— Потише, благородие, — палач с легкостью отцепил от одежды мускулистую руку и оттолкнул парня. Тот явно не ожидал от худосочного чародея такой силы и на всякий случай отступил еще на шаг. — Напрашивался я к купчишке. А у Крестеля из Приморского Предела жить не больно-то охота. Хотя о встрече нашей не жалею. Теперь, как увижу ваши надменные морды, непременно вспомню торговца Боровика и его развеселую дочку.

Кайт без предупреждения, молча, кинулся на наглеца. Серп не пожелал ввязываться в драку, быстро поднял перед собой руку ладонью вперед, и парень будто увяз в тягучем меду. Двигался с трудом, багровея от ярости и ругаясь, пытался высвободиться из чародейской ловушки.

— Тебе ж нельзя чаровать в ошейнике, ты, тварь мракова!

— Донеси на меня капитану, — палач и не думал освобождать нападающего.

— Серп, не нужно, пожалуйста! — голосок Иви дрожал, злость мужчин пугала ее все сильнее. — И вы, господин, успокойтесь. Мы не станем у вас жить, коли не хотите.

— Языка лишу! — рявкнул Серп, с досады чуть ослабив сдерживающие чары.

Этого хватило, чтобы Кайт преодолел сопротивление сгустившегося под действием волшбы воздуха и попытался заехать обидчику в ухо. Драка обещала получиться знатной, но девушка, внезапно вспомнив, как порой разнимали разбушевавшихся задир в "Медвежьей шкуре", бросилась между противниками.

Бедняжка слабо пискнула, оказавшись зажатой между рассвирепевшими мужчинами. Те какое-то время сверлили друг друга горящими глазами, но трепещущее девичье тело оказало нужное действие. Крестэль поспешил отстраниться, да и чародей взял себя в руки.

— Ну что, благородие? Отказываешь палачу от дома?

Говоря, Серп быстро задвинул Иволгу себе за спину. Перепуганная девушка слабо удивилась, что хватка его оказалась на удивление мягкой. Ее б ничуть не удивило, если б чародей отвесил затрещину.

— Нет, мраков сын, не отказываю. Я словами не разбрасываюсь, — вскинув голову, заявил Кайт. — К тому же мне как стражнику следует приглядывать за подозрительными чароплетами в ошейниках. Да только ты ж вроде сам раздумал пользоваться гостеприимством Крестэля.

— С одной стороны, оно, конечно, неприятно еще и дома себя грязью ощущать. А с другой — почему б не напачкать в палатах благородия? К тому же я давно привык, что мне вслед плюют и иногда на сапоги попадают.

— Не похоже, — проворчал Кайт. — Ты с самого начала нос дерешь выше звезд. Я решил — бастард знатного рода, не меньше. Среди чистокровных-то в Пироле нынче чародеев нет.

— А мне и в голову не пришло, что ты Крестэль, — нагло заявил Серп. — Боровик Боровиком. Зачем прикидывался?

— Был у моей сестрицы котяра, — невозмутимо начал Кайт. — Важный, будто лев. Ходил, задрав хвост, и на окружающих поглядывал, этак презрительно щурясь. Но стоило его за какой-то пакостью застать... Ну, там, еду со стола утянуть пытался или нагадил, где не положено. Прохвост он был изрядный. Так вот, стоило его за предосудительным занятием застукать и прикрикнуть или ногой топнуть, спесь мигом слетала. Скукоживался весь, хвост между задних лап пропускал и старался юркнуть куда-нибудь в темный уголок. Ты мне ночью этого кошака напомнил. Я мог бы сразу по всем правилам представиться. Да уж больно хотелось твою рожу хорошенько разглядеть, когда имя услышишь. А ночью это, сам понимаешь, затруднительно.

— О-о, благородие знает толк в веселой шутке!

— Да ты, я вижу, тоже ответить умеешь, — хмыкнул Кайт. — Я хочу, не откладывая, зайти в замок, с капитаном поговорить. Может, ссудит денег в счет будущего жалования. Тошно мне еще больше у тебя одалживаться. Так что, коли не передумал, ступайте в дом Боровика, он на...

— Среднем зубце, — закончил Серп. — Помню, не дурак. Пошли, птаха, — взял Иволгу за руку и быстро зашагал к замку.

Кайт только головой покачал. Он несколько лет обучался книжной премудрости и понимал, что никакой тьмой палач его душу не замарает. Но уж больно вздорным норовом обладал подвернувшийся на пути в Мелгу угрюмый чародей. Впрочем, долг стражника есть долг стражника: такого подозрительного типа и правда не худо бы держать на виду. Особенно учитывая, что он тоже из Пиролы, а на родине сейчас неспокойно.

— Серп, а ты разве не пойдешь в замок о работе спрашивать? — спросила Иволга, когда они миновали привратную площадь и двинулись вдоль стены крепости.

— Пойду. Завтра.

— Не хочешь вместе с Кайтом?

— Да чихал я на него! Не хочу вместе с тобой. Одну-то такую блаженную за воротами не оставишь. А с собой тащить — на насмешки напрашиваться. К тому же в мои планы не входит, чтобы кто-то пронюхал, откуда я черпаю силу.

— Ты стыдишься того, откуда берешь силу? — на "блаженную" девушка не обижалась и оставаться одной на шумной, многолюдной привратной площади ей совсем не хотелось.

— Вот еще! Только дураки стыдятся своего естества. Я не хочу снова лишиться источника. Чем меньше обо мне будет известно, тем лучше. Так что помалкивай, птаха. Все, что следует, сам расскажу, кому следует.

* * *

Когда Кайт, пару раз уточнив дорогу у прохожих, добрался до дома своего прадеда, слабая надежда на то, что палач решил подыскать себе другое жилье, растаяла. Серп стоял, привалившись спиной к двери и, казалось, бормотал что-то себе под нос. Иволга в напряженной позе сидела неподалеку на низком подоконнике, явно обеспокоенная.

— ...Прикажи девице, чтобы встала, чародей! — Кайт с удивлением услышал дребезжащий голос, исходивший будто бы из-за двери жилища Боровика.

— И не подумаю, — Серп презрительно глянул на дверной молоток. — Сиди, птаха, — велел заерзавшей было девушке.

— К дому не положено прикасаться! Не слезет с подоконника добром, я ее так шибану!

— Серп, я уже отдохнула, — девушка поспешно вскочила и на всякий случай отступила от здания.

— Сказал же, сиди, не дергайся. Кто знает, сколько нам еще ждать придется. — Иви с опаской, нехотя, подчинилась. — К дому не положено прикасаться со злым умыслом. А мы с девчонкой не собираемся ничего ломать и портить. А-а, вот и хозяин пожаловал! — палач, увлеченный препирательствами с дверью, только сейчас заметил подошедшего парня.

— Пусть возьмет меня в руку! — приказал все тот же неприятный голос.

— Кого я должен взять в руку? — удивился Кайт. — И тут уже успел начаровать? Видно, зря я капитану ничего не рассказал.

— Тут с подачи твоих предков-купчишек чаровали. Боровики были не дураки, отдаю должное. И денег не считали. Долгие охранные чары недешевы. Даже если берегут лишь от воров и пожара, к примеру. А здесь заказано беречь от любого вреда.

— Да, и от грязи, и от времени! — горделиво заявил голос.

— Я слышал, у прадеда был друг-чародей, — задумчиво произнес Кайт. — Наверное, его рук дело. Так кого мне брать-то? — окинул недоумевающим взглядом дверь.

— Меня! — дверной молоток покачнулся, цепочка звякнула.

Парень подошел поближе и с недоверием осмотрел тяжелую медную колотушку. Она имела незамысловатый вид пестика для ступки и позеленела от времени. Кайт осторожно взял молоток в руку. Иволге, которая не смогла побороть любопытство и подошла поближе, показалось, что круглое навершие на миг превратилось в ехидно ухмыляющееся лицо. А потом рука Крестэля дернулась вперед и вверх, явно намереваясь заехать тяжелым пестиком в лоб чародею. Серп отскочил с необычайным проворством.

— Хватит, страж! — рявкнул он. — Я здесь жить собираюсь! Не уймешься, найду все источники, что дают тебе силу, и сотру в порошок.

— Да это не я, — Кайт совладал со своевольной колотушкой, ухватив ее обеими руками.

— Знаю, что не ты, — отмахнулся Серп. — Отпирай, наконец, дверь! — снова прикрикнул. — Или не признал хозяина?

— Отчего же, признал, — в дребезжащем голосе слышалась издевка. — Господин мой, ты и правда позволил этому грубияну и наглецу жить у тебя?

— Да, позволил, — Кайт быстро свыкся с невидимым собеседником и говорил не терпящим возражений тоном. — И чародею, и его служанке.

— Хозяйская воля — закон, — послышался вздох, и дверь гостеприимно распахнулась, не издав ни малейшего скрипа.

— Ты, похоже, не только людям умеешь неприязнь внушать, — Крестэль взглянул на Серпа. — Заходи, чего стоишь?

— Хозяин первый. Не желаю, чтобы мне чем-нибудь голову размозжило.

Кайт вошел в дом прадеда, чародей и Иволга последовали за ним.

* * *

На следующее утро Серп отправился в замок наниматься на работу. Один из караульных отвел чародея в подземелье, где располагалась пыточная. Там все оказалось привычно: каменный коридор, в настенных креплениях меж закрытых дверей горят факелы. Откуда-то доносились приглушенные всхлипывания и стоны.

— Вермей! — окликнул палача караульный.

Тот не заставил себя ждать, появился из-за невысокой двери, едва не задев макушкой притолку. Вермей был немолод, лет под пятьдесят, высок и на вид все еще силен. Коротко стриженые темно-русые волосы и щетина на подбородке серебрились сединой, шею охватывал плетеный кожаный обруч.

— Вот, помощника тебе привел, — пояснил солдат и поспешил удалиться.

— Помощник... — мужчина окинул Серпа оценивающим взглядом. — Ремесло уже знакомо, я вижу, — указал на шею чародея, тот кивнул. — Погодь маленько, — сильно хромая, направился к другой двери, не той, из которой только что вышел.

Серп привалился спиной к стене и наблюдал, как Вермей открывает засов, заходит внутрь (стоны при этом стали слышны отчетливей), а потом возвращается, таща бледного как смерть, но совершенно невредимого мужика неприметной наружности с бегающими глазками. Палач, не проронив ни слова, втолкнул жертву в каземат в самом дальнем конце коридора и задвинул засов.

Тем временем из незакрытой двери легкой походкой молодого здорового человека вышел некто окровавленный, в рваной одежде.

— Все, дядя, это был последний раз, — юношеский басок звучал приглушенно. Видно, говоривший не желал, чтобы его услыхал запертый пленник. — У меня теперь большая роль в представлении. Некогда изображать жертву твоих умений. Да и надоело. Это, оказывается, только поначалу смешно.

— Ну и топай, — на удивление тепло усмехнулся палач. — Плату за сегодня я твоей матери отдам, раз ты теперь при деле.

— Вот так всегда, — проворчал начинающий лицедей и направился к выходу. — А-а, да я теперь тебе и не нужен, — взглянул на Серпа. — У-у, вот кто настоящий палач. Зловещий ошейник, такой не снимешь. Нужно будет в каком-нибудь представлении использовать. Если сажей намазать, похоже получится.

— Племянник мой, — пояснил Вермей, проводив парня благосклонным взглядом. — Помогал мне языки развязывать. Не люблю я ни руки пачкать, ни инструмент. Проявишь немного изобретательности — разговоришь легко и безболезненно.

— Да, неплохо придумано, — кивнул Серп. — Надеюсь, ты не ждешь от меня тех же услуг? Свиной кровью мазаться неохота.

— Мне все равно, как ты станешь добиваться признания. Хошь, бычьей кровью мажься. Зовут-то как? Мое имя, верно, уже знаешь?

— Знаю. А я Серп.

— Серп Хладной Жницы! — мужчина усмехнулся. — Потомственный палач, что ли?

— Нет. Полное имя — Серпилус. Я чародей.

— Чароде-ей? — с некоторым недоверием протянул Вермей. — К чему одаренному душу и руки марать?

— Так получилось, — пожал плечами Серп. — Неудачная шутка, и я окольцован, — потер шею.

— Шутка? — прищурился Вермей. — Или ты натворил что-то?

— Клянусь госпожой моей Луной, если и натворил, то не ведаю, что.

— Ночной, значит? — Чародей молча кивнул. — А силу откуда берешь? Из света Госпожи? Или из жара плоти?

— А вот на этот вопрос я не отвечу.

— Не боись, отбирать твои камешки лунные не собираюсь, — усмехнулся мелжский палач. — Равно как и бедовых девок отбивать. Просто так полюбопытствовал. Привык я тут вопросы задавать, — окинул взглядом подземелье.

— Ты про работу-то не позабыл?

— Беру, беру тебя помощником. Сам видишь, один я остался.

— Спасибо, — чародей коротко поклонился. — Я, вообще-то, про того, в пыточной, спрашивал, — указал на дверь, за которой томился перепуганный бедолага.

— Ах, эта работа! — усмехнулся Вермей. — Пусть подождет. Вот как орать начнет, что готов все рассказать, так и идти к нему можно.

— Ты, я смотрю, с душой к делу относишься.

— Не с душой, а с умом, — посерьезнел палач. — И вот что, Серп. Давай сразу условимся. Умерщвление тех, кто спешит к новому воплощению, на тебе будет. За мной казни на площади. Пытки — вместе.

— Договорились. Я к толпе не рвусь, да и мелжане к тебе привыкли.

— Пожалуй, сработаемся, — Вермей хлопнул чародея по плечу. — Заполучить в помощники чародея! О таком только мечтать можно! Говорят, вам хватает одного взгляда или прикосновения, и человек все выкладывает. Да и правду от лжи ты с закрытыми глазами отличишь. Жаль, Кроты прознают, то и дело тебя дергать будут. Еще, глядишь, сманят.

— Не волнуйся, меня на всех хватит. Пошли, что ли, делом займемся. Тот мужик, небось, уже давно в глубоком обмороке валяется, на твоего племянника налюбовавшись.

Мужик был очень далек от обморока. Правда, и бодрым его назвать язык не поворачивался. Он сидел на полу, забившись в угол, подальше от пыточного инструмента. Увидев вошедших, постарался еще сильней вжаться в стену.

— Ну что, Плавень, сам все расскажешь, или мне клещами вытягивать? — Вермей взял со стола устрашающего вида железяку и для наглядности пощелкал в воздухе.

— Я... я... я... — забормотал пленник. — Не знаю ничего! — вдруг выкрикнул визгливым голосом.

— Ох-хо-ох... — вздохнул Вермей. — Придется на дыбу привязывать. Давай, Серп, помогай.

И палач с помощником двинулись к мужчине. Тот пытался отбрыкиваться, но безуспешно. Его схватили и, быстро лишив одежды, сноровисто прикрутили к дыбе. Пленник выл, плакал и клялся, что ничего не ведает, а потом неожиданно обмяк, лишившись сознания.

— Мрак в душу! — ругнулся Вермей. — Придется за водой идти. Я не припас, думал, снова гладко пройдет, раз племянник пособил.

— Погоди с водой, тут что-то не чисто, — Серп наклонился над мужчиной и, как показалось палачу, едва ли не обнюхал его голову. — Так и есть, замыкающие чары. Он всерьез убежден, что ни в чем не замешан. Значит, ничего не сможет сообщить, хоть до смерти пытай.

— Можешь эти чары снять?

— Могу. Позволишь?

— Серп, я не баба и не темный селянин. К тому же сам не первый год палачом на жизнь зарабатываю. И нипочем не стану отказываться от бесплатных услуг чародея, пусть на нем хоть десять ошейников. Снимай, давай, волшбу!

Серп кивнул и, прикрыв глаза, положил руку на лоб пленника. Чужие чары были прочными, наложены грамотно, добротно, не впопыхах. Они, будто стеклянный шар, замыкали внутри часть памяти мужчины, которого Вермей назвал Плавнем. На миг проснулось мальчишеское желание раздавить, разбить шар одним усилием, но Серп знал, что в этом случае можно необратимо повредить память, скорее всего, уничтожив все, что необходимо извлечь. Поэтому он направил на блестящую оболочку тонкий золотой лучик собственной силы. Сосредоточился, усиливая свечение, провел лучом по поверхности шара, туда-сюда, будто ножом или пилой. Стекло в месте прикосновения раскалилось, засветилось белым и начало таять, словно лед, но не растеклось лужицей, а рассеялось сероватым дымком.