— Марин, у тебя есть что стирать?
— Есть, там в корзине. И подожди, вот этот лифчик закинь, — она влетела в ванную и сняла лифчик.
Еще какое-то время покрутилась, демонстрируя мне грудь, надеясь как раньше смутить меня. Совсем ребенок еще. Хоть и хочет казаться взрослой.
— Так, Маринка, хватит тут сиськами трясти, у меня свои есть. Так что, если что, я в зеркале увижу.
— Ой, что ты? Ну и гордись, что свои есть, — она развернулась и вышла.
Естественно, в этот вечер мы никуда не пошли, и Марина весь вечер на меня дулась. Но спать легли на одной кровати. Не смотря на то, что она демонстративно разделась догола, у меня не возникло никакого чувства — ни смущения, ни стыда. Раньше, если я видела обнаженных женщин, у меня обычно сразу возникало желание. А тут даже этого не было. Я просто смотрела на нее как на себе подобную. Как на сестру или дочь.
— А знаешь, Алин, — вдруг произнесла Марина, — мы с Викой занимались любовью.
— И как? — спросила я.
— Раньше я вас с Веркой, особенно Верку, не понимала. Ты-то — ладно. Ну а сейчас — поняла.
— Ну и понравилось?
— Честно — да. А тебе с кем больше нравится? — спросила она.
— Марин, давай спать!
— Нет, ты ответь...
— В последнее время — с мужчинами. На женщин я все меньше обращаю внимание, если только на одежду.
Проснулась я как обычно в 06-00. Марина тоже не отстала. Мы вместе совершили пробежку, сделали упражнения, провели уже не бой с тенью, а полноценный спарринг.
— А у тебя уже неплохие навыки, — сказала я уже на обратном пути.
— Так гоняют...
Пока мы бросали и атаковали друг друга, появились даже зеваки из собачников. Какая-то женщина требовала прекратить, даже грозилась вызвать милицию. Возможно, и вызвала, только они долго ехали.
— Видимо, для них это слишком, — сказала Марина, указывая на зевак.
— Наверное.
— Алин, а ты, кстати, неплохо форму восстановила. Может, вернешься?
— Маринка, вы от меня так просто не отделаетесь. Обещаю задействовать только вашу группу, когда мне нужна будет помощь.
— Ловлю на слове.
— Кто вперед, тот и в душ первый! — сказала я, и мы ускорились, да еще как!
Мы решили ехать вместе, нужно было потом заехать и забрать Маринин "опель", который она не видела уже несколько месяцев. Собрались быстро, я даже успела накраситься, что у меня уже быстро получалось. Пока Марина тоже наводила красоту, я приготовила завтрак, и уже в полвосьмого мы выехали со двора.
Не смотря на пробки, успела вовремя и ровно в девять вошла в приемную. Поздоровавшись с подполковником Дергачевым, выполняющим роль секретаря, я кивнула на дверь:
— У себя?
— У себя, просил подождать.
— Ясно. Как у него настроение?
— Вроде, ничего. Чай будешь?
— Нет, чай — не водка, много не выпьешь, — ответила я. В этот момент в приемную вошел Соколов.
— Не может быть, кого я вижу! Ты где пропадаешь? — обрадовался он, увидев меня.
Мы поздоровались.
— На курортах загораю.
Он увидел мой синяк.
— Загар только на лице вижу и то лишь на отдельной его части, — засмеялся он.
— Неудачно нырнула. Как ты поживаешь? Как Лена, дети?
— Хорошо, Лена про тебя тут недавно спрашивала, а я даже не знаю, что ответить. Хоть звони иногда. Кстати, давай, в субботу приезжай к нам, у нас небольшой сабантуй, юбилей типа. Годовщина нашего знакомства. Пятнадцать лет как знакомы.
Я тяжело вздохнула. Он понял меня: ведь их я познакомил. Сам имел на нее виды, но так получилось, что он ее у меня отбил. Но не смотря на ни на что, это не помешало нашей дружбе. Потом я встретил другую, и все как-то забылось.
— Если на курорт не отправят, приеду, — ответила я.
— Думаю, не отправят.
— По какому поводу вызвал меня? Давай, колись.
— Честное слово, не в курсе. Он мне по тебе не докладывает.
— Понятно, — я посмотрела на подполковника. Тот тоже пожал плечами и развел в стороны руки.
— Ну, не хотите говорить — не говорите.
— Я клянусь, что не знаю. Ты у него как резерв, — сказал Андрей. — Ну, так мы завтра тебя ждем?
— А что, завтра уже суббота? Вот я потерялась! Кто еще будет?
— Только ты. Кстати, если погода позволит, мы хотим на дачу выехать.
Дверь из кабинета открылась, показался какой-то полковник, а за ним — генерал.
— Что стоите? Проходите, — увидев нас с Андреем, произнес генерал. Мы прошли в кабинет, он указал на стулья: — Присаживайтесь. Что там у тебя, Андрей? — он редко называл его по имени, даже при мне.
— Тут вот, как Вы просили, я подготовил списки отставников. С некоторыми мы уже связались, и они готовы сотрудничать. Выйти на службу. В общей сложности восемнадцать человек. Но это пока предварительно. Со многими не можем связаться.
— Этого мало, нам надо как минимум человек тридцать. Ищите еще хотя бы десяток. Упор делайте на тех, кто работал по Ближнему Востоку. Сейчас это приоритетное направление. — Генерал взял списки и увлекся чтением. Я посмотрела на Андрея. — Так, подготовь мне их досье.
— Они уже готовы, мы сразу отбирали, изучая досье.
— Хорошо, принесешь их мне, я изучу. И нашей амазонки тоже досье не забудь, — он кивнул на меня.
— Евгений Юрьевич, оно же у вас.
— Точно! — вспомнил генерал. — Совсем забыл. Тогда этих, по списку.
— Разрешите идти?
— Да, иди, и поторопись. Завтра у меня должны быть тридцать человек и на всех — досье. — Он посмотрел на меня. Как я не прикрывала волосом синяк, он все же увидел: — Досталось?
— Досталось...
— Пришла благодарность на тебя. Просят поощрить. Что-нибудь интересного есть?
— Нет, это не по нашей части, политика.
— Ну, с политикой пусть ФСБ само разбирается. У нас вот что, — он вздохнул: — Принято решение создать мобильные группы спецназа, из офицеров-отставников. Упор делается на тех, кто уже служил в таких группах, про задачи пока речь не идет, но не сложно догадаться. У тебя уже есть опыт командира такой группы.
— Да, но там были конкретные цели и задачи, была война. А что сейчас?
— У нас всегда война. Думаю, задачи будут те же: разведка, диверсии, захват, ликвидации. Все то, что не официально. Одним словом, спец. задачи.
— Главное, чтобы не как в 95! Такие были подготовленные группы, закаленные Афганом! Нет, бросили в Грозный как штурмовой спецназ.
— Да, столько групп там потеряли, а потом локти кусали, когда не хватало спецов на горную войну... — произнес Дед. — Надеюсь, что сейчас это не повторится. Сам видишь, напряжение нарастает, а молодежь еще не готова для серьезных операций. В общем так, ты тоже в списке.
— Надеюсь, не командиром?
— Хоть и командиром. Прикажу — будешь мамой родной. Хватит уже! А то, вон, заставлю в управлении бумажки с место на место перемещать и никуда не денешься. Вон в спец часть. Там как раз одно место есть. Да и сотрудницы все молодые. Как раз в коллектив вольешься. Чтобы не говорила, что "молодая, как я могу над стариками командовать". Надеюсь, это тебя устроит?
— Прикажете, значит буду бумажки из кабинета в кабинет перемещать, — улыбнулась я.
— Ладно, не волнуйся. Пока снайпером, дальше посмотрим, — он открыл ящик и достал из него конверт. — Тут вот тебе немного патриотизма передали, — бросил он на стол конверт.
— Конечно, можно много говорить о патриотизме, но кушать-то хочется. Спасибо, — сказала я и забрала конверт.
Когда я вернулась к машине, Марина была вне себя от ярости: устала ждать. Затем я отвез ее в гараж; по дороге заехали купить "подарок" Михалычу. Марина не узнала свою машину. Конечно, занимался ей не сам Михалыч, а механики. Тут она как будто опять на конвейер попала.
— Слушай, Михалыч, эту еще не потеряли? — спросила я, указывая на "поджеро".
— Да кто ее потеряет, кроме меня.
— Все не могу купить свою: то некогда, то денег нет. Может, на неделе заеду.
— Дед, что ли, требует?
— Нет.
— Тогда пользуйся. Спишем как боевые потери.
Мы еще пообщались о жизни, и я уехала.
Остаток дня мы провели дома, занимались, так сказать, хозяйством, которого накопилось выше крыши. Гладя белье, мне под руку попался пояс. Я почему-то вспомнила первые дни в том доме, когда впервые примерила его. Тогда для меня это казалось таким унижением.
— Может, все-таки вместе поедем? — спросила Марина. — Я маме сказала, что с сестрой приеду. Она хочет с тобой познакомиться.
— Марин, как-нибудь в другой раз. Передай ей привет.
— Когда этот другой раз будет? Неизвестно.
— Когда-нибудь будет. Знаешь, Марина, я даже не знаю, как себя вести с ней. Признаюсь тебе: я ее любил всю жизнь. Как это не смешно, но у меня и сейчас остались чувства. Это, наверное, то, что у меня еще осталось от мужчины.
— Я знаю, я даже знаю, что ты собирался к ней вернуться. Алин, а скажи, чем ты сейчас будешь заниматься? У нас говорили, что будут создавать какие-то спец подразделения для особого назначения. Ты будешь в таком подразделении?
Я посмотрела на нее. Вот, блин, а считается секретной информацией!
— Кто тебе такое сказал? Первый раз слышу, — сказала я и отвернулась к куче белья.
— Ну, не ври! Я ведь вижу, что ты знаешь. Ты не умел и не умеешь мне врать. Я тебя еще с детства вычислила, и сейчас ты ведешь себя точно так же, когда говоришь неправду.
— Да ты что? Следопыт...
— А я могу туда попасть?
Я отставила утюг и посмотрела ей в глаза.
— Марина, я не знаю, откуда ты это знаешь.
— У нас в батальоне слухи ходят.
— Это, наверное, всего-навсего слухи.
Она замолчала и села на диван:
— Ты не доверяешь мне? — спросила она серьезно.
— Доверяю как себе. Не задумываясь, доверю свою спину.
— Ну, а в чем проблема? Доверь!
Я подошла и села рядом, обняла ее за плечо:
— Дочка, что за капризы? — я спросила так, как это было раньше.
— Я не люблю, когда ты от меня что-то скрываешь.
— Детский сад какой-то. Есть вещи, которые я не могу сказать даже тебе.
— Знаешь что, папочка, рано или поздно нам это станет известно. Я сейчас знаю, что там будут только офицеры, отставники и действующие, имеющие опыт. А то, что и ты попадаешь туда, нетрудно догадаться. Ты командовал такой группой. Так что можно предположить, что тебя опять поставят на эту должность. А раз так, то ты можешь и меня...
— Так, во-первых, я никогда не смотрел на дружеские отношения. Если вижу, что ты готова лучше других — "да", если нет — значит "нет". Для меня все равны, потому что любой — это чей-то ребенок. И моя задача вернуть его матери живым. Будь я сейчас командиром группы, я бы действовал точно так же. И то, что ты мне дочь, это бы не играло никакой роли. Для меня ты прежде всего боец. А боец должен быть готов.
— Ты думаешь, я не готова?
— Я знаю, что не готова. И я тоже не готова. Но у меня есть опыт, а он иногда многого стоит. К тому же, я простой стрелок-снайпер, как и ты. Если когда-нибудь мне и поручат сформировать подразделение, я тебя уверяю, наши родственные связи тебе не помогут. Не потому, что я боюсь за тебя, а все будет зависеть от твоей подготовки. Все понятно? Вопросы есть? Нет. Вперед, в отпуск собираться.
Марина посмотрела на меня, молча встала и вышла из комнаты. Пока я гладила белье, Марина молчала, даже в комнату не заходила. Но когда я уже складывала белье, она появилась в дверях:
— Пойдем ужинать, — спокойно сказала она.
Я не могла понять, обиделась она или нет. Она всегда так вела себя, когда обижалась и была неправа.
— А может, мне вообще уволиться? — спросила она, ковыряясь вилкой в салате.
— Тогда я была бы спокойна, — серьезно сказала я.
— Ты хочешь сказать, что боишься за меня?
— Дурочка ты, Марик, — я встала, подошла к ней сзади и обняла ее, прижавшись щекой к ее волосам. — Когда ты не звонишь, или твой телефон отключен, я знаю, что ты в командировке. И у меня болит сердце. И постоянное волнение. Ведь все же ты мне в первую очередь — дочь. Ты — часть меня того, прежнего. Того, который сейчас сидит внутри этого тела.
— Мама тоже так говорит, что у нее болит сердце.
— Значит, у тебя теперь две мамы, — я сильнее прижалась к ней.
Она высвободилась, встала и, посмотрев мне в глаза, неожиданно заплакала, уткнувшись мне в шею. Я не стала ее успокаивать, а просто дала выплакаться. Она в первую очередь женщина, а значит ей надо иногда плакать.
Марина уехала в четыре утра, я проводила ее, но уснуть больше не смогла. Весь день я ходила как потерянная, у меня все валилось из рук. Я уже скучала по Марине. Никуда идти не хотелось, но вечером нужно было ехать к Андрею. Судя по тому, что погода была дождливая, дача отменялась.
Ближе к обеду позвонил Александр. Разговаривали мы долго и ни о чем. Спас меня Андрей, как раз позвонил по второй линии. Попросил приехать к шести часам. Я приняла душ, синяк на щеке пришлось замазывать толстым слоем крема, а румяна практически скрыли его. Если с косметикой я уже была на "ты", то, вот, с прическами не могла обращаться. Поэтому ничего не стала мудрить, а просто оставила их распущенными. "Надо будет челку подстричь, уже в глаза лезет. Постоянно приходится смахивать". Я заметила, что волосы уже порядком отросли. Быстро.
Подумав, я решила одеть черное платье, а поверх серый плащ, до колена. Обув ботильоны и завязав пояс на плаще, я посмотрела в зеркало, пытаясь найти изъяны. Вроде ничего, пойдет. Забросив на плечо ремешок сумочки, вышла из квартиры.
