— Если я попаду сразу в контру... Выкрутимся! — У меня забрезжила идея, пока еще странная... Но — уже более или менее — выпуклая. Надеюсь, прадед номер своего телефона, не поменял...
С полковником я распрощался на окраине Белокурихи, до которой было 50 километров.
Первое, что я сделал — нашел кабинку общественного визифона и нырнул внутрь.
Скрестив на удачу пальцы, набрал знакомый номер и начал считать гудки.
Прадед "подхватил" трубу после пятого, не включая камеру.
— Горен. Слушаю.
— Деда... — Я проглотил комок внезапно нахлынувших чувств. — Помощь нужна.
— Далеко не уходи. — Прадед даже не соизволил включить камеру. — Через час, флаер "Андромаха — 23".
Разглядывая потемневший экран, начал сомневаться, правильно ли я поступил.
Ровно через 57 минут, возле будки материализовался флаер, в который я залез.
Получил по голове, заработал импульс станнера, укол транквилизатора и благополучно отошел в лучший из миров.
Жаль, ненадолго.
Тело, пересобранное Троле, буйно сопротивлялось таким обстоятельствам, усиленно прогоняя кровь через почки, дабы вытравить химию, покалывая слабыми электроразрядами — стряхивая последствия удара по голове и применения станнера.
Все бы ничего, только мои, даже и не знаю, как их назвать — похитители? Или — захватчики? Мало того, что устроили мне все типы отключек, так еще и запихнули меня в странный мешок, пропитанный мерзко пахнущим составом, не дающим сосредоточится. То сваливаясь в аут, то снова приходя в себя, ловил обрывки разговора на странном, каркающем языке.
Мешок, то прочно обжимал меня, то расслаблялся, совсем как перистальтика желудка.
От сравнения стало совсем дурно и меня стошнило.
Точнее, стошнило меня от сотрясения верхнего отростка, что я, по глупости своей, называл мозгом.
— ... Данные анализа — отрицательно. Повторяю — отрицательно. Это не Тимофей. Кукла. — Фраза, услышанная мной, повергла меня в ступор, получше любого удара по голове. — Объект переводится на базу "Капал".
Мешок, наконец-то успокоился и дал мне вздохнуть свободно. Отходы моей, жизнедеятельности, исчезли, растворившись в его стенках, добавив еще амбре.
Так как вязать руки-ноги мне не стали, удовлетворившись мешком, принялся крутиться.
Получил под ребра тяжелым башмаком.
От души выругался.
И получил еще раз.
— Еще раз дернешься — угощу прикладом. — Беззлобно пообещал мне вежливый голос. — Не усложняй, задачу...
Пришлось замереть, по стойке смирно.
Флаер заложил широкий вираж и добавил скорости. Хотя компенсаторы и были на высоте, но пилота — не обманешь. И все ухищрения, с попыткой скрыть курс — не стоили и ломаной монетки. Тем более что в "школе", учили нас такие асы, что обычным боевикам и не снилось.
Только долбанный мешок — мешал страшно!
Да упиралась в спину странная железяка, ребристая и ледяная.
Пришлось, снова поерзать — сползая с нее и устраиваясь удобнее.
Как ни удивительно, мой конвоир на это не отреагировал.
Не отреагировал он и тогда, когда флаер клюнул носом и стремительно вошел в пике.
Ну, а после встречи с землей, уже и я, ни на что не реагировал...
Сперва было больно.
Потом — под нос сунули вату, с запахом нашатыря, чтоб им выгорело, и надавали по щекам.
— Ты кто? — Склонившийся надо мной парень, альбинос, судя по виду, пытался придать своему лицу, важную мину. Получалось не очень — удивление так и лезло из всех щелей.
— Крокодил в пальто... — Ответил я, стараясь не перейти на мат, больше подходящий моему состоянию и самочувствию.
— Хьюк... — Сказал кто-то позади альбиноса. — А, что — похож. Зеленый...
— А вы — кто? — Поспешил я задать собственный вопрос, пока все расслаблены и спокойны.
— Мы — "хабарши"! — Представился альбинос и я присвистнул. "Хабарши", неуловимая компания, занимающаяся взломом и воровством армейского имущества. В особо крупных, размерах... Именно они, сперли крейсер "Палладинец", который списали и тащили на слом, не демонтировав с него вооружения. Им же приписывается похищение каждого седьмого контейнера, отправляемого нашим союзникам, во что я не верю, хоть ты меня на куски режь! А еще, по уже совсем мистическим, рассказам, "хабарши" занимаются и вовсе страшными преступлениями, по сравнению с которыми, поедение младенцев, так, семечки погрызть...
— Вот жопа — то... — Выдохнул я, понимая, что в придачу ко всем моим неприятностям, добавилась еще одна.
— Ладно. — Решил альбинос. — Ты, идти, сможешь? А то — скоро начнут искать...
Встав с расстеленного на траве полотнища, осторожно выпрямился.
Голова кружилась.
— Идти смогу. — Решил я, потягиваясь и шипя от боли. Чудо-тело прекрасно справилось с препаратами, но вот синяки и шишки, продолжали жить своей, отдельной жизнью, не давая мне расслабиться. — Только не долго и не быстро.
— Если что — понесем. — Решил альбинос и фигуры вокруг него, дружно качнули головами, соглашаясь.
Всего моих освободителей было семь человек. Все, как на подбор — молодые парни, лет до двадцати трех — не старше. Альбинос, главный зачинщик всех их мероприятий, в полголоса клял какого-то "Стриммера", давшего "гнилую наводку" и упрямо топал вперед.
Учитывая, что "Андромаха" рухнула где-то в лесу... Как бы я снова не оказался в заповеднике! А что — жизнь, она такая... Сука...
Хуже нее, только любовь и судьба. И если от первой — время лучший лекарь, то от второй...
— Где мы? — Поинтересовался я, догнав альбиноса.
— Тянь-Шань... — Усмехнулся парень и я отстал.
Скорость "Андромахи" внушала... По моим ощущениям, я провел в ее чреве не более двух, максимум — трех, часов. Как то долго, добирались...
— Седой! — Окликнул альбинос кого-то и, словно из-под земли вырос невысокий парнишка, с вытравленными перекисью и обработанными оттеночным тоником, до седины, волосами. — Останься, понюхай воздух. Если будут общие знакомые — беги. Если что, встретимся в городе.
Седой задумчиво кивнул, протянул свой тощий рюкзачок мне и растворился в начинающих желтеть, зарослях.
Альбинос, уставился на меня и тяжело вздохнул.
— Ты, слышь... Седой тебе самое драгоценное доверил. Не просри, рюкзачок — то!
— Свой не потеряй. — Миролюбиво подмигнул я и закинул рюкзак на плечо. — Хабарши...
— Вот только не надо... — Альбинос шмыгнул носом. — Придем — поговорим. А пока — топай, заложник совести и мирового гнета!
Топать пришлось долго.
Уже в потемках, нас догнал Седой и, отозвав альбиноса, что-то ему сказал, указав на меня кивком головы.
Альбинос, покачал головой и щелкнул языком.
Целую минуту они молчали, играя в гляделки, после чего, Седой подошел ко мне и протянул руку, требуя вернуть рюкзак.
— Жирно по твою душу народу нагнали. — Сказал он, закидывая рюкзак на спину. — И погоны не малые и пушки не хилые.
— Плохо. — Вырвалось у меня. — Совсем плохо. Никогда не доверяй семье, Седой. Никогда! Самый страшный зверь — это ближний твой. Только он знает, где укусить, где плюнуть, а где — подставить ногу!
— Мы всегда нужнее дальним, чем ближним. — Согласно кивнул мне Седой, печально улыбаясь и отошел в сторону, занимая свое место в цепочке, неторопливо скользящей по тропинке.
До привала еще час. — Обрадовал меня альбинос. — Выдержишь?
— Да не вопрос. — Ноги еще держали, а взгляд Седого, изредка впивающийся мне в затылок, подстегивал не хуже плети.
Странные эти "хабарши", право слово.
Ведь пес знает, кто я такой, а, тем не менее — тянут за собой. И вопросов, пока, не задают. Странные...
Мозги закрутились вокруг странностей и начали нарезать все расширяющиеся, круги, захватывая в поле зрения все больше и больше, этих самых, странностей.
Вот не походили "хабарши" на тех монстров, которым приписывается целых 9% потерь! Слишком молодые. Слишком... Неграненые!
Не похожие на прожженных и матерых. Те, сидят по красивым офисам. И, если ходят по горам, то в сопровождении...
— Осторожно. Дальше будет плохо. — Предупредил альбинос, и стало плохо.
Дорога исчезла, сменившись каменистой осыпью.
Каждый шаг вызывал целую миниатюрную лавину, катящуюся вниз и грозящую переломать ноги, неосторожному пешеходу.
Передвигаясь зигзагом, неторопливо, словно мулы, мы шли по каменной реке.
Войдя в ритм, я стал покачиваться и ступать тем самым шагом, которым меня учил ходить в горах прадед. Нога стала осторожной и любопытной — прежде чем перенести вес, она в мгновение ока определяла — стоит ли? — и, приняв решение, сдвигалась иногда на сантиметр, а иногда — буквально на сотую долю миллиметра. Идти стало не в пример легче. Идти такой походкой, налегке или с небольшим грузом, можно очень долго. Я бы и шел, если бы не оклик альбиноса, слегка насмешливый и слегка — восхищенный.
— Выше не надо...
Я остановился и оглянулся.
Слева от меня, почти в центре осыпи, седой отворял хорошо замаскированную дверцу, расписанную под цвет камней.
Нырнув в лаз, из которого тут же раздался еще один голос — на этот раз девичий, седой помигал фонариком, приглашая войти.
— Все, дома... — Вздохнул парнишка, шедший от меня третьим, в странной кепке с длинным козырьком. — Ушли, хвала Звездам.
Лаз оказался коротким, но извилистым: на два десятка метров — пять поворотов и спуск, за которым открывался чудесный вид на пещеру, залитую мягким электрическим светом.
Здоровенную, пещеру. Только в высоту — метров с десяток, а в радиусе вообще боюсь ошибиться.
Народ, довольный окончанием операции, разбрелся по пещере, располагаясь вдоль стен — каждый в своем "углу".
— Ну, давай знакомится. — Альбинос уселся за столом, прочно вкопанном в центре пещеры, под здоровенной люстрой на полтора десятка лампочек — экономичек. — Мена зовут Камран, я — руководитель азиатской ячейки "хабарши".
— Тамир Коржик. Майор контрразведки флота. — Представился я и плюхнулся на сиденье, напротив Камрана. — Вот, как-то так...
Вот объясните мне, сущеглупому, почему и русофобы, и русофилы, предпочитают материться по-русски?!
Надо отдать парням должное — за оружие никто не схватился.
А альбинос, то есть Камран, даже и не матерился совсем... Так, помянул ценного пушного зверька... Раза три — четыре и успокоился, видя, что я не дергаюсь и сижу тихо, как мышка, пережидая их вспышки нецензурного поведения.
— Во влипли-то... — Девушка, хозяйка пещеры, собиравшая на стол легкий ужин, фыркнула, а потом рассмеялась. — Вот же Судьба — копейка!
— Томусик, а кофеёк остался? — Поинтересовался кто-то и "пещерная" жизнь снова стала входить в привычную колею.
Оно и правильно — раз начальство "фас" не говорит, то и нечего гавкать!
* * *
— ... Вот так и живем. — Подытожил свой рассказ Камран, грея о керамические бока своей чашки, руки. — Начинали, наши родители. Продолжаем — мы. Рынок сбыта — налаженный. А проколы, подобные твоему — не редкость. Информаторы, год от года становятся все глупее и жаднее.
Как я и думал, "хабарши" — хорошо разрекламированная группа товарищей, состоящая, точнее — когда — то состоявшая на прикорме у разведки. И волки сыты, и овцы целы. Есть через кого стряхнуть устаревшее вооружение и получить лишние пять монеток, для своих, не афишируемых, нужд. Сплошная самоокупаемость в действии.
От 9-ти процентов, приписываемых им, "хабарши" получают, в лучшем случае, 0,3 — 0,4 процента. Остальное — "украдено до нас".
В принципе, это и было понятно — иначе, по закону военного времени, "хабарши" бы уже перестали существовать.
"Ищи, кому выгодно"...
Вспоминая все то, что вывалил на меня дед, получалось уж совсем не красивая сцена.
Федерация Земли, действительно вела себя... Паскудно.
В ответ на доверие Камрана, рассказавшего все как есть, без утайки, рассказал свою историю. И пересказал свой разговор с адмиралом Матти, почти дословно.
— Вот как даже... — Тихонько прошептал Седой, себе под нос. — У меня батя, из пилотов — тарийцев. Вашу "химию" ставили всем подряд, без разбора. А "Иглы" пришли без компенсаторов перегрузок. Только о том, что они не установлены — нигде ни слова не было. Отец сразу, помер. А его друзья...
Парень мог и не продолжать дальше. Полет без компенсатора, на "Игле" — верное самоубийство.
— У всех, есть что сказать... — Скривился Камран. — Танюшка — прирожденная О-4. Родители успели убежать с Камалы, так за них тут взялись. Эвальд — сам слышал. Ну а мои — "хабарши". Всех приютили. Вот и решай, что делать, в таком случае?
— А что с вами делать?! — Удивился я. — Ау, я — контрразведка! Да еще и флотская! Земля для меня — "земля непонятная", так что идите, вы... Спать! И вообще... Справедливость — это только точка зрения. Чаще всего — очень даже субъективная.
Компания молодых "хабарши", услышав мои слова, прятать улыбки не стала. Уж им то, справедливость давно стояла поперек горла. И отнюдь не из-за того, что жили они поперек закона.
Ужин уже давно был съеден, время перевалило за полночь, а разговорам конца-краю не предвиделось.
В компании "хабарши", было так же спокойно и просто, как среди "Ос". Те же, не хитрые истории или воспоминания.
Нормальные, обычные, молодые парни и девушка.
Пока Камран не скомандовал "дрыхнуть", все упорно сидели за столом, то обсуждая мой рассказ о "вишенке", то, ругаясь на своего информатора, направившего группу в район падения флаера, то загадывая, что же будет завтра.
Точнее — сегодня.
Завернувшись в одеяло, привалился к стеночке и уснул, чтобы проснуться от тычка под ребра, девичьим кулачком.
Прикрыв мой рот ладошкой, Танюшка приложила указательный палец к своим губам, призывая к молчанию и наклонившись, прошептала: "Уходи, быстрее..."
В руку мне ткнулась упругая горошина одноразового ЭМ-порта.
Качнув головой, в благодарность, сжал упругий артефакт и растворился в темноте пещеры, прихватив с собой одеяло.
Мне всегда везло на людей.
Но не на долбанные автопилоты и прочие артефакты перемещения!
Только из-за этого, я ненавидел летать на автопилоте — вечно оказывался не там, где должен был! И постоянно — оказывался во всем виноват, так как, по словам наших техников, кроме меня — просто некому!
Можно подумать, я не могу отличить координату оси X от координаты оси Y и путаю их все, с координатой Z! Я могу спутать лево и право, но не математические величины!
Артефакт, подтвердил мои подозрения, что все автоматические приборы сговорились отослать меня туда, куда Макар телят не гонял, пока рак на горе не свистнул!
Было жарко, влажно и душно.
А еще — в карманах — пусто!
Даже моя офицерская книжка — исчезла в чьих-то ловких ручках, дай им Звезды долгих лет.
Выбросило меня в центре города, на пустыре.
Какого города?
А пес его знает!
ЭМ-порт, имел очень не хорошее свойство — он мог перекинуть не только в пространстве, но и на пару — тройку часов, по времени. Вперед, разумеется. Или назад, если дело касалось часовых поясов.
Мой пилотский комбез, уже превратился в черти — что, от всех этих жизненных передряг!
