Месть попаданцев-2

Конечно, нельзя было исключить того. что Соломон Израилевич имел личные причины для критики (скажем так, мягко), но, по крайней мере, это была профессиональная критика. К сожалению, Соломон Израилевич уже лет семь, как помер, и некоторые вещи у него уже не спросишь. А, кстати, жив ли сам Фрейд? Может, и жив, может, даже и лечит

хотя ему явно за семьдесят. Но не все ведь в такие годы погружаются в детство или хуже того.

Утро после ночи размышлений о заговоре и прочем вышло так себе. Но Вениамин приступил к работе и выдержал все, что случилось с ним в этот рабочий день. Хотя следует сказать, что ничего жуткого не произошло-ну собралось за сегодня трое товарищей, желающих работать, но при этом невыразимо тупящих, и все, что можно, путающих. Но ведь они же не в филиал Академии Наук при заводе устраивались?! Двое -грузчиками в железнодорожный цех, а один в то самое производство, о котором вне завода не было принято говорить. Но для работы там у него была больно интересная биография, а именно: служба Петлюре, а потом Врангелю. Как оказалось, он попал в плен под Киевом к белым, а те ему и его товарищам по несчастью предложили выбор-либо служить им, либо оставить этот мир без своего присутствия. А, потом и в Красной Армии послужил.

Ладно, а откуда он знает, что на заводе капсюльные втулки делают? Знакомый ему сказал, который и до сих пор на заводе работает. В итоге соискателя не взяли, придравшись к тому, что у того на одной руке двух пальцев нет (неудачно поработал с гранатным запалом), а начальнику цеха тоже сказали, что настало время прочесть рабочим лекцию о бдительности и вредности трепания языком. А то лекцию могут прочесть в другом месте и менее приятными словами. И было еще вот что — его завтра приглашали на десять в райотдел НКВД для вручения награды за задержание преступника. Вениамин сказал об этом начальнику, тот вздохнул и попросил, что если Михновский будет отмечать награду, то уже после работы.

Вениамин пообещал и на следующий день посетил знакомое здание. Товарищ Петерсон был на заседании в области. поэтому грамоту вручал его заместитель. Его Вениамин встречал впервые. Все прошло келейно, в кабинете зама. Поблагодарили, вручили, сказали, что им гордятся. Вениамин благодарил в ответ. Еще он узнал, что тогда задел и второго грабителя, и по каплям крови того и нашли, они остались аж до порога домишка, где гоп-стопщики гнездились. В городе Среднереченске они уже успели ограбить пару человек, но добытое не реализовали, смогли лишь воспользоваться только деньгами из кошельков. Сейчас их оправили этапом в Киев, пусть хромают в этом направлении. На сем его визит закончился. Но в коридоре Вениамин встретил Степана и задал тому вопрос насчет книг-увы, пока не нашлись. Так что пока и дальше Михновский будет ходить в библиотеку, как для докладов в парторганизации, так и для собственного удовольствия от чтения книг.

Но героический сотрудник отдела кадров забыл спросить, а не выдадут ли ему патронов взамен потраченных четырех. Увы, бывает.

Вениамин занес грамоту домой и двинулся на завод. Там уже слегка зашивались, но облегченно выдохнули-Вениамин пришел, и, как обещал, и не отпраздновавший! Тогда пусть включается в работу! Михновский включился и обнаружил, что работы могло и не быть— десяток товарищей из Острожненского района малость попутали место с местом. Они по оргнабору должны были прибыть на фабрику имени Герцена, и вот Гельц и Герцен таинственным образом соединились в их понимании. В итоге девять человек собрали свои документы (двух уже успели оформить, теперь пришлось бумаги ОК выбрасывать), и в отделе остался только один, который явился сам и хотел работать водителем или трактористом, поскольку и трактором мог управлять, потому что действительную отслужил в тяжелом артиллерийском полку, где были и НАЗы, и трактора. Водители заводу были крайне нужны, поэтому товарища захомутали и отдали транспортникам. Все, теперь можно перевести дух! Начальник ОК пошел в кабинет, явно переживать, как это он опростоволосился, недосмотрев, что товарищей-то направили на овощесушильную фабрику имени Герцена! Они, конечно, попутали грешное с праведным, но и начальник тоже хорош, невнимательно прочитав их бумаги. Впрочем, Вениамин ни словами, ни мимикой не отразил впечатление о падения начальства в лужу. Кстати, Герцен в данном случае был не автор 'Сороки-воровки' и издатель 'Колокола', а местный революционер, убитый в 1919м году на деникинском фронте. День продолжился и все остальное, бывшее в нем, совсем не выбивалось из обычного. Следующий день тоже начинался обычно, но ближе к обеденному перерыву случился визит двух девушек, одна из комитета комсомола (ее звали Валя), а вторая из заводской многотиражки (ее звали Галя). Девушки хотели рассказа о задержании преступников, в котором Вениамин отличился. Многотиражная газета на заводе издавалась раз в неделю (иногда случались непредвиденные случаи, помешавшие вовремя выпустить ее), обычно из двух полос. Первую в многотиражке 'За Сталинскую индустриализацию!' обычно занимали перепечатки из центральных и областных газет, а вторую -вести с мест, то есть творчество рабкоров и прочее. И вот как-то информация об этом дошла до Вали с Галей, и они решили украсить очередной номер заметкой про Вениамина.

Девушки были приятными во всех отношениях, и в период до Зои он бы попробовал подкатиться к какой-то из них, но натура Вениамина требовала перехода на другую девушек лишь в случае недвусмысленного разрыва с предыдущей. Поэтому рассказ о своем героизме в видах более тесного знакомства опадал, как цветок яблони с ветвей, а славы на заводе отчего-то не хотелось.

Поэтому он ответил на вопросы девушек и сказал, что по ряду причин, а именно по своей прежней работе в очень громкой славе не заинтересован, поэтому согласен лишь на то, чтобы написали, что 'Работник нашего завода В. Михновский' и без дальнейших уточнений. Можно еще про то, что Вениамин родом из Одессы, участвовал в комсомольском отряде по борьбе с бандитизмом, работал в типографиях Одессы и Киева, служил в Красной Армии. А с поздней осени работает на заводе. Ну и описал, что бандиты залетные, в город приехали из Киева. скрываясь от милиции, и хотели продолжить здесь преступную деятельность, но выбрали не тот город для этого. Его спросили, а как смог задержать этих бандитов, он ведь явно болеет? Валя сказала это и покраснела, решив, что обидела героя. Вениамин заметил, что на это есть ответ от великого поэта революции Маяковского:

'Тише, ораторы!

Ваше слово, товарищ Маузер!'

У него, правда, не маузер, но этот железный товарищ тоже свое слово сказал. Один грабитель сдался сразу, а второй, хромая, удрал, но оставил за собой след своей глупости, по которому товарищи милиционеры нашли его, дойдя аж до порога.

И вообще он не считает задержание этих двух лбов чем-то героическим, обычное дело. А также ему пора заполнять документацию, поэтому ... Девушки поняли, попрощались и убыли.

Насчет отчетной формы Вениамин их не обманывал, она действительно требовалась, но еще полчаса поболтать с девицами график готовности позволял. Может, даже час, если никто из посетителей не подойдет.

____________________

А потом Вениамина посетил тот самый Анисим из вязального производства, который говорил о дяде Анатолии, который, может быть, сможет помочь доблестному кадровику с последствиями травмы головы. Дядя Анатолий согласен был посмотреть и попробовать помочь. При этом он просил Анисима, чтобы тот обязательно сказал, что человеческий организм может исправить многое, но далеко не все. Про человеческий организм говорится потому, что болеет и лечится сам организм, а лекарь ему только помогает, как тому же больному пройти по хлипкому мосту, поддержав под руку, но идти придется больному, а не лекарю вместо него.

Вениамина это пассаж несколько удивил и наполнил надеждами, но он еще уточнил, что дядя Анатолий работает сторожем и дворником в краеведческом музее, живет в городе приблизительно с 1890х годов. И да, сам он кореец, а в России оказался после какого-то не то восстания, не то переворота в Корее (тут Анисим сказал, что не силен в восточной истории и может ошибаться). Вроде бы Корея была тогда независимым государством, а вот это восстание или переворот организовали японцы, чтобы еще теснее привязать Корею к себе. При новой власти дяде Анатолию ничего хорошего ждать не стоило, поэтому тот сбежал в Российскую империю, жил сначала на Дальнем Востоке, но потом уехал в Одессу, а еще позже перебрался сюда.

Товарищ Михновский снова начал интересоваться подробностями лечения и вытянул из Анисима то, что дядя Анатолий ходит в православную церковь, но редко, про него говорят, что он вроде монаха, только, наверное, не христианского, а тамошнего, семьи у него нет, хотя он раза два брал на воспитание круглых сирот, кормил их, одевал, обучал грамоте и какому-то ремеслу. Вениамин отметил про себя, что Анисим малость непоследователен, у него его знакомый и в церковь православную ходит, и почти монах, но не православный, а корейский. Ладно, надо будет разобраться. И, что важно— дядя Анатолий за лечение денег не берет принципиально. Мама Анисима, когда тот голоса лишился, пыталась за это денег дать-наотрез отказался и сказал, что его учили лечению именно при условии, что он не будет брать за это плату. Оттого соседи, зная это. деньги не предлагают, но могут взять одежду на стирку или починку, пригласить того на обед или как-то по-другому. Когда при дяде Анатолии жили воспитанники, то, конечно, с этим все решалось проще.

Так что, если Вениамин согласен, Анисим зайдет за ним в пятницу после работы и отведет к дяде Анатолию. Но есть одно условие— Вениамин не должен в тот день есть после завтрака, он сможет поесть уже после визита, и днем не пить алкоголя и курить табак. Чай, кстати, пить можно, но без сахара или меда.

Михновский поблагодарил, сказал, что будет в пятницу рад поглядеть на такого интересного человека, а если он ему еще и поможет, так это будет совсем здорово. Ударили по рукам и расстались.

Пока же он занимался текущими делами и для себя решил, что дядя Анатолий, может, и отказываться, но Анисима нужно будет отблагодарить обязательно.

Он, конечно, мало понимал в восточных религиях, а после исчезновения домашней библиотеки в недрах здания НКВД и поглядеть было некуда (если надо быстро), но вроде бы на Востоке существовали монахи, которые спасали свою душу и творили добрые дела в монастырях или живя в хижинах вдали от людей, но были и такие, что жили в деревнях и городах. Он вроде читал, что существовали и такие монахи, у которых имущества было всего ничего: миска для еды, циновка, чтобы постелить под себя во сне, и, может, какие-то священные реликвии вроде книг или четок. Больше им ничего не надо было. К этой ли вере принадлежал дядя Анатолий или нет— сказать сложно было. Еще Вениамин вспомнил, что в Европе были не только монахи, но и просто благочестивые граждане, которые монашеских обетов не принимали, но жили общинами, друг другу помогали и так спасали души от зла мира сего. Вроде бы их называли бегардами и бегинками, и они, несмотря на недовольство ими и даже запрещение от Римских пап, дожили до начала прошлого века. Если, конечно, он ничего не путает, то их костелы были в Луцке и Пинске. Называли их бартоломиты, и они вообще старались делать все сообща, помогая друг другу.

Вениамин не догадывался, что бартоломитов называли еще и коммунистами из-за того, что они жили общиной и работали вместе, а то бы его ожидал когнитивный диссонанс. Но он этого не знал, и моральное неудобство прошло мимо. И насчет того, что он путает-предчувствие его не обмануло.

В пятницу же он страдал, потому что организм требовал пожрать, а приходилось сдерживаться, успокаивая себя тем, что не которые анализы делаются на голодный желудок, и операции тоже так делают: не поев даже вечером и после клизмы. Причины для этого понятны, потому приходится терпеть.

Дядя Анатолий жил в части дома возле городского музея. Когда-то это был большой дом купеческого семейства Фельдманов (тех, которые крестились, потому что были еще две ветви, оставшиеся в иудаизме), разделенный между членами семьи. На долю будущего жильца дяди Анатолия досталась самая плохая его часть, а прежде и буквально разваливающаяся, потому что наследник, живший в ней, ничем не занимался, кроме как мочемордием, и за всем перестал следить, и даже за своим внешним видом. Деньги ему выделялись на житье, а он их пропивал. Семья из-за того, что регулярно сталкивалась с его инсинуациями насчет несправедливого раздела наследства, плюнула на паршивую овцу и ограничивала общение выдачей ему денег каждого первого числа месяца. С началом же германской войны, продажи алкоголя были сокращены, а наследник как раз дошел до плато толерантности, научно выражаясь, а если не научно, то пил не хуже трюмной помпы, поэтому вынужден был перейти на разные суррогаты алкоголя, оттого и помер в начале семнадцатого года. Дальше было несколько лет полного невнимания к этой части дома, и дядя Анатолий, поселившись там, увидел мерзость запустения. Поскольку он привык довольствоваться малым, то постепенно привел в порядок свою часть постройки. В ней было аж три комнаты, коридорчик и сени, хотя все было совсем маленькое, в общей сложности где-то девять квадратных саженей площади или даже меньше.

Анисим постучал в дверь и толкнул ее вперед. Звякнул колокольчик, и это было немного непривычно. Сейчас от этого уже отошли, хотя Вениамин такое повидал в дореволюционной и нэповской Одессе, но в лавках. В домах такого он не встречал.

Они в сенях обмели обувь, отряхнули снег с одежды и шапок, снова постучались, открыли дверь и попали в коридорчик.

-Не разувайтесь! Тут так принято.

И громче:

-Это мы, дядя Анатолий!

Раз уж разуваться не принято, сняли одежду и головные уборы, повесили их и прошли налево в комнату.

Комната оказалось полупустой. Посудный шкаф, ныне ставший книжным, на стенках развешаны три больших рисунка, явно сделанных от руки, и на них были изображены какие-то непонятные диаграммы и схемы. Впрочем, на них были и изображения восточных людей, и на их телах тоже какие-то знаки. Вениамин вообще читал, что на Востоке свой алфавит (или алфавиты), состоящий из множества знаков-черточек, которые сплетаются в небольшой рисунок. Еще он знал, что там пишут сверху вниз и на том знания Вениамина по восточным алфавитам заканчивались. Хозяин дома сидел в деревянном кресле за обеденным столом. Пол был очень чистым и чем-то натертым, так что Михновскому стало стыдно за потеки растаявшего снега, оставившие грязные следы на полу.

Хозяин был одет в маленькую черную шапочку, расшитую цветными нитями и длинный простой черный халат. Выглядел он весьма древним, кожа лица и рук, лежавших на столе, напоминала древние пергаменты, а голубые глаза изрядно выцвели от времени.

-Приветствую вас, Гость и Анисим! Садитесь к столу и расскажите подробнее, что требуется сделать. Анисим мне уже кое-что рассказал, но надо будет уточнить.