Доля попаданская

— Тихо, дети, тихо... Молчите. А то сейчас выйдет страшный, лысый и злой. Как там его? Вот! Ком — пан — дУ — рус. Хи-хи... В общем, злой, как змей, сынок хозяина и нам с вами достанется на орехи... Чшшш, дети, тихо, как мышки, ползём домой, — и такая счастливая улыбка была на её лице, что показалось, в холле ярче засияли светильники. Поцеловав обоих в носы, рабыня с трудом встала на четвереньки и медленно, но целеустремлённо, держась поближе к стенке, поползла вглубь коридора. Самое смешное, хойроссы ползли рядом, смешно растопырив крылья и маленькими антенками подняв вверх хвосты.

— Она не в себе... Вседержательница Тиллара, она точно не в себе... Всё! Я забираю её домой. Вопрос решён и обжалованию не подлежит, — тон тана Огорро не оставлял сомнений в его решении.

— Даже так? Ты мало горя принёс матери? Решил порадовать её своей новой игрушкой? Или решил ещё завести парочку бастардов? Веди себя прилично, отец, пусть поспит. Завтра утром и заберёшь.

— Не тебе меня судить!

— Ничего себе! Вседержательница Тилара, да тут, я подозреваю, чувства! Что — то ты стал неразборчив в привязанностях, отец.

Ночью раскалилось и немилосердно жгло руку маленькое колечко на мизинце у мастера Урхаата. Это могло означать только одно — с Муарри снова случилась беда.

А рано утром к ногам, прибывшего забрать Муарри зеленгирца сам компандарус, в халате и домашних тапочках, пьяно качаясь и спотыкаясь на каждом шагу, сбросил прямо в снег обнажённое тело рабыни, косо и криво остриженной налысо, с перебитым носом, огромной гематомой на пол лица и распухшими чёрно-синими фалангами пальцев на руках.

— Ты хотел МОЮ иномирянку в жёны, старик? Получи..., — мужчина нехорошо улыбнулся и, коротко хмыкнув, добавил, — правда, она слегка попользована, но тебе сойдёт и такая.

Старый алхимик, не обращая внимания на Илая Огорро, сделал несколько пассов руками, после чего тело рабыни окутала белёсая непрозрачная дымка, медленно поднял взгляд и прошипел сквозь зубы:

— Договор?

— Договор!

— Добровольно?

— Добровольно и без принуждения...

— Есть разрешение тана Огорро?

— В том нет нужды. Я — единственный наследник.

— Пятьсот монет.

— Договор.

— Да услышит нас всеблагая Тилара.

В этот самый момент с тонким металлическим звоном лопнул браслет на руке Муарри и одновременно с этим мастер Урхаат бросил под ноги компандаруса глухо звякнувший мешок с монетами.

— Подожди, старик, я забыл, она же с детьми, — тан Илай резко дёрнулся в сторону ступеней и притащил за хвосты тушки двух мёртвых хойроссов. — Вот. Забери. Она их очень любила, старик. Хи-хи. Порадуй её.

— Придёт время, щенок, и ты будешь ползать перед ней на коленях, вымаливая прощенье. Придёт время. Непременно. Даже если я не доживу до этого момента.

Но Илай Огорро уже не слышал его, как не слышал криков, пытавшихся открыть двери своих комнат отца и Сантайроса. Пусть кричат. Ничего с ними не случится. Амулет одноразовый и его не хватит даже до обеда.

Не слышал он уже и горестного заунывного воя хойров на ферме.

Двери вынесло силовым ударом — амулет просто рассыпался, не став препятствием для разгневанного отца.

— Где он? Где мой сын? Сантайрос, где он, демоны тебя забери? Найди мне его! — тан цендераль мгновенно растерял всю свою невозмутимость.

Сердце предчувствовало беду, но разум отказывался верить.

Компандарус нашёлся на ступенях у входа. Притулившись к каменным перилам, он сидел, опустив голову на колени и, с первого взгляда, казалось, спал.

— Илай? Сынок, что с тобой? Посмотри на меня! — голос отца дрожал. Видимо, сына он своего любил безмерно, хоть и не всегда был согласен с его образом жизни. — Ты в порядке?

Наклонился к мужчине. И отшатнулся.

Трезвый взгляд, усталый и погасший, опущенные плечи и плотно сжатые губы — тан компандарус пришёл в себя. Картину портил след от ногтей во всю правую щёку.

— Что случилось, Илай? Ты с ума сошёл, что ты делаешь неодетый на морозе?

— Продавал твою рабыню...

— Как? — от волнения у тана Огорро перехватило горло, и голос стал сиплым и едва слышным.

— За деньги. Вот. Получи, — и кивнул на мешок с монетами, небрежно брошенный на ступенях.

— В дом. Немедленно, — тан цендераль побледнел, сжал руки в кулаки и, развернувшись, ринулся по ступеням вверх.

— Как скажешь, отец, — тяжело поднявшись, Илай, едва переставляя ноги, побрёл за таном цендералем.

Оставленный на произвол судьбы мешок с деньгами подобрал бастард.

Затем задумчиво побродил по смятому снегу и, затаённо улыбнувшись, поднял с дорожки разломленный на две одинаковые половинки простенький металлический браслет. Быстро прижал к губам, оглянулся по сторонам и спрятал в карман.

— Что будем делать? — кивнув на уснувшего в кресле сына, спросил тан цендераль.

— Ждать, пока проснётся.

— Нет! Накрой его пледом и проводи меня в комнату Муарри, посмотрим, может, она всё — таки в поместье?

По крошечной комнате как будто прошёлся смерч.

Перевёрнутые кресло и столик, разбросанные по всей комнате женские вещи и рыжие волосы навевали весьма грустные мысли.

Особо досталось Муарриным шалям — их обрывки валялись на кровати, полу, и даже на подоконнике.

Не добавлял настроения и приторный запах духов из разбитых, скорее всего о стену, пузырьков. Так оно и было: над кроватью вся стена была украшена жёлтыми масляными потёками.

Да и вывод напрашивался однозначный — Илай Огорро был в страшном гневе. Вернее, в ярости.

— Подождите, тан цендераль, в последнее время Муарри часто пропадала на чердаке. Вдруг она прячется там? — без всякой надежды пробормотал бастард. — Только я не знаю, как она туда забиралась, центральный вход ни разу не открывался в течение многих лет.

— Так из каморки истопника есть аварийный лаз. Мы с братьями часто убегали от бабушки и играли на чердаке в пиратов.

Почти вплотную к трубе дымохода был придвинут огромный старый диван с вылинявшей и местами потёртой обивкой. Этот диван тан цендераль помнил, как свои пять пальцев. Дед Соррей Огорро собирал на нём по вечерам своих беспокойных внуков и читал им приключенческие романы.

Сам диван казался мальчишкам временами то пиратской шхуной, то звёздным разведчиком, то крошечным плотом в бушующем море.

Он даже вспомнил вдруг о крошечной дырочке в обивке подлокотника, которую прорезал бумажным ножом, поверив рассказу старшего брата о спрятанных в диване сокровищах. Ох, и досталось ему тогда от деда!

А к поперечной балке совершенно невообразимым образом были привязаны отстиранные до кипельной белизны старые кисейные шторы, что создавало над диваном эффект лёгкого, воздушного балдахина. Масса подушек, обшитых старыми портьерами и украшенных грубым на вид кружевом ручной работы, создавала удивительный уют в этом богами забытом месте.

— Вседержательница Тилара! Да у Муарри тут было уютное гнёздышко! — улыбнулся тан Огорро. — Чем же она здесь занималась?

Вопрос не успел отзвучать, а взгляд, словно магнитом, притянули три праздничных упаковки, примостившиеся в уголке дивана и несколько маленьких на безногой тумбочке у стены. И вспомнилось, что скоро, буквально через пару дней, в империи начинаются самые главные праздники в году.

День пришествия Богини — Прародительницы, когда собираются семьями, поют хвалебные песнопения Тиларе, на домашних алтарях приносят ей дары, а затем дарят друг другу подарки с пожеланиями благополучия и процветания.

Накрываются богатые столы, чтобы, по поверьям, богиня, пришедшая в этот мир босоногой, никогда не знала недостатка ни в чём, раздаётся милостыня, прислуга получает новые платья, а первый гость, постучавший в дверь, независимо от происхождения, приглашается к общему столу и тоже получает подарок.

Празднования длятся три дня и плавно перетекают в день перелома зимы. Он же считается на Ильянте началом нового года. Балы, маскарады, народные гулянья длятся не один день, принося праздничное настроение в холодные зимние дни.

Красивые упаковки из эльфейской гофрированной бумаги были подписаны аккуратными печатными буквами.

— Тану цендералю Огорро (простите, я не запомнила ваше имя). Спасибо, что меня купили именно вы. Даже представить боюсь, что бы со мной было.

— Тану Илаю Огорро. Пусть вам будет всегда тепло. Может, тогда вы станете добрее.

— Тану Сандору. Женитесь на мне, пожалуйста. Вы не пожалеете. Иначе однажды хозяин меня убьёт.

А на маленьких коробочках тем же подчерком аккуратно выписаны имена: Антон, Татьяна, и Даниил. Вероятно, её семья из другого мира.

Дыхание перехватило и у мужчин просто не хватало слов. Глаза защипало, но показывать подобную слабость не положено. Не по мужски это.

Муарри каждому сделал подарок. В то время, как к великому стыду хозяев, о ней никто и не вспомнил.

Дрожащими руками Сандор раскрыл свою коробку, стараясь не изорвать в клочья обёртку, медленно достал из неё толстый тёплый свитер с высоким воротом из коричневой дахатской шерсти и крошечный флакончик бело-золотого цвета с надписью 'Адмирал'.

И вспомнилось сразу, как много дней назад рабыня везла домой после очередной встречи с алхимиком огромный мешок пряжи.

На вопрос: 'Зачем?'

Ответила: 'Надо...'

Неужели она связала их сама?

Свитер тана цендераля был благородного стального цвета, а флакон с ароматом — размером с кулак. Сколько он стоит в столице, если пробный вариант есть пока только у императора, невозможно было даже предположить.

В это время внизу раздался грохот и приглушённые проклятья, а это могло означать только одно: Илай очень не вовремя проснулся.

— Беги, Сантайрос, иначе он сейчас натворит дел, — просительный тон и беспокойство в голосе никак не вязалось с обычным представлением о тане Огорро.

Нашли компандаруса на полу. Укутавшись в плед, он судорожно вдыхал его запах, а в глазах снова разгоралась ярость.

— Вы преднамеренно подсунули мне эту гадость? Он же весь провонялся рабыней и её хойроссами. — сквозь зубы зашипел он, — ты знал, отец, что они спали с нею в одной постели? Вот-вот! Туземка! Но теперь всё будет хорошо — смесков я уничтожил.

— Как 'уничтожил'?

— Как ты и приказал. Да что ж так холодно? Эй, денщик, приготовь мне горячую ванну! Ах, простите, братец Сантайрос... Будьте так любезны, ванну мне! Немедленно, — прохрипев последние слова, компандарус начал заваливаться набок, но отец успел подхватить его у самого пола.

Халат развязался и соскользнул с плеч, открыв всеобщему обозрению исцарапанную широкими полосами кожу и рваную кляксу серого цвета на левой лопатке.

Сантайрос задохнулся от ужаса.

— Гномья плесень, тан цендераль. Острожно! Откуда?

— Вот теперь всё встало на свои места. Не мог мой сын по собственной воле натворить такой беды. Срочно — ванну очень горячей воды. Амулетов не жалей.

Гномья плесень, ввиду своего происхождения из глубоких, холодных пещер, совершенно не переносит жара. И если температуру человеческого тела кое-как, оставаясь живой и деятельной в течение семерика, то в горячей воде моментально прекращала всякую жизнедеятельность, сворачиваясь в компактный шарик, уничтожить который можно было только огнём.

Особенностью этой плесени была способность к симбиозу с любыми живыми организмами. Причём, выделяемые в процессе жизнедеятельности соки обладали мощным нейролептическим свойством, особо влияя на разумные расы. С особым успехом плесень использовалась спецслужбами — подавляла волю, развязывала языки и легко превращала людей в послушных кукол. В зависимости от количества подселённого симбионта. Особенно это касалось людей.

Но в свободном доступе её не было. Только у контрабандистов и за бешеные деньги.

Спустя некоторое время.

— Возьмите, — Сантайрос бросил компандарусу золотистый пакет. — Муарри сделала нам всем подарки к праздникам. Это ваш.

Тан Илай, довольно быстро избавившись от воздействия плесени, стал бледен до желтизны, с синюшными подглазьями и жуткими приступами головной боли, стоило хоть немного пошевелиться. Характера это ему, естественно, не поправило, но и гонору слегка поубавило.

— Что хорошего могла придумать эта малахольная? — скривившись, зашипел младший Огорро.

— А вы посмотрите...

— Посмотри, сын, думаю, ты будешь приятно удивлён, — тан цендераль на мгновенье отвлёкся от изучения каких-то документов, — и тут же добавил. — Я — в город. Пора побеседовать с хозяйкой твоих 'птичек'.

Белоснежный свитер, украшенный узором из кос и ромбов, был совершенством, которое ну никак не могла создать строптивая рабыня. Кто дахатские мастерицы и кто она?

Даже такой же, как у бастарда флакон с ароматом 'Адмирал' энтузиазма у Илая не вызвал.

— Фи! И что мне с этим делать?

— Для начала просто прикоснись к нему, — и, дождавшись, пока сын возьмёт в руки белоснежное чудо, спросил, — и как ощущения? Ты тоже, Сантайрос, присоединяйся.

Ошалевшие лица сыновей заставили тана цендераля скупо улыбнуться.

— Где ваше Око Тилары? Вы хоть раз посмотрели сквозь него на Муарри, глупцы? Я подарил вам бриллиант чистейшей воды, а вы вышвырнули её в грязь, как грязную побродяжку.

Расстегнув сюртук, снял с шеи голубую прозрачную линзу на тонкой золотой цепочке и, иронично улыбаясь, подал сыну.

— Смотрите. И запоминайте.

Тёплый, золотистый свет скупо мерцал над связанными рабыней одеждами. Он не был ярким, но не был и тусклым и, казалось, излучал тепло. Он слегка колыхался, увеличивая яркость свечения, стоило приблизить к нему руки, обволакивая и согревая. Он вызывал трепет в груди, заставляя прижать к себе подарок и не расставаться с ним никогда.

— Итак, господа, ваши предположения? Только думайте быстрее — я тороплюсь.

— Светозара... Не может быть! — потрясённо прошептал бастард.

— Не шути так, отец, откуда у иноземной девки может быть дар богини Тилары? Наши женщины и то крайне редко получают его.

— Вот и задумайтесь на досуге, а мне пора.

Едва за отцом закрылась дверь, тан Илай достал из бара у камина бутылку красного эльфейского вина.

— Присаживайся, родственничек, есть разговор, — и, не дожидаясь, пока Сантайрос принесёт бокалы, залпом выпил полбутылки.

В это время на маленьком кофейном столике бастард расставил тарелочки с закусками.

Нарезанное прозрачными ломтиками мясо со специями, Муарри называла его бьюженина.

Запечённые овощи. Она их подавала практически каждый день, как гарнир.

Фаршированые земляными орехами сигролы — маленькие нежные птички в масляном соусе — они просто таяли во рту, и их можно было есть не жуя. Муарри сердилась: они же ещё птичьи дети, разве можно их есть? Она просто не могла предположить, что мясо у взрослых птиц похоже на сапожную подмётку. По вкусу и качеству.

Прозрачные круги теста — блиньи, с разными начинками, запечённые в духовке под сливками.

Крошечные пирожные с ягодкой твести на макушке. Она очень печально улыбалась и порой плакала, когда их готовила.

И хлеб. Чёрный, серый и белый, который в стазис камере сохранял духмяный запах почти семерик. Муарри утверждала, что грешно заказывать его у пекаря в городе, когда можно испечь самому.