Собственно в постоянном ожидании днём и ночью, в любое время года и состоит жизнь почтовой станции. Ведь расслабленная нега, которая ничего не предвещает буквально в минуты может превратиться в жуткий скандал и беготню, когда какое-нибудь "высокоблагородие" вдруг занесло в нашу глушь и его ретивые холуи для демонстрации своего старания и рвения готовы избить и покалечить всех окружающих, что бы хозяину угодить и своё рвение показать. И остаётся только молиться, чтобы для высокого гостя оказались лошади на подмену, и его удалось без особенного ущерба скорее дальше по тракту отправить. И напоследок сплюнуть вслед и перекреститься облегчённо, ведь Бог миловал, неужели не ясно...
Баронесса появилась у нас почти без шума. Большая крытая карета, запряжённая четвериком, чтобы не перегружать лошадей, которые тянут такой большой вес к нам не имела отношения. Да и трудно представить, чтобы кто-то сменил этих огромных холёных чистокровных фризов, как один с любовью подобранных по масти на наших несчастных сменных лошадок. Они ростом наверно вдвое больше обычной лошади, а копыто шире столовой миски, мужики шептались, что эту породу немцы выводили когда-то, чтобы возить всего закованного в железо рыцаря вместе со всем его вооружением. Как оказалось, баронесса путешествует по своей подорожной без использования почтовой службы, а вот сопровождающий её подпоручик едет с курьерским поручением и ему сменных коней должна предоставить почтовая служба. Но так, как лошадям баронессы требовался отдых, то и подпоручик не особенно спешил и они выбрали нашу станцию для отдыха, чтоб дать передышку своим лошадям. С баронессой, которая ехала к какому-то генералу, который был её родственником, кроме кучера ехали ещё две девки в услужении. А уж вещей перетащили в её комнату такую кучу, что я вообще засомневалась, как раньше всё это помещалось в карете.
Конечно, я, как и большинство детей, не могла пропустить такое интересное событие. И примчалась с огорода, где занималась прополкой молодых огуречных посадок в парнике, где саженцы огурцов успели выстрелить не только по два толстых похожих на зелёные языки первых овальных листочка, но и по три основных уже обычной для огурцов формы. Быстро сполоснула ноги у бочки с дождевой водой стараясь не сильно забрызгать подол сарафанчика, я прошмыгнула в дом. И здесь увидела её. Высокая, ну, с моей детской точки зрения, стройная, словно тростиночка в закрытом дорожном платье с большим турнюром и изящной шляпкой сложной формы. Форму шляпки я даже описывать не возьмусь, у неё не было привычных полей широких или узких, скорее она напоминала какой-то ворох из лент и цветов с заглаженной гофрированной оборкой по бокам в тон тёмно-лилового платья, прикрывающая темя и затылок и непонятно как удерживающаяся на голове. Но дело не в шляпке, а в платье баронессы. Густого тёмно-фиолетового цвета, почти чёрное, ближе к синему, чем к пурпуру, оно плотно обтягивало фигуру, затянутую в корсет, создающий классическую S-линию, подчёркнутую пышным турнюром. Платье украшено вышивкой, вернее, аппликацией тонким чёрным с серебряным блеском шнуром, которым по рукавам, бокам лифа и подолу выложены красивые узоры, которые на бархате смотрятся безумно дорого и красиво, пропадая при движении и проявляясь снова. У горла и края манжет рукавов выпушкой виднелся кружевной край отделки снежно-белой нижней рубахи. А по краю проймы, стоечка воротника, манжеты и линия лифа отделаны нашитыми узкими полосками роскошного чёрного брабантского шёлкового кружева ручной работы. Хотя, здесь всё кружево ручной работы, и стоит таких денег, что проще удавиться и не думать о нём.
Больше всего меня удивило то, что на ней вообще не было никакого макияжа. Это когда у нас даже школьницы не накрасив хотя бы глаза и губы, считали себя чуть ли не голыми, и на улицу не выходили. А ведь её не слишком красивое вытянутое лицо она буквально парой штрихов могла сделать в несколько раз милее и привлекательнее, даже не показывая, что она использовала какие-то косметические ухищрения. Я, конечно, слышала, что здесь считается, что использовать косметику — это удел фиглярок и падших женщин, но не до такой же степени! Господи! Чуточку румян и два разных тона пудры и её личико станет миленьким, а не стремиться формой к морде грустного кулана. Ещё бросилась в глаза чрезмерная бледность женщины, на вид лет двадцати пяти, может немного больше, такую бледность наша участковая называла "два сантиметра до туберкулёза" и слыша частые местные разговоры о чахотке, которая и есть тот самый туберкулёз, я всерьёз подумала, что баронесса вполне может уже её иметь или приблизиться к ней на те самые два сантиметра. Такая бледная тонкая кожа, сквозь которую, кажется должна быть видна не только анатомия, но и всё съеденное вчера — это явно не очень здоровый показатель. Другими словами внешне сама девушка мне не очень понравилась, а вот за то, чтобы когда-нибудь носить такое платье я бы душу заложила. Хочу. Нет! Я ХОЧУ!!! Не была я никогда тряпичницей, но тут вопрос даже не в платье, это качественно нечто совершенно другое, чего в прошлой жизни я никогда не касалась. Ну, а что могло быть подобным в двадцать первом веке? Не очередная же распиаренная фигнюшка от какого-нибудь Юдашкина или Версаче, где моды и вкуса осталось половина процента, если прикинуть выпуклым глазом, а остальное — грамотная реклама и продвижение на рынке, чтобы из лохов денег вытрясти...
Моё состояние и реакция напомнили мне, как я в первом классе влюбилась в свою первую учительницу, которая казалась мне тогда какой-то волшебной феей, которая спустилась к нам с облаков. И, глядя в её распахнутые светло-голубые глаза, которые заглядывали каждому в самые глубины души, мы по её слову наверно пошли бы куда угодно, как крысы из сказки про волшебную дудочку. В ней, на мой взгляд, было совершенно и идеально абсолютно всё, а сама она в каждом движении была наполнена такой грацией, что её божественное происхождение для нас тогда не требовало подтверждения. Онемевшие от восхищения нашей любимой учительницей мы сидели на её уроках тихо как мышки, и ей даже не требовалось ругать кого-то за нерадивость, даже тень разочарования, мелькнувшая на лице нашей обожаемой классной Богини, наказывала больше, чем любой разнос или самая плохая оценка, ведь как это можно — разочаровать ЕЁ? И всю начальную школу мы ходили осенённые любовью к ней, и мало было среди нас тех, кто согласился бы её расстроить. Прозрение и шок ждали нас первого сентября после окончания начальной школы, когда наша Богиня улыбалась новому набору своих первоклашек, а на нас смотрела как на пустое место, не узнавая и не реагируя на её бывших обожаемых и любимых учеников. Уже через несколько лет я поняла, что эта усталая издёрганная одинокая женщина к богам не имеет никакого отношения. И её малышня, которая кучей льнёт к ней словно цыплята к наседке, и которым она отдаёт энергию своей души и есть её жизнь, а на остальное у неё наверно просто сил не остаётся или она просто не знает, что можно делать с более старшими детьми. Наверно стоило ей быть благодарными уже за те годы начальной школы, в которые она подарила нам чудо своего обаяния и не требовать от человека бОльшего, чем она может дать. Вот только то, как резко она от нас тогда отвернулась и переключилась на новых первоклашек, я восприняла как предательство и внутри так и не смогла его простить...
Я не про то, что баронесса напомнила мне или похожа на мою учительницу, я про то, что на её наряд я отреагировала как когда-то на свою первую учительницу, в смысле, как на нечто божественное. Если быть точной, то дело не в ткани, которую я даже не попробовала на ощупь или фасоне. Дело в образе целиком. Я поняла, когда увидела баронессу, ведь и до этого видела много местных и достаточно богатых женщин, пусть не таких нарядных, хотя среди проезжающих были прилично одетые пассажирки, но что-то внутри щёлкнуло именно после этой встречи. Я осознала, что если сумею пробиться здесь на определённый уровень, то я буду носить эти наряды, которые для меня ассоциировались с чем-то сказочным и нереальным, как наверно и для подавляющего большинства девочек и женщин моего времени. Не зря наверно уже столько лет из года в год почти не меняется свадебная мода, где длинные роскошные пышные платья удерживают главные позиции верно и неколебимо. Что это, как не признание внутреннего восхищения перед модой этого времени? Ведь в день своей свадьбы каждая девушка хочет быть самой-самой красивой и наряд ей в этом обязан помочь. А тут я попала в то время, когда такие платья носят каждый день, а не единственный раз в жизни. И теперь, какие бы препятствия у меня на пути не стояли, но я вырасту и стану девушкой и женщиной, не смотря и вопреки, чего бы мне это не стоило!
Я быстро побежала в нашу с Надюшей комнату и надела своё самое красивое платье. Я ведь была с огорода, где работала в своём старом потрепанном сарафане, а сейчас мне хотелось выглядеть красиво. Пока кучер и служанки таскали в комнату вещи баронессы, а она сама стояла, скучая, слушала, как разливается перед ней совсем молоденький подпоручик с рыжеватыми редкими усиками. Мне никто не мешал проскользнуть в комнату. В этом не было ничего особенного, ведь постояльцу могло что-нибудь понадобиться, и тут очень кстати было использовать на посылках детей, что часто и делали, так, что моё вторжение никого не удивит и это даже не вторжение, а готовность услужить и оказать максимум услуг уважаемому постояльцу. Наконец, временная хозяйка комнаты вошла, и чуть повозившись с креплением, сняла с головы шляпку, и с явным удовольствием покачала головой. Видимо шляпка была не такой лёгкой, если избавившись от нее, хочется размять шею. Впрочем, это знакомо, ведь красота требует жертв, на которые женщины охотно идут во все века. И если в моём прошлом времени не было изнуряющих корсетов, то были модельные туфли после ходьбы, в которых хочется размять стопы и на полчасика закинуть их куда-нибудь повыше и полежать, давая отдых натруженным ногам, а ещё лучше сделать ванночку для усталых ног. И если бы только туфли...
Женщина увидела меня, улыбнувшись, присела и протянула мне руку для рукопожатия:
― Привет! Малышка! Ты здешняя? Давай знакомиться. Меня зовут Ольга. А тебя как? — Но я ведь не говорила и видимо от расстройства и обиды по щеке скользнула слеза, которую Ольга заметила и видимо как-то её истолковала себе.
― Ну, не нужно расстраиваться! И такой красивой девочке слёзы вообще ни к чему! Такой очаровательной малышке гораздо больше подойдёт весёлый смех. Согласна? — Я кивнула и постаралась улыбнуться. — Ну, вот и отлично! А как тебя зовут, потом расскажешь, если захочешь...
Она послала одну из своих девушек за водой, а второй напомнила, что к обеду нужно поменять платье и стала отдавать распоряжения. Про меня уже забыли, а вокруг неё завертелась круговерть. По здешним правилам благородная девушка не может выйти к столу в дорожной одежде. Принесли большой медный таз и пару кувшинов с водой, чтобы она могла ополоснуться с дороги. Я же подумала, что это же какую силу воли нужно иметь, если успела проголодаться, но перед тем, как идти есть нужно переодеться и привести себя в порядок, а это в любом случае занятие не на пару минут и всё это время нужно терпеть голод. Так всё сложно у них...
Тем временем баронесса с помощью служанок избавлялась от одежды, и я с удивлением открывала для себя сокровенные тайны незнакомых мне туалетов. В моём понимании под платьем предполагается нижняя рубаха, но никак не три или даже четыре. Вообще, у меня возникла устойчивая ассоциация с капустой, потому, что под верхним платьем, которое без сторонней помощи снять в принципе нет возможности, оказалась рубашка из тонкой ткани с длинными рукавами отделанная красивыми кружевами, которые и выглядывали у ворота и из-под манжет. Кроме неё была вторая, короткая с короткими рукавчиками длиной едва до колен. И если верхняя рубаха надевалась через голову и была сплошная, то вторая для чего-то была с запАхом и без пуговиц. Наверно в этом есть смысл, только от меня он ускользнул. И если я думала, что под второй распашной рубахой уже будет корсет, то я опять ошиблась. Под этой рубахой оказалась ещё одна довольно широкая длиной ниже колен без рукавов на узких бретелях. А уже под ней две нижние длинные юбки, под верхней из которых располагался валик турнюра, подвязанный на талии широкой лентой. Потом ещё одна совсем короткая, я бы назвала её маечкой, поверх корсета. Наконец, я увидела воспеваемую одними и проклинаемую другими конструкцию от подмышек почти до середины бедра, которая не только упаковывала и затягивала по своему шаблону тело, но и выгибала его, как ему было нужно. Я всё-таки выросла уже в совсем другой культуре и ждала привычного корсета. Хоть сама я никогда не носила, но видеть хотя бы по телевизору приходилось. Там корсеты были начинающиеся под грудью или с чашечками и не доходящие до тазобедренных суставов с чуть опускающимся вниз мысом спереди. Такой конструкции без намёка на грудь и заметно длиннее иных наших мини-юбок я точно не ожидала увидеть*. У меня в голове крутился один вопрос: "А как же в таком в туалет то ходить?". Да и сидеть наверно не получится, но потом пришло понимание, что вполне возможно, что я не всё понимаю, ведь не стоя же Ольга в карете ехала, да и с туалетом наверно что-то давно придумали. Не глупее меня, небось. Вот только одной женщине при таких туалетах даже за собой ухаживать не получится. Тем временем корсет уже расшнуровали и бережно уложили на кровать, а баронесса оказалась ещё в каком-то белье. Оказалось, что под корсетом ещё два слоя рубах и панталоны, которые состоят из двух частей. Я когда увидела, глазам своим не поверила. Потом пригляделась и правда, одна часть на одной ноге, другая на другой и между ними ветер гуляет, если захочет, соединяет эти части перемычка вверху сзади и завязка пояса спереди. Это я так нервно шутить пытаюсь. Потом поняла, что не будь этой прорези вопрос с туалетом бы действительно встал ребром, ведь при всём надетом белье и корсете шансов снять панталоны — нет, вот, эту конструкцию снимать и требуется. Под короткой рубашкой, которая, по моему мнению, была надета уже на голое тело, на груди оказалась конструкция из кусочков ткани и вязочек, в которых я с огромным трудом узнала прапрадедушку знакомого мне бюстгальтера. Хотя, при скромном намёке на грудь в виде пары несчастных прыщиков с сосками на вершинах, которыми природа скупо "одарила" баронессу, смысла в этом предмете туалета я не увидела. Не мне судить, я тут можно сказать мастер-класс по ношению женского белья за даром получаю. Сижу, молчу, и выражение на мордочку самое восхищённое, а то ведь погонят взашей. В жизни себе не прощу, так здесь интересно!
И если вы думали, что после описанного девушка осталась голой, то вы ничего не понимаете в таинствах здешней женской одёжки. Хоть сверху до пояса уже наступила полная нагота, теперь настало время выпустить ножки из ужасных пыточных конструкций, которые по какому-то недоразумению называют женскими сапогами. И хоть в их оформлении использованы намёки на украшение, и даже небольшой изящный довольно устойчивый каблучок сантиметра два высотой, но шнуровка от пальцев почти до колена меня пугает, да и глянцевые ровные голенища однозначно говорят о своей жёсткости и несгибаемости. Девушки синхронно присели и ловко распустили шнуровку на обеих ногах, следом чулки и подвязки. Ольга смогла немного окатить себя водой и чуть смыть пот и дорожную пыль. Служанки помогали, обтирая её тряпочками и губками. По тому, что я увидела, у меня возникло подозрение, что главное занятие здесь каждой благородной женщины — это стоять и ждать пока тебя оденут, разденут или ещё что-нибудь. Самой всё равно ничего не сделать, стой, как вешалка и жди. Если настроение плохое, то можно поругаться или поплакать, но, тоже стоя, не отвлекаясь от процесса. Как при таком пушкинская Татьяна ещё и письма писать умудрялась? Вот где загадка... Ёрничаю, а что ещё остаётся, я в шоке пребываю...
