Полет ч.2

— Да нет, ты пришла как раз туда, куда надо! — ухмыльнулся пират, — хватай её, ребята! Сейчас будет потеха!

— Сначала поймайте! — я выскочила из светового круга, отбрасываемого костром, увидела, как со всех сторон ко мне кинулись быстрые тени, бросилась бежать...и со всего размаху налетела на кого-то, невидимого в темноте.

— Пусти! А ну, прочь с дороги! — мною овладело какое-то безумие.

— Тихо, цыпа, тихо, это я! — произнес знакомый голос, — эй вы, а ну сдайте назад! Давайте, давайте — или хотите бросить вызов капитану Джеку Воробью?

Я услышала характерный свист доставаемой из ножен шпаги. Из темноты донеслось недовольное ворчание.

— Так бы и говорила сразу, что девка Джека Воробья...нечего было кочевряжиться...только встали зря! Эх, давайте-ка выпьем, что ли, ребята!

Голоса отступили и потерялись во всеобщем шуме.

— Как ты, милая? — встревоженно спросил Джек, и только тут я осознала, что стою, спрятав лицо у него на груди. Резко, как просверк молнии — запах старого полотна и соли, гладкая теплая кожа в вырезе рубашки...я почувствовала секундное головокружение.

— Да ничего, всё в порядке, — я смущенно отступила на шаг, — как это меня угораздило? Пить надо меньше...

— Я же говорил — осторожнее! — Джек укоризненно посмотрел на меня, — я тебя давно ищу. Здесь не место для увеселительных прогулок.

— Пойдем на "Жемчужину"? — прошептала я полувопросительно-полуумоляюще.

— Да, пойдем! — решительно произнес Джек, вкладывая шпагу в ножны, и обнял меня за плечи.

Мы протолкались через веселую толпу и направились вдвоем вниз по темной улице к пристани.

XXXV.

"Куда это ром вечно исчезает?"

Капитан Джек Воробей, ПКМ-2

Шум праздника затихал вдали. Наши с Джеком шаги гулко звучали на пустынной улице, освещенной луной. Был самый глухой час, и казалось, что до рассвета ещё целая вечность и эта ночь принадлежит только нам. Это было замечательное чувство.

— Джек, а как же Уилл и Элизабет? — спохватилась я, когда мы уже прилично отошли от Пиршественной поляны.

Джек недовольно фыркнул.

— Ты что — их мама? Всё будет нормально, сами придут. Хватит тебе уже кудахтать над ними.

— Привычка, — улыбнулась я.

Мы помолчали немного. Джек время от времени прикладывался к бутылке, которую подобрал где-то у костров, и я слышала, как жидкость плещет о стеклянные стенки. Я тихонько рассмеялась своим мыслям.

— Ты чего? — спросил Джек.

— Теперь все окончательно уверятся в том, что я — твоя подружка, — я усмехнулась, — впрочем, по-моему, мало кто в этом сомневался.

— Да, пожалуй! — засмеялся и Джек, — а ты что-то имеешь против?

— Раньше имела. А теперь — не знаю.

— Не знаешь?

— Нет.

— А когда будешь знать?

— А понятия не имею!

Мы снова захохотали. Зигзаги, которые мы выписывали по улице, стали ещё замысловатее.

— Слушай, у меня идея! — внезапно загорелся Джек, — давай плюнем на всё и выйдем в открытое море!

— Сейчас, что ли? — я вытаращила глаза, — каким это образом — на черепахах?

— Да нет же — завтра! Надоело мне тут, даже на Тортуге придумают какую-то обязаловку...уйдем в море, Ксю — ведь только там мы будем свободны!

— Настоящая свобода — это свобода от всех, — глубокомысленно произнесла я.

Джек энергично взмахнул руками.

— Черт с ними, с этими мудрыми высказываниями! В море мы будем свободны, будем жить так, как захотим, и никто не посмеет нам указывать! Пошли, Ксю! Бежим!

И мы бросились вперед, земля замелькала под нашими ногами, дыхание сбивалось в груди, сердце трепыхалось, как пойманная птица...и мне чудилось, что счастье, переполнявшее меня, вот-вот поднимет меня над землей.

На секунду мне показалось, что в просвете между домами промелькнула какая-то тень, и растворилась во мраке...как будто кто-то следил за нами...но, думаю, мне всё же показалось. Спьяну чего только не померещится.

Проснулась я оттого, что нечто твердое очень больно впилось мне в щеку, и с болезненным стоном приподнялась на своем ложе. Голова не болела, но стоило хоть немного её опустить или наклониться самой, появлялось совершенно четкое и весьма неприятное ощущение, будто мозг превратился в свинцовый шар и перекатывается внутри черепа.

Я лежала в каюте Джека на том самом сундуке, на котором в свое время кемарил Уильям. Казалось, это было сто лет назад. Резные украшения на крышке сундука, судя по ощущениям, оставили весьма глубокий след на моей физиономии. Яркий солнечный свет бил в окна и падал на деревянный пол веселыми квадратиками.

Джек спал, свернувшись калачиком на своей койке. Подушка валялась на полу, и он уткнулся лицом в сгиб локтя, спрятав глаза от света. Вторая рука свешивалась с койки, так что застиранный манжет рубашки почти подметал пол.

Я тихонько сползла с сундука и на цыпочках, чтобы не потревожить голову, переместилась к изголовью Джека. Он тяжело дышал во сне, бандана его вся пропиталась потом — в каюте было невыносимо душно.

— Джек! — прошептала я и поморщилась — шар перекатился в голове и надавил на глаза, — Джек, проснись! Петушок пропел давно!

Пират издал некий странный звук, что-то среднее между стоном и рычанием. Потом слегка повернул голову и приоткрыл один глаз цвета темного агата. Белок глаза покраснел, в одном месте сосуд лопнул и растекся розовым пятнышком.

— Пристрели меня! — хрипло пробормотал Джек.

— Ага...топора под рукой нет! — я пошарила взглядом по столу, — слушай, неужели мы вчера всё выпили?

Джек застонал — на этот раз в полный голос. Вчера вечером — вернее, ночью — мы вернулись на "Жемчужину" с такими ясными головами, что разговорились и довольно долго болтали "за жизнь" в каюте Джека, периодически прикладываясь к его запасам. И вот он, результат. Началось в колхозе утро...

— На кой мы так надрались, Джек, ты не знаешь? — я зашипела сквозь зубы — шар в голове опять решил поразмяться.

— Да нет, ещё ничего... — Джек, как сомнамбула поднялся с койки и остановил взгляд на одной из бутылок, стоявших на столе, — сейчас выпьем ещё, и всё будет в порядке...

— Может, не стоит? — пробормотала я. Одна мысль о выпивке навевала тошноту.

— Может и не стоит, — неожиданно согласился Джек, — открой окно, цыпа, сделай доброе дело...черт, пить как хочется!

Я открыла окно, потом мы выползли на палубу и притащили с камбуза ведро пресной воды. Напились, смочили лицо и грудь и нам стало немного полегче. Солнце было в самом зените, жара стояла невыносимая, а море сверкало так, что, казалось, эти отблески впиваются через глаза прямо в мозг.

— А где же все? — я только сейчас заметила отсутствие команды.

— Наверное, ещё не вернулись с поляны. От Моргана обычно никто так рано не уходит, нам с тобой повезло.

— Это как сказать! — простонала я, — может, там бы мы так не напились!

— Поверь мне, цыпа, — проникновенно произнес Джек, — ТАМ мы напились бы ещё больше...у меня всё-таки ром поприличнее, а Морган угощал, разумеется, самым дешевым...вот это настоящее пойло, как говорит наша несравненная Элизабет.

— Надеюсь, с ней и Уиллом всё в порядке, — озабоченно произнесла я, — всё-таки, Джек, мы не должны были оставлять их там одних!

Джек только рукой махнул.

— Да ничего с ними не случилось, я тебя уверяю!

— Мне бы твою уверенность!

— Сейчас ты её получишь! — ухмыльнулся Джек и указал куда-то поверх моего плеча.

Я обернулась. К "Жемчужине" подходили две шлюпки — в одной из них я с облегчением увидела Уилла и Лиз, остальная команда, похоже, тоже была в полном сборе, хотя и имела несколько помятый вид. В хвосте попугая мистера Коттона явно не хватало половины перьев, а Гиббс обзавелся шикарным синяком под глазом.

— Глазам своим не верю! — произнес Джек, когда они поднялись на палубу, — что это с вами, дети мои?

— А что? — удивился мистер Гиббс.

Джек окинул своих людей подозрительным взглядом.

— Неужели вы сейчас ещё скажете, что готовы выйти в море немедленно?

— Разумеется, готовы, кэп! — кивнул мистер Гиббс и с гордостью добавил, — я специально не давал ребятам разбрестись — как чувствовал, что вы захотите с утра пораньше сняться с якоря!

По моим скромным наблюдениям, было уже не то что "с утра пораньше", а и вообще далеко за полдень, но я не сочла нужным заострять на этом внимание.

— Так вы отдаете приказ, кэп? — спросил мистер Гиббс.

Джек ещё раз недоверчиво оглядел команду и, наконец, кивнул.

— Да. Ставим паруса и вперед.

— А курс?

— Что — курс?

— Ну...куда мы направляемся?

— Пока в открытое море, мистер Гиббс, — задумчиво произнес Джек, — пока так...

— Давайте, ребята, вы слышали приказ! — крикнул боцман, — снимаемся с якоря, паруса ставьте! Живо, живо!

Я подошла к Джеку. Он всё ещё никак не мог справиться с удивлением — подозрительно поглядывал по сторонам и хмурил свои красивые брови.

— Ну вот видишь, Джек, — заметила я, улыбаясь, — не такой уж ты никуда не годный капитан, как утверждал.

Джек передернул плечами.

— Ты не понимаешь. Гиббс это делает просто потому, что чувствует свою вину перед тобой, Уиллом и Лиз. А на меня ему плевать. Поверь, я его столько лет знаю...

— Ничего не плевать! — возмутилась я, — и потом — разве ты хоть раз давал понять им, своему экипажу, каково тебе приходится? Как они могут сочувствовать тебе в чем-то, если ничего о тебе не знают?

— Даже если бы я захотел, то никогда бы им об этом не сказал, — твердо произнес Джек, — капитан не должен показывать свою слабость, иначе команда не будет его уважать.

Я покачала головой.

— Всё зависит от того, как им об этом сказать, Джек. Все мы люди и если они поймут, что и тебе многое дается нелегко, но ты находишь в себе силы держать в узде свои слабости и недостатки — то именно за это и будут тебя уважать!

Джек сделал нетерпеливое движение головой, что означало "не трудись, я всё равно останусь при своем мнении". Вплетенные в пряди украшения затанцевали.

— Они любят тебя, Джек, — заметила я, — любят тебя и восхищаются тобой. Зря ты так...

— Да, до такой степени любят, что делают, что им вздумается, и плюют на мои приказы, — перебил меня Джек, — полно, цыпа! Я понял тебя, но это пираты и с ними можно говорить только на одном языке — языке страха. Вот если бы я вздернул парочку из них за эту историю с фрегатом, а Гиббса посадил бы в карцер на хлеб и воду, предварительно угостив плетьми — вот тогда они бы десять раз подумали в следующий раз, прежде чем нарушить моё приказание!

Джек стиснул кулаки так, что побелели пальцы, и на его лице появилось незнакомое мне свирепое выражение.

Я мягко коснулась его руки.

— Не надо, Джек. Ты ведь и сам понимаешь, что не сделаешь этого. Ты бы потом ненавидел себя, если бы поступил так, верно?

Джек глубоко вздохнул. Потом бросил на меня быстрый взгляд и взял меня за руку. Я заметила, что он часто так делает — словно спрашивает разрешения взглядом.

— Ты права, цыпа. Ты иногда пугаешь меня до чертиков, но ты права. Я действительно не смог бы так поступить, — он снова вздохнул, — что говорит только об одном — всё о том же. Я никудышный капитан и этого не изменишь.

Он ласково сжал мою ладонь, потом отпустил и медленно, слегка пошатываясь, пошел в каюту. Я беспомощно смотрела ему вслед.

"Жемчужина", величаво расправляя свои черные паруса, покидала Тортугу.

Как и хотел Джек, мы поплыли, куда глаза глядят. Точнее, он-то наверняка, конечно, знал, где мы находимся — мало приятного оказаться в открытом море без пищи и воды — но лично я совершенно не интересовалась целью нашего путешествия.

Так прошло несколько дней, потом ещё несколько. Мы с Уиллом возобновили наши фехтовальные занятия и мои мускулы и связки снова наполнились ноющей болью — хотя и не такой сильной, как тогда, когда я только приступила к тренировкам. В перерывах я приставала к мистеру Гиббсу с просьбами рассказать об устройстве нашего судна и о том, как им управлять. Погода стояла хорошая, горизонт был чист и боцман охотно посвятил мне своё свободное время — благо у всех нас был его явный избыток. Пинтел и Регетти взялись учить меня лазать по мачтам, попутно называя мне части рангоута и такелаж. Оказалось, что на корабле всё устроено очень логично и понятно, названия запоминались легко. От постоянных упражнений страх мой совершенно прошел, и я без опаски забиралась уже аж до самого салинга — той самой части мачты, на которой мы с Джеком провели не так давно несколько весьма неприятных минут. Правда, "Жемчужина" была поменьше "Летучего Голландца" и грота-салинг располагался не так высоко, да и не в шторм я туда забиралась, но всё равно, глянешь вниз — и дух захватывает.

Почти на самом верху фок-мачты находилась смотровая площадка. Она довольно долго будоражила моё воображение — фактически с того самого момента, как я попала на "Жемчужину". Очень хотелось взглянуть на море с высоты почти что птичьего полета. Когда я осмелела настолько, что рискнула забраться туда, то стала там частым гостем. Пираты не могли понять, как можно лазать по мачте удовольствия ради — ведь для них это была такая же повседневная рутина, как для нас — поездки в общественном транспорте. И романтики ровно столько же. Но я забиралась на площадку и подолгу сидела там — особенно под вечер, когда закат властвовал над морем, небом и над нашими душами. Старалась только слезть до темноты, потому что иначе кому-то почти наверняка пришлось бы меня снимать.

В один из таких вечеров я сидела на своем, уже любимом месте, прислонившись спиной к мачте, смотрела на горизонт и слушала шелест волн. Судно мягко покачивалось подо мной; на палубе было пусто, даже вахтенные смылись, а из кубрика периодически доносился раскатистый хохот — кого-то добивали в кости. Там, в кубрике, была вкусная еда и выпивка и хорошая компания. Эх...почему же я не могу удовлетвориться такими вот простыми житейскими радостями? Почему меня вечно тянет куда-то за горизонт, почему я не могу жить спокойно, как все люди? Ведь я много раз пыталась, я жаждала обрести тихую гавань и мирно прожить там отпущенный мне срок...но проходило время...и я понимала, что не могу больше находиться в этой гавани, что я в ней задыхаюсь. Неужели мне никогда не обрести покой? Так и буду скитаться всю жизнь — со всеми и ни с кем, пока где-нибудь меня не настигнет запоздалый и одинокий конец...

Я поняла, что сейчас совсем расстроюсь — да ещё кроваво-красный закат навевал грустные мысли — и, чтобы отвлечься, начала перечислять на память названия канатов, проходящих поблизости.

— Бом-кливер-леер, фор-трюм-штаг, фор-бом...эээ...

-...брам-штаг, — закончил вдруг откуда-то снизу знакомый голос, — слушай, зачем тебе всё это, а?

Я вздрогнула от неожиданности — и от радости.

— Джек!

Капитан Воробей ловко взобрался на площадку. Последнее время он совсем стал отшельником в своей каюте, но открытое море всё же слегка улучшило его настроение. Я часто видела, как он наблюдает с мостика за моими героическими покорениями мачт, не делая, однако, никаких попыток принять более деятельное участие в учебном процессе. Джек стал таким нелюдимым, что я тоже не рисковала приближаться к нему — думала, что он хочет побыть один, может, подумать над чем-то. Но я тосковала по нему — мне не хватало его общества, его золотозубой ухмылки и даже его насмешек. Уилл и Элизабет довольствовались друг другом, а вот мне было одиноко — только теперь я по-настоящему поняла, насколько привязалась к Джеку за время нашего путешествия. Когда он был в настроении, то весь экипаж просто покатывался над его шутками и рассказами и мы часто под вечер просили Джека рассказать что-нибудь — когда дневная жара спадала, и можно было сидеть на палубе без риска получить солнечный удар. Однако с тех пор, как мы отплыли с Тортуги, он ни разу не оставался по вечерам среди нас...