Ветер полнолуния (часть 1)

Анегард кивнул: Эннис бы сейчас и в самом деле не помешал, а здешних звать — мальчишка прав, рискованно.

— Пойду на кухню, — добавил рыжий. — Разбужу кого, пусть хоть печь затопят. Нам бы грелку сообразить.

— Послушают там сопляка, — буркнул Мано. — Затопят, поленом поперек хребта. Я схожу. А ты пока раздевайся, помоги красавице. Она, бедная, сама скоро заморозится.

Рихар хмыкнул, но спорить не стал. Потянул через голову рубаху, бросил девице:

— Двинься к стене ближе. Втроем поместимся. Знаешь, для приличного постоялого двора у вас слишком мало девок. Обложить бы его сейчас со всех сторон горячими, обцеловать, сразу бы очухался.

— Похабник мелкий! — хозяйская дочка шмыгнула носом. — Я бы и сама его так согрела, нравится он мне. Красивый, щедрый. Только сердитый очень. А девок просто раньше ловить надо, вечером, не ночью.

Странным образом болтовня Рихара с девицей помогала успокоиться. Им, наверное, тоже: вон и губы побелели у обоих, а все перешучиваются. Анегард слушал, поил Игмарта, потом девушке с мальчишкой налил согреться. Спросил:

— Тебя звать как?

— Анни, — девушка слабо улыбнулась. Надо же, можно сказать, тезка.

Небо за окном серело, наливалось затаенным жемчужным блеском. Близился рассвет.

— Снег будет, — сказал вдруг Рихар. — Ты, господин, людей не отпускай сегодня.

— Сам понимаю, — буркнул Анегард. — Только что они против мага. Надо было Энниса...

— Слабоват маг, с одним бойцом не справился, — рыжий зло усмехнулся. — Добивать бы только ни пришли. Где там Мано, самого, что ли, поленом поперек хребта послушали?

Десятник, легок на помине, ввалился, прижимая к пузу объемистый сверток.

— Пришлось хозяина будить, уж извини, Аннета. Грелки вот зато принес.

В свертке оказались посеребренные бутыли, полные горячей воды. Следом за десятником просочилась щуплая девчонка с кувшином. Комнату наполнил аромат горячего вина и пряностей.

— И принес, и привел, — съехидничал рыжий. — Ох и слупит с нас хозяин. Мелкая, ты к нам?

Девчонка замотала головой, поставила кувшин и порскнула прочь.

— С соплюхи толку, — бросила вслед Анни. Добавила тише: — Пуганая она, ты ее не трожь. Дядь, дай еще горячего. Он такой холодный, холодней мертвеца.

— Ничего, — обнадежил Мано, — гляди, глотает. Утро скоро. Раз до сих пор не помер, то уже и не помрет. Он парень живучий.

В ушах гудела вьюга. Кровь звенела мириадами острых лезвий, стыла в жилах ледяными торосами, разрывая мышцы острыми гранями. Не так Игмарт хотел умереть. Не так, не теперь, не в двух шагах от наконец-то близкой мести!

Сам виноват. Сглупил, потерял осторожность, не поверил слишком слабой, едва слышной тревоге. Пошел, как теленок, за человеком, обещавшим показать: "Только издали, господин, уж извините, я к нему близко не подойду!" — работающего на Герейна молодого мага. Трусоватый селянин казался простодушным и безопасным.

Что ж, показал, не обманул. Только смотрины вышли обоюдными. Селянин долго топтался у входа в неприметный кабачок, словно опасаясь войти, смотрел на Марти жалобными телячьими глазами, блеял:

— Вы уж, господин, тихонечко, упасите боги...

А маг, видать, тем временем изнутри приглядывался. Прикидывал, так ли опасен незваный гость, чтобы лупить сразу насмерть. И, как видно, совершил ту же ошибку, что Игмарт в отношении телка-селянина: счел безобидным против собственной силы. Решил доставить господину. И то сказать, подарочек бы вышел на славу. "Единственный ныне законный Герейн" наверняка отблагодарил бы мага от души. И очень быстро остался бы и впрямь единственным.

Сомнительное везение, и все же — повезло. Когда Марти вслед за вконец оробевшим селянином вошел в темный общий зал, в кабаке завязалась драка. Ничего особенного, обычный пьяный мордобой, то ли грузчики против возчиков, то ли возчики против грузчиков, бесы их разберут. Марти оттолкнул одного, увернулся от другого, заехал по уху третьему, короче, оказался в самой гуще веселья. Даже пару-тройку синяков успел заполучить. И мага разглядеть в этой сутолоке умудрился очень даже просто — единственный из посетителей богатым камзолом щеголяет, на холеной роже брезгливое презрение к быдлу. Может, и подобраться бы к нему успел на расстояние если не удара, то хоть уверенного броска какой-нибудь подвернувшейся под руку кружкой или кувшином. А там — за шкирку и на выход. Мечты, мечты...

Игмарт видел, как брезгливая мина на лице мага сменилась красивой сосредоточенностью, видел стремительный взмах ладоней, словно закручивающий водоворот и бросающий его вперед. Узнал движение: "ледяная метель". У сильного мага убивает сразу, в считанные мгновения — если, конечно, нет намерения помучить жертву напоследок. У слабого — как повезет, вернее, как помощь успеет. Немагической защиты не существует, магическая зависит от соотношения сил, впрочем, что толку, амулета нет. Даже удивиться успел — люди же, а он, сволочь, боевым заклятием лупит, оно ж не прицельное, по площадям бьет, все лягут, без разбору!

Успел метнуть нож. Хороший нож, заговоренный. Если и были на маге охранные чары, не помогли. Точно в горло пришелся, между белоснежным кружевным воротником и рыжеватой стриженой бородкой. На белое кружево плеснула темная кровь. Горячая. А у Игмарта в жилах уже вскипала ледяными лезвиями метель.

Чем плохи — или хороши, с какой стороны смотреть, боевые чары — со смертью мага они не рассеиваются. Разве что немного слабеют.

Клятый селянин, бесов ему в печенку, смылся, хорошо, если в нору какую забьется, а не к Герейну с вестями побежит. Впрочем, оно и к лучшему. Хватило бы храбрости, взял бы королевского пса голыми руками, тепленьким. Верней, холодненьким. А так — у Игмарта еще нашлись силы влить в себя остатки чьего-то пойла из первой попавшейся кружки, прохрипеть:

— Грейтесь, придурки, пока не сдохли! — и дойти до Лотара. На остатках сил и воли, не чувствуя онемевших ног, чудом не упав где-нибудь по дороге. Задушив жалость к оставшимся позади — он бы не помог, не спас бы ни буйных драчунов, ни молоденьких подавальщиц и веселых девок, он мог только замерзать с ними рядом или уйти.

Он не помнил, как дошел. Только темный коридор, дверь, в которую никак не получалось нормально постучать, и ошарашенное лицо Анегарда. Но дошел ведь! Не для того же, чтобы теперь замерзнуть насмерть, в теплой-то постели?!

Надежда жила в нем последними крохами тепла. Помогут, согреют. Главное сейчас не заснуть. Игмарт видел случаи, когда от "ледышки" умирали уже на руках у своих, почти на пороге спасения. Засыпали, убаюканные заботой и безопасностью, и не просыпались.

Не спать. Марти глотал горячее питье, почти не ощущая, только разумом понимая, что оно горячее — слишком холодно было. Ледяные торосы не растопишь кружкой-другой кипятка. Жалкие капли тепла мгновенно поглощались бушевавшей в крови колючей вьюгой, падали в ледяную бездну, и все ближе подступало черное забытье, мутная багряная завеса, кровавое марево, за которым — холодный смех Хозяйки тьмы. Не спать. Слышишь, не спать. Сдохнешь, Герейну на радость. Не. Спать.

Смутно, самым краем остывающего сознания Игмарт ощущал суету вокруг. Теплые тела рядом с его телом, руки, растирающие его ладони, голоса... гул в ушах мешал слышать, но если постараться...

— Все-таки лекаря...

— Скоро утро...

— Еще горячего... Пей, парень. Глотай, вот так, молодец.

— И мне.

— Держи.

— Спаси Жница, почему он такой холодный?!

Марти не понимал смысла слов, но голоса держали. Живые людские голоса, совсем не похожие на зудящий в ушах далекий шепот Старухи, тонкий скрип ее прялки, шуршание готовой оборваться нити. Если слушать только их, отдаляется вьюжный вой, а багряная завеса нижнего мира не маячит перед самыми глазами, мешая поднять веки, заслоняя мир живых.

Правда, глаза все равно не открыть. Тяжело.

— Я бы его и не так согрела...

— Не разгоняйся, у него невеста.

— Подумаешь! Здесь-то я, а не она.

Нахальный рыжий слуга и какая-то девчонка. С ума сойти.

— Не невеста она, не сватался он к ней.

Ничего, Лотар, дадут боги, еще посватаюсь.

— Пей, парень. Ну, глотай.

Мано. Человек дела. Пока другие языками треплют...

— Скоро утро, будет легче. Его Хозяйка тьмы зовет, я чую.

— Ой, мамочки...

— Да не бойся, не проклятый он.

Ошибаешься, рыжий. То есть Старуху чуешь верно, а вот "не проклят"...

— А вдруг?

— Я в таких делах не ошибаюсь.

С чего бы... Жив буду, спросить.

Жаркое дыхание щекочет шею. Пальцы горят: от кончиков ногтей и выше, выше идет колючая волна ледолома. Резкими, судорожными толчками горячая кровь прокладывает путь среди мерзлоты. Больно. Не ори, девчонку напугаешь. Боги, да орать и сил нет. Черная метель мельтешит под веками, прошитая алыми искрами, пронизанная ослепляющими нитями молний. Молнии вспарывают лед, разбивают торосы в колючие, режущие лезвия. Лед плавится в пожаре, вскипает паром, бежит кипятком по жилам. Больно.

Больно, значит — живой. Снова выжил, королевский пес. Еще одна маленькая победа.

— Ой, мамочки! Что это с ним...

— Отогревается. Не бойся, так и должно быть. Держи его, не отпускай, побьется и перестанет. Больно ему. Держи, солнце встает, все хорошо будет.

Лучше отпустите. Бесов вам в печенку, дайте мне что-нибудь в зубы, больно же! Что лучше, лед или огонь? Замерзать было легче.

— Дыши, парень, дыши. До солнца дожил, молодец. Крепкий орешек, Старухе не по зубам.

Эх, Мано... Много ты знаешь о зубах Хозяйки тьмы.

Но утро — это хорошо. Это солнце, свет, жизнь. До утра дожил, теперь хрена с два подохну. Погоди, Герейн, я еще встану. Доберусь до твоей глотки.

На этой бодрой мысли Марти наконец-то провалился в сон-забытье, больше похожий на беспамятство, но уже не грозящий смертью.

За окном гудела вьюга, билась в закрытый ставень, тонко и зловеще свистела в щели. Помогите боги путникам! Такая непогода обычно надолго.

— Я рад, что ты приехал, Грегор.

Барон Ордисский невольно покачал головой: в голосе Эстегарда слишком явственны следы болезни. Скис старый друг, скис. Его величество совершил ошибку, даже не ошибку, а вопиющую глупость. Старых бойцов нужно ценить и беречь, а не бросать в каземат по навету, даже не разобравшись. В следующий раз Эстегард Лотарский не помчится в столицу, едва получив известия о мятеже. И любой, кто узнает его историю, подумает: прав Грегор Ордисский, что сидит себе дома, не лезет в столичные дрязги и ограничивает свой долг верноподданного вовремя уплаченными налогами. Сравнение не в пользу... не в пользу короля, усмехнулся Грегор. Если судить по чести, прав Эстегард. Но, боги великие, как же глупо судить по чести в нынешние времена!

— О чем думаешь? Если меня жалеешь, то незачем.

— Ты все тот же, несгибаемый и занудный, — Грегор нашел в себе силы усмехнуться, и сразу стало легче. В самом деле, не жалеть Эстерагда он сюда приехал! Старому медведю не нужна жалость, зато хорошая компания очень даже кстати. — Думаю... Думаю, что тоже рад, хотя твое состояние не слишком мне нравится. Но это ничего, выкарабкаешься.

— Я постарел... наверное, слишком постарел. Еще лет пять назад я бы первым делом потащил тебя на охоту, а теперь...

Эстегард отпил глоток из стоящего рядом кубка. Целебное вино на травах, душистое, согревающее. Камин, вино, толстый шерстяной плед, а кашель уходит с трудом, а если бы не заботы Сюзин, не исключено, что этот кашель свел бы старого барона Лотарского в могилу. Воистину, боги знали, когда вернуть Лотару потерянную дочь.

Грегор покосился на окно, усмехнулся:

— А теперь мы сидим у огня и вспоминаем былое. Почему бы и нет. В воспоминаниях есть своя прелесть. Пусть молодые воюют с метелью и скачут по сугробам.

— Молодые... — Лотар тяжело вздохнул. — Я слишком много думаю о сыне.

— Анни справится, ты хорошо его воспитал. А у тебя, чтобы ждать его спокойно, есть дочь... дочери, — Грегор неловко, виновато усмехнулся. — Прости мою оговорку.

— Я и сам еще не привык...

Обметанные болезнью губы Эстегарда тронула нежная, почти робкая улыбка, и Грегор улыбнулся в ответ. Сюзин вызывала в нем странное чувство. Частью собственническое, частью отцовское, немного легкой, не злой насмешки, приправленной затаенным восхищением. Она была красива и сильна, в ней забавно смешались уверенность и застенчивость. Ее хотелось смешить, удивлять, развлекать. Ее просто хотелось. Сюзин была хороша всем, кроме воспитания, ну да что ему за дело до воспитания! Сюзин такая живая, и совсем зря Эстегард пытается воспитать из нее придворную куклу. Поздно — и хвала богам, что поздно.

Эстегард любит ее. Уж наверное, не хочет отдавать за кого попало, а замуж девчонке пора. Но старый друг — это не кто попало. Правильно он приехал.

Правда, та же любовь может помешать Эстегарду принять сватовство, если сама Сюзин окажется против. Но зима — время долгой скуки, зима скудна и на дела, и на развлечения. Уж наверное, барон Грегор Ордисский сумеет вызвать интерес у деревенской девчонки. А от интереса до влюбленности не так уж и далеко.

Мано заглянул в кувшин, одним долгим глотком допил остатки вина. Буркнул:

— Ночка выдалась — врагу не пожелаешь.

Добавил, поглядев на спящего Марти, на дрожащую девчонку, на обхватившего себя руками Рихара:

— Ты, господин, шума пока что не поднимай. Оно конечно, тут и сами боги вроде бы велят бежать в магистрат с жалобой, а только мало ли, с кем парень схлестнулся и чем там дело кончилось. Того гляди, самого в виноватые запишут.

Рихар кивнул:

— Если городского мага зацепил, так они на то городу и платят, чтоб, если что, их сторону держали. Против пришлых-то.

— Вот именно, — Мано с явственным сожалением отставил пустой кувшин, вздохнул. — И ты уж молчи, Аннета. Не для того небось парня спасала, чтоб неосторожным словом загубить.

Девушка торопливо закивала. Наградить бы ее, растерянно подумал Анегард, только с азельдорскими нравами и не сообразишь, как. Будь дело на его земле или хоть в Оверте, не растерялся бы. А тут... Обидишь еще ненароком. Но и молча отпускать нехорошо.

— Спасибо, Анни. Скажи, могу я тебя отблагодарить?

Девушка вспыхнула, замотала головой:

— Ничего не надо, господин.

— Пойдем, — Мано накинул на плечи Анни теплый плащ, — провожу.

— Дурень ты, господин, — фыркнул Рихар, когда за ними закрылась дверь и шаги стихли в конце коридора. — Девица в Игмарта втрескалась без памяти, а ты — "отблагодарить". Спасибо хоть, деньги совать не стал.

Анегард подавил зевок, плеснул в лицо холодной водой. И правда ведь, слепой увидит, что влюблена девчонка... С перепугу, что ли, не заметил? Ночь все еще плыла темной мутью в голове, путала мысли.

— Слышал ты про такое? — Анегард кивнул на Марти. — Чего ждать теперь?

— Слыхал, как же, — ответил Рихар. — Раз отогреваться начал, помереть теперь не помрет. А проваляться долго может. Самое малое — дня три-четыре, а то и с боговорот. Маг бы, конечно, быстрей поднял.