. — Вон, у кушетки лежит. И на незаданный вопрос о состоянии пациента говорю сразу: жить будет. А это что?

— Вы просили лекарства, — рассеянно сказал я, положив рюкзак на его стол и направляясь к Гарму. — Привет, псина.

Чёрный пёс лежал на коврике. Правда, сегодня он был не вполне чёрный, а стараниями доктора — чёрный в белые пятна: пулевые ранения доктор не забинтовал, а наложил на них местные фиксирующие повязки. Я присел перед Гармом, всмотрелся в тёмные глаза. Голова на лапах — пёс пока не может поднять её. Но глаза скосились на меня. Судя по всему, пёс из упёртых. Встанет быстро. И такая псина неплохо бы смотрелась в тёмных переходах супернижнего уровня города. Рядом с тигром... Большой. И как это я его вчера тащил? Плечо, правда, ноет немного.

Тишина в комнате насторожила. Пришлось встать и узреть окаменевшего над пластиковыми чемоданами доктора Арнольда. Глядя на него, с интересом уставился на первый раскрытый чемодан и Мирон.

В общем, минуты через две я оставил их наслаждаться созерцанием принесённого, а сам исчез. Времени маловато. Меня очень интересовало Подполье — так я обозвал супернижний уровень города.

По переулку я быстро добрался до известного, кажется, лишь мне выхода в Подполье — до подвального окна. Теперь я уже не сомневался: ноги вперёд, пальцы вцепились в мелкую выемку между кирпичами, скользящее движение тела вперёд, рывок — и я влетел в тёмное пространство. Сегодня я наслаждался полётом-падением во мраке, чувствуя себя хозяином положения и не сомневаясь в этом чувстве. Лишь раз невольно улыбнулся, представив, как в следующий раз буду прыгать не один, а с Гармом. Собака под мышкой... Ну-ну...

Меня привычно развернуло, и я приготовился, что сейчас ноги коснутся земли. И коснулись. Чуть спружинили — и сразу пошёл по знакомому пути в темноте, к выходу в первый узкий переулок. На работе, посидев немного за компьютером, я получил примерное представление, откуда явилось Подполье. Исторически город развивался слоями, постепенно поднимаясь всё выше. Дома опускались всё ниже, и вскоре над ними начали делать надстрои. Городским властям выгоднее было класть тот же новый асфальт на изношенный, чем тратить большие деньги на разрушение предыдущего слоя. Так что Подполье — по своей сути, Старый, первоначальный город, постепенно, почти незаметно погружавшийся в течение столетий в глубины под нынешним городом...

И меня этот старый город живо интересовал. Гарм, груда трупов, отстрелянных охотниками, уехавшими из Подполья на современном лифте. И моё знание этого города, о котором — о знании — не подозревал. Сегодняшнюю ночь я решил потратить на прогулку по городу, в котором по определению, по статусу просто не могло быть никакой жизни.

Дверь открывал медленно. В какой-то момент рука дрогнула — захотелось немедленно прикрыть её. С трудом удержался от движения. В переулке кто-то был. Я ещё не видел, но учуял. Как? — задался я вопросом, продолжая открывать дверь. Запах. В переулке пахло сухим кирпичом и деревом, а ещё какой-то затхлостью. Знаете, так бывает, когда открываешь ящик с вещами, приготовленными к стирке, но забытыми надолго. Или когда покидаешь квартиру на несколько дней; в ней, естественно, никто не живёт; возвращаешься, а в доме — застоявшийся воздух давно заброшенного за ненадобностью жилища. И вот в этом застоявшемся воздухе струйка воздуха, совершенно не вписывающаяся в застарелость Подполья. Как будто прошёл курильщик. Отчётливая такая струйка, которую можно учуять сразу.

А ещё в воздухе невидимо дрожал след недавно прошедшего существа. Это похоже на туман, в котором кто-то только что прошёл. Пустота, которая неспешно затягивается.

В общем, я понял, что в Подполье с такой чувствительностью не пропаду.

Я потрогал рукоять меча, припрятанный в чуть приподнятом капюшоне куртки. Покачал его и, чуть наклонив, заставил клинок поёрзать в ножнах. Вынимается легко. Это — на всякий случай. Не знаю, чего добивались типы, подарившие мне оружие, но оно мне нравилось. И я готов использовать его. Если что. Без сомнений.

На этот раз я пошёл по переулку, оставив на потом переход по длинному коридору соседнего дома к лифту.

В однородном сером сумраке Подполья невозможно спрятаться, как на нижнем уровне, в тени. Но вскоре обнаружилось, что чуть пройти дальше — и здесь неплохо можно поиграть в прятки. Один поворот того же переулка — и серый полумрак медленно перерос в самый настоящий туман. Я и сам не заметил, как задышал чаще, а губы самостоятельно расползлись в предвкушающей улыбке. Итак, сей туман мне, новому, знаком. Неизвестно, откуда, но он мне нравился. И нравится. И я — нырнул в него с головой. В жизнь, которая мне когда-то была известна. Или снова — дежа вю?..

Решение дойти до конца переулка появилось как бы вне моего сознания Я просто шёл. Время от времени прижимался к стенам домов. Изредка в этих стенах всплывали окна, двери. Иные даже приглашающее полуоткрытые.

Эта ночь словно превратилась в экскурсионную прогулку по местам детства. Хорошо, если это только метафора. Ребёнком жить в таком месте я бы не пожелал. Серый туман плыл неоднородно, и я то и дело на полном серьёзе ожидал увидеть на стенах надпись: "Здесь водятся чудовища".

Таким образом, приглядываясь и прислушиваясь, то и дело при внезапном звуке отступая в густые клубы тумана, я прошёл дома два.

Очередной раз остановившись, когда мне показалось, что впереди туман дрогнул, оттого что кто-то пробежал впереди меня метрах в пяти, я вновь благоразумно исчез в серой тьме. За спиной оказалась стена, и я постарался встать так, чтобы два окна — одно разбитое, другое в плотном слое пыли — оказались по обе стороны от меня...

Снова покой и тишина — и я снова двинулся по узкой улочке.

Судя по изменившимся ощущениям в пространстве, я вышел из переулка в довольно просторное место. Постоял, приглядываясь к медленно вздымающимся клубам тумана, и только было собрался идти дальше, придерживаясь правой стены, как навстречу мне заторопились, нарастая, шаги. Причём, прислушавшись, я определил, что бегут двое. Один — сильно впереди, то есть ближе ко мне. Второй — сильно запаздывал. Но, тем не менее, мчался так, что вскоре догонит первого. Сработало шаблонное мышление: я слышу погоню. Вжавшись в стену, я напряжённо вслушивался. Ещё деталь. Шаги первого почти невесомы. Убегающий намного легче догоняющего. Подросток?

Серые волны лениво разошлись. Если слух не подводит меня, беглец вот-вот выскочит сюда. Кажется, он явно направлялся к переулку. Как бы там ни было, меч уже очутился в моих руках. Выяснилось, что я поступил весьма благоразумно, оставив левую руку свободной. Туманные волны принялись отступать от моего угла — и из-под омутного кружения серых облаков вылетела девочка лет десяти. Босая. В слишком больших для неё одеяниях, которым сразу и названия не подберёшь. Перепуганная.

Я ещё не успел сообразить ситуацию, но моя тигриная лапа цапнула её и сунула за мою спину. Я почувствовал, как детские пальцы вцепились в мою куртку, как худенькое горячее тело, запалённо дыша, дрожа прижалось ко мне, и приготовился. Но то, что произошло далее, совершенно не соответствовало моим примерным представлениям о настоящем положении дел с погоней.

Из того же, чуть отошедшего назад тумана выскочил задыхающийся от бега молодой человек — даже нет, парнишка лет семнадцати с чёрными патлами, с лицом, перекошенным от ужаса. И — внезапно остановился, будто остановили кадр фильма, окаменел в странной позе: грудь вперёд, вот-вот свалится с носков, поскольку ноги в позе ныряющего, руки вразлёт назад. Что-то тёмное и длинное выскочило из его груди и повертелось, раскрываясь натрое. Гримаса ужаса на лице парнишки медленно оплывала в смертельное равнодушие. Из приоткрытого рта хлынула кровь. Тройная штуковина медленно, будто рассматривая, поднялась к его лицу и медленно же, с каким-то садистским сладострастием обняла тремя распорками его голову. Парнишка дёрнулся — и его, словно мягкую тряпичную куклу, вдёрнуло в туман.

Кто-то хрипло зарычал, окатывая меня холодной волной бешенства. Только поняв, что это моя рука поднимает меч, понял, что яростно рычу я сам. Я швырнул меч по чёрной метке — луже крови — банальным броском, словно бросал нож. Прокрутившись в воздухе пару раз, оружие молнией влетело в серый полумрак.

Я еле успел выхватить из-за себя девчонку, как нас обоих впечатало в стену шквалом оглушительного рёва из серого тумана. Я оглох. Нервы вздыбились так, будто мне вырывали все зубы одновременно, причём не спеша — в какой-то адской пытке. Ослабевшие ноги подогнулись. И где-то во всём этом кошмаре промелькнуло маленькое удивление: девчонка обернулась ко мне (она вела себя так, точно на неё жуткий рёв не оказал никакого воздействия) и вдруг попятилась, закричала что-то безмолвное в хаосе адского грохота... Она просто сбежала. Куда-то налево от переулка, снова в серый, слегка потревоженный сумрак.

Звуки — отключили. Так я воспринял тишину, которая не то что свалилась, но взлетела. Таким тяжёлым и давящим оказался крик невидимого чудовища.

Постепенно я вылезал из звуковой ямы. Очень хотелось помотать головой. Но я чего-то боялся. Подсознательно. Наверное, как бы задавленные рёвом мозги не превратились в заготовку для яичницы. Забавно, что ко мне в этот момент никто не удосужился подойти. Можно было брать тёпленьким, настолько дезориентирован.

Я протащил огрузневшую левую руку с даггером поближе к поясу и с облегчением сообразил, что всё-таки слышу шелест — край рукава едет по коже куртки. Оттолкнувшись от стены, я мысленно проверил тело. Кажется, всё в норме. Я повёл плечом и качнул головой сначала в одну сторону, затем в другую. Готово. Не раздумывая, мягко зашагал в туман. Нет, не псих. Чувствовал отсутствие живого. Определить, как это происходит, — не мог. Но ощущениям доверял.

На руку чуть не наступил. Парнишка тот лежал на растрескавшемся асфальте. Ну, что. Правильно. Он ведь тоже не живой. В сером полумраке его кровь походила на расплавленную смолу — чёрная, слегка блестящая. Дыра в груди впечатляла. Я ухватил его за плечо, перевернул. Позвоночник сломан. Грудь разворочена рёбрами наружу

Пожав плечами, я отправился на розыски меча. По дороге припомнил, что, едва начал выползать из звукового бреда, слышалось что-то позвякивающее. Чёрт, если неведомая тварь унесла меч с собой... Если... Я им точно всё здесь вдребезги разнесу.

На руку не наступил — на клинок умудрился. Нагибаясь за мечом, вдруг ощутил, что над головой нависло нечто тяжёлое и громадное. Отскочил с оружием в руках — еле успел бросить тряпку на рукоять, чтобы не дотрагиваться до вонючей коричневой жидкости, которой густо обляпано оружие. Отскочил, а чувственная тень — исчезла.

Пришлось постоять, выжидая: может, вернётся нечто. Минуты здесь плыли лениво и ощутимо, вместе с дымными облаками. Кстати, что за дрянь? И ничем не пахнет. Клубится — сильно... Слева то ли туман, то ли дым как-то странно и быстро завертелся. Я прислушался. Но скорее почувствовал, чем услышал: кто-то мягко обошёл меня. Причём с той стороны, откуда я пришёл.

Ладно, не хотят общаться, вернёмся к парнишке. Что-то такое я заметил в его мёртвых глазах, что зацепило и требовало поинтересоваться, как он там...

Вернулся я легко. Тигр по следам.

Опередили. Парнишки нет. Только кровь. По ней-то я сообразил, что его унесли не волоком, а подняв, например, за ту же изувеченную грудь. На прокорм пошёл?.. "Или сам ушёл", — с еле намеченной улыбкой сказали мне. Я дёрнулся. Что это? Кто здесь и как смог прошептать мне в самое ухо?..

— Кто... — прошептал я, не сумев определиться с вопросом.

Ответа, естественно, не получил. Но возникло странное желание — увешаться оружием, от холодного до огнестрельно-лучевого. И бронежилет бы. С напульсниками.

... Вонь от меча окончательно привела в себя. Я добрался до начального пункта своего пути — выхода из переулка. Здесь обтёр, насколько мог, меч от засыхающей на нём жидкости — ветошью с дороги, благо набрать её ладонью в перчатке не составляло труда. Одна, кстати, из причин, что ходил бесшумно: чистого асфальта почти нет — погребён под слоем многолетнего мелкого мусора.

Я хотел идти направо. Помешали. Но я хочу идти туда. Время ещё есть. Прогуляюсь. Есть маленькая надежда, что наткнусь на ту девочку, которая убегала то ли от парнишки, то ли от того неведомого чудовища, которое так вдохновенно ревело. Почему она сначала восприняла меня как спасителя, а потом испугалась?