— Об этом "дьяволе" я и хотел спросить тебя, Иша! — решил не упускать Огнезор случая. — Старик из Пещерного Храма... Могу поспорить, ты о нем слышала!..
— Мы не лезем в дела Безымянного Жреца, а он не лезет в наши. Таков старинный уговор, — почему-то стушевалась Хранительница. — Сходить с тропы запрещено! Не это разве говорили вам охотники?! Но ты, темный мастер, слишком любишь все делать по— своему!..
— Я не из тех, кто слепо следует чужим указаниям, — холодно перебил мужчина. — Ты всегда это знала, потому не стоит тратить слов понапрасну! Согласиться на любой из запретных ритуалов — бесспорно, безумие! Но без этого Лая не осталась бы со мной, так что, если думаешь, что я сожалею...
— Большинство из плененных душ теряют себя уже в первые годы! Для них это хуже смерти!.. Поэтому тебе СТОИТ СОЖАЛЕТЬ, наглый мальчишка! Невозможно придумать худшей судьбы даже для заклятого врага — не то, что для любимой!..
"Это не твое дело, Иша! — гневно вмешалась в ее речи Лая. — Это МОЯ судьба, и я не хочу другой!.."
— Вы оба ненормальные... — с горечью повторила она. — Для чего ты пришел в Долину, Огнезор? Не думаю, чтоб похвалиться вашей глупостью...
— Расскажи о Безымянном Жреце, Иша, — присев на шкуры напротив старухи, еще раз попросил он.
— Зачем тебе знать о нем?
— Вспомни, что в прошлый раз говорила мне о судьбе...
— "Сама сущность твоя изломана еще до рождения, и тянет тебя кто-то к себе, как на ниточке", — повторила она прорицание. Вытянула тонкие губы в пугающей, неприятной усмешке. — Неужто, Жрец зовет тебя, Огнезор?..
— Он, Иша, он!.. Но не такой дурак я, чтобы с радостью на этот зов броситься! Много ли знаешь ты о старике из Храма?
— Я видела его всего раз, — призналась она с неохотой. — И давно, давно это было... Почти три сотни лет назад.
— Значит так же стар, хитрый гад, как и ты... — прищурился нехорошо Гильдмастер.
— О нет, он намного старше! Сколько жили здесь ахары — столько о Безымянном Жреце и сказывали. Я была совсем молода, когда встретила его. Ходила по тропе на север вместе с остальным племенем... В те дни все ходили, даже Хранительница, сестра моего прадеда... Жреца мы встретили одним осенним вечером: черноволосый угрюмый мужчина вышел к нашему костру. Я принесла ему чашку с шархой. Он осмотрел меня с ног до головы — и взгляд этот был недобрым. "Сколько тебе лет, одаренная? — спросил жрец. — Ты в той уже поре, когда девушка ищет мужа. Но какой мужчина добровольно возьмет ту, что никогда не даст ему детей?". Я промолчала, ибо он был прав — и это то, что грызло тогда мое глупое сердце. "Пойдем со мной, одаренная, — не унимался он. — Я знаю, как нарушить запрет богов. Я могу дать тебе то, что ты хочешь!"... Но не успела еще я осмыслить этих слов, как Хранительница подскочила к нашему огню. "Ты изменился, безымянный! — выплюнула она с невиданным мною прежде презрением. — В прошлую нашу встречу ты был ниже на голову, светловолос и... вдвое старше. Опять украл чужую жизнь?". "Только взял свое по праву сильного! — искривил губы жрец. — А ты, Райна? Где же все твои ведьминские прелести? Как погляжу, совсем старуха!.. Отвратительно!". С тем и ушел... Никогда на моей памяти не показывался он больше ахарам, но охотникам все равно запрещалось сходить с тропы...
— Что значит "украл чужую жизнь", Иша? — ухватился за странные слова Огнезор.
— Не знаю, — развела руками старуха. — Будто бы видят его всякий раз иным: то старше, то моложе; то высоким, то коротышкой; то с сильным даром, то со слабым совсем... Вроде и другой человек, но чувствуется тем же. Так прежде старики рассказывали... А еще, баяли, из века в век живет он чужими жизнями. Вот только сотни лет уже не покидал он своего Храма...
— И что? — не сразу понял Огнезор.
— А то, что у кого бы ни "крал" безымянный жрец себе годы, жертвы его всегда САМИ приходят!..
— Я дважды был там, и жив, как видишь, — скептически фыркнул мастер. — Страшные сказки оставь для ахарских девиц, Хранительница!
— Ничего, кроме сказок, ты не узнаешь о нем, Огнезор! Послушай хотя бы их...
— Ну, обо мне тоже много баек плетут! Не всему на свете стоит верить... А вот лучше скажи, Иша, — спросил он, слегка замявшись, — действительно ли мог жрец сделать то, что тогда тебе обещал?
— Недаром установили боги запрет, темный мастер! — тут же нахмурилась она.
— Не думаю, что богам вообще есть до нас дело! Бесплодие одаренных — лишь досадная болезнь, пока не знающая лекарства! Но если жрец, и вправду, его придумал... В прямых потомках стал бы дар вдвое сильней!..
— И безумие вдвое опасней, Огнезор! — непреклонно перебила старуха. — Иногда лучше не идти против природы. Кто бы ни устроил этот мир — он устроен мудро...
— Позволь все же в это не верить, — недовольно поморщился мужчина. — В моем ремесле недолго проживешь с такими взглядами...
— "Сказок" моих ты не слушаешь, поучений не принимаешь... Что же нужно тебе от ахаров? — сердито выпрямилась Иша. — Зачем болезную свою сюда привел?
— А я уж думал, ты о Миле не спросишь! — отозвался он едко. — Хочу оставить девочку тебе на попечение...
— Не похоже на просьбу, Огнезор! — вздернула брови Хранительница. — Не слишком благородно с твоей стороны, после всего, что ахары пережили прошлой зимой...
— Ты вышвырнула последнюю одаренную своего рода прочь, зная, что ее ждет смерть. Уж кто бы говорил о благородстве!..
— Я лишь заботилась о нуждах большинства! — всерьез разъярилась Иша.
— Так же, как и я! — отрезал Гильдмастер. — Твои знания слишком ценны для одного племени. А из Милы выйдет отличная ученица! В ней есть все, чего тебе не хватало в Лае: вера, послушание, исполнительность, терпение, в конце концов! На обратном пути я оставлю ее здесь — до конца весны. А к следующей зиме, если надо будет, привезу еще.
— Как это по-имперски! — гневно дрогнул старый голос. — Брать и брать у раз оказавших милость, пока силы их не иссякнут!..
— Я больше не тот, кто нуждается в милости, госпожа Хранительница! — холодно перебил Огнезор. — За твои услуги ахары получат особый статус и особые выгоды. Не притворяйся, будто не надеялась на это с первой же минуты, как узнала мое имя!
— Все мы делаем то, что лучше для наших людей, — не стала отрицать она. — Ты должен понимать меня, как никто, Гильдмастер.
— Я и понимаю, — выдохнул он с внезапной усталостью.
— Привыкнешь, — прозвучало от нее почти с сочувствием. — Безжалостным быть куда сложней, чем милосердным...
"О, безжалостным как раз Эдан быть умеет!" — вмешалась неожиданно Лая.
— Даже с тобой? — не веря, хмыкнула старуха.
"Что?"
— Наверняка, непреклонен с незнакомцами, но теряется, когда речь идет о близких. Правда ведь, Огнезор?
— Совсем недостойно Гильдмастера! — ядовито согласился мужчина. — Вот только зря ты обо мне, Иша, волнуешься! Близких-то уже не осталось!.. — его голос мгновенно стал жестким, издевку вытеснил холод. — Вернемся к подмастерью Миле... Какой же будет цена?
— За лечение твоей зверушки и обучение ее ахарским фокусам? — невозмутимо уточнила старуха. — Последние годы Лая покупала у Империи спокойствие всего племени. Мы — простые охотники, не держим у себя золота. По ее смерти налог стал непосильным...
— Значит, налог? — хищно усмехнулся Гильдмастер. — Это возможно устроить. Все?
— Сомневаюсь. Ведь и ты, и я хотим большего.
— Ты права, госпожа Хранительница! Но за Милу я не дам много.
— Значит, самое время спросить: что ты хочешь, Огнезор... за охранную метку Гильдии?
Брови мастера взметнулись в изумлении. Еще те у Иши были чаянья! Свою охранную метку уже двести лет не давала Гильдия никому, кроме Правящего Дома!
— Полный обряд Перерождения, — не стал долго думать он. — Справедливая цена для справедливой сделки!
— Что ж, думаю, это вполне возможно...
— Метка будет действовать, лишь пока я жив, — счел нужным предупредить мужчина.
— Да и обряд наш провести сумеет только очень сильный, духом крепкий лекарь! — в ответ усмехнулась ахарка. — Много ли у вас найдется таких?
— Кто-то да найдется!..
— Тогда зови свою зверушку, Огнезор, — презрительно поджала она губы. — Дрожит уже у моего порога...
— Не слишком ты добра к девочке! — заметил он с любопытством.
— Я опытней тебя, и вижу пока что больше, — буркнула Иша загадочно, и умолкла, застыв на шкурах мрачным белым изваянием.
— Мила! — выглянул на улицу Гильдмастер.
Продрогшая девчонка не заставила себя ждать: протиснулась осторожно в шатер, заморгала в дымном полумраке, по-звериному втянула носом воздух. Напряженно застыла пред хозяйкой.
— Смешай ей сонный чай из кровь-травы, Огнезор, — угрюмо приказала Иша, не спеша проявлять гостеприимство.
Со вздохом отошел мужчина к очагу, потянулся за пучком высушенной, ломкой зелени.
— А ты не стой! — вовсю за его спиной напустилась старуха на Милу. — Снимай свое тряпье да укладывайся вон там, на шкуры! Все снимай, чего застыла? Думаешь, если слепая, так не узнаю? И нечего на парня коситься! Больно нужно ему твои шрамы разглядывать!.. Это хорошо, что голодна и устала — крепче заснешь, меньше станешь обряду противиться! Ваши бездари и так с тобой наворотили... Куда руки потянула? Я тебе амулеты брать не позволяла! Не ерзай! Знаю, что больно, но здесь никак по-другому...
Остуженное в снегу варево приняла измученная девочка с покорной обреченностью умирающего пса. Потянулась за кружкой всем телом, от боли позабыв о стеснении; выпила большими глотками — и тут же упала на постель, чтоб провалиться спустя пару минут в тяжелый, крепкий сон.
— Много ты с ней работал? — хмуро спросила у мастера Иша, водя над спящей Милой руками.
— Всю дорогу сюда, но без успехов, как видишь... Одни язвы исцелил, другие появились...
— Ее тело — как ветхий лоскут. Латай, не латай — ползут нити; штопай не штопай — дыры повсюду... Не соберешь в одно, пока к прочной ткани не пришьешь... — Хранительница брезгливо поморщилась, пробормотала, раздражаясь и мрачнея. — Я завершу ваш ритуал за две ночи, хоть мне и противна эта мерзость. Но оставить сейчас тебя в стойбище, уж прости, Огнезор, не могу. Люди неспокойны, Леор и Лаина родня готовы порвать тебя на части...
— Я понимаю, — согласился Гильдмастер. — И побуду эти дни в своем лагере... Но вскоре тебе все ж доведется задобрить на мой счет соплеменников! И без того нужна мне будет вся изворотливость, чтоб убедить Совет принять ваши метки! Но вряд ли господа проявят понимание, узнав, что охраняемое нами племя враждебно ко мне лично, и к Гильдии!
— С ахарами я справлюсь, не волнуйся, — отрезала старуха с достоинством. — Не о них тебе сейчас надо думать, и, тем паче, не о склочном Совете! Безымянный Жрец куда хуже, раз уж влезли вы с Лаей в его игры...
— Кто в чьи игры влез — это мы посмотрим! — хмуро пообещал Огнезор.
— Слишком уж ты в себе уверен! — даже от Милы оторвалась она.
— Я знаю. Но и он самоуверен сверх меры! К тому же, если в байках ваших есть чуть-чуть правды, возраст его весьма преклонен... А за тысячу лет — да в одиночестве! — кто угодно повредился бы рассудком!..
— Рискуешь ты, мальчишка, рискуешь... — пробормотала Иша осуждающе. — Без спутниц своих в Храм не ходи, послушай хоть в этом старуху!
— Это уж от жреца зависит! — еще больше Гильдмастер нахмурился. — Не думаю, что он будет откровенен, если я не один явлюсь...
— Есть у меня пара амулетов, — загадочно улыбнулась женщина. — Те самые, что прошлой зимой ты всё пытался сплести...
— Неужто, "невидимки"? — так и подался к ней Огнезор. — Сама ведь говорила: сделать невозможно!
— Вполне возможно, но бессмысленно! Тяжелые они, силы много требуют, в толпе сбиваются и совсем не действуют... Так что в твоих целях бесполезны! Я каждый по два месяца заряжала, а хватит их всего-то часов на шесть...
— Да, права ты, бесполезны... — разочаровано вздохнул мужчина.
— Но даже Жрец за ними скрытых не почует! — перебила старуха со значением. — Возьми в Храм своих спутниц, Огнезор!.. Что бы ни искал ты там, один не ходи!
— Хорошо, — кивнул он серьезно. — Я сделаю, как ты просишь.
* * *
Принято почему-то верить, что призраки не чувствуют времени. Нелепая, смешная выдумка! Каждый миг своего посмертия ощущала Лая напряженно и остро. Вновь и вновь приходилось вступать ей в тяжелую, сводящую с ума битву, в борьбу за саму себя. Умерев, разлетелась она тысячью осколков, смешалась с бесконечностью других — ей подобных, но чужих и бездушных, давным-давно пустых и беспамятных. Как всякий после гибели, потеряла она себя, только крохотной искрой прежнего существа зацепившись за утраченную жизнь да за того, с кем была все еще связана. И теперь с терпением и упорством строила жившую когда-то Лаю заново: воспоминание за воспоминанием, чувство за чувством, мысль за мыслью. Хватать прочь водой текущие паутинки собственной души — таким стало ее настоящее...
И — боги! — каких сил ей это стоило! Как хотелось порой погрузиться в забытье, вновь расплывшись бесконечным маревом, растворившись в траурной серой пустоте, навсегда заменившей ей мир!
Но Лая держалась — цепко и зло, с каждым биением родного, хоть и не ее, пульса, выгрызая у вечности все больший кусочек самой себя. И она не собиралась сдаваться — даже если связь с Эданом, единственное ее окошко к жизни, по какой-то беде вдруг закроется. Потому и тянулась девушка теперь, глухой ночью, пока всё вокруг тихо дремлет, к горящему для нее ледяным пламенем силы, звенящему призрачными бубенцами Ишиному шатру.
Найти Хранительницу было несложно: средь дюжин тусклых огоньков только двое горели так ярко — но уж Эдана из прочих выделить Лая могла меж тысячью! Второй была, несомненно, наставница — и сейчас ее помощь охотнице требовалась, как никогда.
"Эй!", — позвала Лая робко.
Иша хранила ледяное спокойствие. Казалось, она не слышит. Или просто не желает говорить...
"Упрямая старушенция!" — сердито зашелестела девушка.
— Что тебе нужно, Лая? — все-таки обозвалась та.
"О! Так ты, и вправду, опять говоришь со мной! — взвилась охотница обиженным ребенком. — Помнится, когда я еще дышала, мне было в этой чести отказано! Ты даже не соизволила попрощаться..."
— Я попрощалась с тобой в тот вечер, когда поняла, что нить твоей жизни скоро прервется. Я смотрела на тебя — и видела смерть. Ты стала для меня лишь призраком...
"Значит, Эдан, как всегда, был прав... Ты знала — и не сказала ни слова..."
— Не о чем было говорить! — гневно отрезала Иша. — Я не вижу грядущего, лишь чувствую прощания и встречи, конец или начало новой жизни... Спроси у своего мастера: предвидел ли он то, что ждет тебя? Ты удивишься его ответу!
"Эдана... мучили сны", — нехотя признала Лая.
— И был ли от них толк?.. — заиграл старый голос горечью. — Так зачем ты пришла, девочка?
"Просить помощи", — после всех упреков шепот вышел почти неловким.
— Чем же я могу помочь... теперь?
"Я боюсь, Иша! — заставила себя говорить она. — Боюсь остаться в пустоте и одиночестве, если связь наша с Эданом прервется. Боюсь не выдержать, потерять рассудок — и потянуть любимого за собой... Боюсь еще сотни вещей, в которых и себе-то не могу признаться — не то, что ЕМУ!.. Ты слепа уже много лет, но все же без труда "видишь"! Старость притупила твой слух, но ты "слышишь" каждого в этой долине... Научи меня, Иша! Научи ощущать мир так, как ты — одной лишь силой своего дара! Это ведь единственное, что мне осталось..."
