— Дерьмо вопрос... Долго думал блин? Чёрные дыры... Это... Ну как бы тебе объяснить... Чтоб понятно... Что-то наподобие битых пикселей.
— Херассе? А наша вселенная тогда что, получается, типа монитор?
— Ну, где-то примерно так... Навроде. Понимаешь, в полноценной реальности, ну, где мы, Предтечи существуем — там измерений поболе чуток будет...
— Чуток — это насколько?
— Ты удивишься... Короче, сто сорок четыре. Двенадцать на двенадцать...
— А вот Эйнштейн же ж ведь...
— А что Эйнштейн? Если человек, исходя из неверных посылок, ложно интерпретирует мнимые факты и всё же умудряется при этом прийти к некоторым — повторяю, лишь некоторым немногим — отчасти — повторяю, лишь отчасти и очень поверхностно — правильным выводам, это указывает вовсе не на гениальность его логики, как учёного, а скорее на его воистину потрясающую интуицию.
— Господи, да как же вы там живёте-то...
— А вот так и живём. Щи лаптем хлюпаем. В вашей же ж — тьфу, блин, зараза-то — недо-реальности, собственно, двенадцать измерений, а на самом деле — в нормальной -двенадцать в квадрате... Тебе, дебилу, один хрен не понять. Уй-юй-юй, сууука... А вот это — больно.... Уй... Не надо, всё расскажу.
— И не начшшала ещшо... Погань ползсучшая! Изсслагай, гнида...
— Короче, был у нас один... Умник, блин. По фамилии... Скажем... Рабинович.
— Почему Рабинович?
— А какая, по-твоему, может быть фамилия у еврея?
— У вас что там, и евреи есть?
— А где их нет? И от кого иначе были бы все наши беды?
— Так ты что, я так понимаю, тоже еврей?
— А почему ты так подумал таки?
— Вопросом на вопрос отвечаешь.
— Неужели? Хотя да... Ну да. Да!
— А твоё фамилие какое таки будет?
— Какая, в конце концов, разница? Если по-вашему, то... Ну, допустим, Кац. Иннокентий, вообще говоря, Иммануилович.
— Кеша, значит...
— Пшёл в жопу! Так я таки буду отвечать твой вопрос, или как?
— Валяй...
— Ну так вот... Этот самый Рабинович... Придумщик, мать его. Вместе со всеми прочими участниками его, так сказать, мероприятия. Я, впрочем, его почти не застал. Ну, это если по-вашему. А по-нашему — он в другой части вселенной так и существует, если по оси времени. Или существовал — как вам удобнее. Грезил какими-то иными измерениями... Хотя казалось бы — куда больше? Простая и гармоничная система... На двенадцатеричной основе — три раза по четыре измерения, помноженные на три раза по четыре. Нет, этому придурку мало показалось, решил, как у вас тут говорят, раздвинуть горизонты, блин. Поставил опыт... Сам загнулся, и если б только он, причём по всем до единой вариациям вариаций — как отрезало, так теперь ещё эта ваша вселенная... Собственно, ваша вселенная... Как бы это объяснить... Ну, представьте себе — колокол звенит. Или лучше вот — камень в воду, и круги по воде. Врубились?
— Ну.
— А теперь вообразите, что камня этого нет.
— Погрузился?
— Не... Просто его никогда и не было. Возмущение распространилось из одной бесконечно малой виртуальной по сути точки с неопределённым местоположением по всем нашим измерениям, но как бы направленно, и ваши измерения суть лишь деформированное отражение наших, но отделившееся от них и как бы зажившее собственной жизнью. Псевдожизнью квазидействительности.
— Хм. А нам-то какое до этого дело? И потом, для вас это, может быть, квази, псевдо и тэ пэ, а для нас — самая что ни на есть реальность. Данная, мать её, в ощущениях.
— А у нас сплошь проблемы. Пока привыкли... Постепенно, впрочем, даже использовать приспособились. Кое-что, правда, поменять пришлось. С точки зрения подхода. Так вот. Изначально в этой вот вашей вселенной... Назовём её просто — Вселенная Рабиновича...
— Пусть так. Хоть горшком...
— Так вот. Не в курсе никто, чего такого эдакого он на самом деле хотел, но получилось, однако, у особо хитрожопого еврея того так, что ваша макроось времени расположилась как бы перпендикулярно нашей, но не вовсе, а почти. Корреляция темпоральностей по исходной оси где-то, примерно, 1 к 9 в девятой получилась. Ну, в смысле, у нас секунда, а у вас — порядка четырёхсот миллионов этих самых секунд. Прочие же измерения, точнее, квазиизмерения, потому как акромя энергии там на самом деле и нет ничего вовсе — наподобие как на мониторе, это ты почти что правильно угадал — числом ещё девять, каким-то образом сами развернулись... Заодно и Рабиновича прихватив. Есть типа легенда... Впрочем, к чему это вам.
— Не, интересно. Расскажи, а?
— Ладно... Времени до фига ещё, скоротаем...
— До чего? Времени, в смысле?
— До того, до чего надо... Об этом — потом. Так вот. Собственно, измерений у вас двенадцать всего. Убогих. Две ветви по шесть в каждой. В одной, то есть, три измерения вашего пространства и три — масса, энергия и вакуум.
— Вакуум? Это ж пустота!
— Пустота, да не вовсе... Кстати, предыдущий раз как раз из-за этого вмешаться и пришлось. Умник один, не в этой, правда, вариации, додумался из вакуума энергию извлекать. Через кавитацию этой... как бишь её? Во, трубкой Вентури . Ничтожно малые объёмы — но тут дело принципа. Еле удалось... Купировать... Все беды от слишком умных, это я вам точно скажу. Так вот... На чём я... А, да. Во второй же ветви три оси времени, а три, опять же, пространства, но зеркальные. Как понимаю... Ну, умники так считают, так-то последние три и на хрен бы не нужны были, но без них отчего-то стабильной системы не получалось. Их таки тоже используют — обороты там хранятся, ну, вторые и прочие воплощения, чтоб оборачиваться... Там ещё с осями времени какие-то сложные взаимосвязи, поэтому, пока в зеркалке, не меняешься. Вот примерно так оно и есть. У вас.
— Ух ты... Без поллитры не разберёшь, а с поллитрой — тем более. Слушай, а три оси времени — это как? По мне так время оно и есть время. Линейное и однонаправленное.
— Ваше так называемое время суть парадоксальный феномен восприятия квазидействительности данной группой реальностей сложными самоподдерживающимися системами с зачатками интеллекта. А ещё есть оси вариативности и изменчивости вариативности. Вот последнюю-то, собственно, и воспринимаем как время — мы. Предтечи.
— А что, разве не всё предопределено?
— Да ну... Даже ваши умники додумались до нарушения причинно-следственных связей на микроуровнях, начиная с пары электрон-позитрон. Но и до них не дошло, что фактически происходит всё, что могло произойти. Ну, почти всё.
— Как это — почти?
— Здесь есть некоторая неопределённость... Я ж не учёный, пойми, по-вашему если, то гуманитарий скорее... этот... ну, типа как у вас офисный планктон... Попробую всё же объяснить... делать-то покамест один едрёный хрен не хрена. Короче, время, которое вам представляется элементарно линейным, на самом деле... Впрочем, на самом деле и это не совсем так... Но если упрощённо... В общем, есть время, как линия. Это как бы одна ось. Вот я к примеру, не воспринимаю его, как время. Живу как бы постоянно по всей оси, подчёркиваю — не одномоментно, с прошлым, настоящим, и будущим, а сразу по всей. Но есть ещё время, как вариации. То есть, на самом деле то, что представляется вам — убогим — причинно-следственными связями, жёсткими и неизменными, в реальности всего лишь вариативность, с нарушением причинно-следственного начиная с уровня элементарных частиц, от электрона и ниже, с множественной проекцией в макромир. То есть всё, что теоретически возможно, происходит и на самом деле! Но в форме как бы пучка происходящих реальностей в виде обыкновенно бесконечного количества вариантов.
— Бесконечность... Трудно себе представить.
— Распространённое заблуждение. Трудно представить себе именно как раз конечность! Например, кончается коридор стенкой — но ведь и сама стенка имеет некую толщину, да и за стенкой что-то есть, так ведь?
— Ну, допустим, жизнь конечна...
— Только в воспринимаемой вами убогой системе координат! Но есть же ещё и бесконечно множественные варианты сущего, группирующиеся в вариации, группы вариаций и так далее — поскольку значение мелкой изменчивости обычно оказывается ничтожным и пренебрежимым — к тому же есть ещё и третья ось — изменчивость самих вариаций! Вот смотри, к примеру, в прежде существовавшей системе вариаций я с вами вообще не встречался и не разговаривал, а теперь — на те пожалуйста! Высшие существа — я, например — время воспринимают именно как варьирование вариаций, и если в линейной проекции существование моё, будучи чрезвычайно продолжительным по вашим убогим меркам, всё же конечно, то варьированию вариаций — несть конца! Вот так и живём... Кстати! У ваших тут ещё один феномен есть. Каждый отслеживает лишь наиболее персонально благоприятную для него вариацию. К примеру, если в одной из групп вариаций кого-то в детстве сбила машина, то он эту вариацию элементарно игнорирует, персонально отслеживая лишь вариации, где он проскочил раньше машины или, к примеру, водитель заболел. Как бы объяснить... Ну вот Наполеон. Не коньяк — Бонапарт. В отслеживаемой им персонифицированной группе вариаций Груши подоспел вовремя, и он выиграл сражение под Ватерлоо.
— А Бородино?
— Бородино... Дай бог памяти... А, там без вариаций. Шансов не было, совсем. Вообще, большинство вариаций, в конечном счёте, рано или поздно сливается. То есть различия утрачивают значимость.
— А у нас? То есть, где сливаются?
— Ну, где-то там, конечно, сливаются. При остывшем шаре у погасшей звезды. Но — не в курсах. Меня там нет.
— Ни хрена не понял... Ладно. Замнём для ясности. Да, а астрал?
— А через астрал эти две ветви осей вроде как друг с другом соединяются. Но не жестко... А как бы на гибкой сцепке... Где-то вот так. Собственно, астрал это... ну, отражение — не отражение... А скорее как бы тень нашей вселенной в вашей. С удивительными и по сей момент во многом загадочными свойствами. Через него, вообще-то, много чего делать можно. Но — опасно. Запросто вообще всё порушить к едрене фене можно. Причём как у вас, так и у нас, ежли умеючи. Или наоборот. Поэтому-то и разрешается лишь то, что в Справочниках прописано. И контроль требуется. Постоянный. Вот как раз мы, драконы, его и осуществляем.
— Что, все?
— Да ну, все, делать больше не хрен... Так, некоторые...
— Избранные?
— Ну, вроде того...
— А вот человечество? В смысле, мы, которые на Земле? Это что, тоже ваш эксперимент?
— Не, это у нас игра такая. Ну, берётся галактика. Вселенной Рабиновича, разумеется. Тут у вас этих самых галактик — пруд пруди. Бесконечность. Хватит не надолго даже — навсегда. Так вот... Две команды, ну, наподобие как у вас — ЦСКА и, скажем Спартак. По жребию выбирается пара планет — по краям. Ну, где жизнь развиться успела... более или менее. Программируют и спускают — каждая своего... ну, как бы это по-вашему... Блин, бедный у вас язык, да и сами вы все убогие...
— Шшшш!!!
— Ну, допустим, тренера.
— Дракона?
— Не... Какой дракон? Дракон — эт ваще... Личность! А к личности — какое доверие? Неспортивно... Да и дураков нет — давно повывелись. Тренер — это вроде как сложный автоматизированный технико-биологический комплекс. Собственно, работа команд программированием тренера и заканчивается. Затем тренер этот — точнее, пара тренеров, по числу команд... Правда, последнее время пошли вариации с одновременно тремя и даже четырьмя командами, но это чистая профанация, на мой взгляд... Так вот, тренеры эти забрасываются на обыкновенно две планеты одной из галактик Вселенной Рабиновича, тоже выбранной по псевдослучайному принципу, и начинается игра.... Тренеры создают, на основе имеющегося материала, разумных существ, те развиваются, изготавливают корабли, заселяют планеты, или даже целые сектора — тут уж кто как успеет — боевые флоты строят-организуют, потом где-то в космосе встречаются, и вперёд. Друг на друга. Битва. Ну, там болельщики, фанаты, ставки...
— Что, как тут, на Земле?
— Не, ну это я так, упрощённо... Хотя.... По сути.... По сути — так!
— А потом?
— Ну, а что потом... Два раза одной галактикой не играют. Да и зачем? Их же — бесконечность.
— Что, так и бросают?
— Ну, не совсем. Присмотр всё же нужен, как я уже говорил. Вот и оставляют на эту гнусную лабуду... такого, как я.
— Преступника?
— Ну, зачем так... Провинившегося... Скажем так. Попавшегося, в смысле.
— На чём?
— Ну, по-разному всяко бывает...
— А вот, к примеру, конкретно тебя?
— Я... ну это... как бы сказать...
— Так и скажи. Как есть.
— Ну, навроде судьи в поле был, если по-вашему, ну и это...
— Подсуживал, что ли?
— Это не так! Оклеветали! Завистники! Ну, я им... В вариациях... Впрочем, хрен.
— Продался, выходит. За тридцать этих самых сребреников?
— У нас деньги не в ходу. Эх... Да... Ты и представить себе не можешь, какие бывают соблазны!!!
— Но ведь вы же ведь знаете ж это же... Ну, как бы будущее ж? Как же ж ты тогда ж, а?
— Вам, недоразумным, не понять. Там, видишь ли, тех вариаций, где попался, у меня от трёх до... это... ага, семи... нет, теперь восьми, а тех, где не, из от восемнадцати до... поболе сотни, в общем, временами бывает. Иногда, впрочем, проклёвывается и вариация, где устоял... ну, перед соблазном. Но я её не отслеживаю. Уж больно она малохольной получается. Скушшно...
— Так это у тебя, не кичман, а синекура выходит.
— Ага... Синекура... Если б ты знал... не, хотя б представить себе мог, сколько за эту синекуру отстегнуть пришлось, ты б так не говорил...
— И что теперь... Ну, Солнечная система, прочие эти... расы которые — это что, то, что после этой вашей игры осталось?
— Земля — как ты, наверное, уже понял, это и есть та самая исходная планета. Для всех этих ваших гуманоидных, короче, рас.
— А тренер?
— Достали уже с этим тренером... Тренер — это потом, а сначала на планету нескольких гекатонхейров спускают в ряде комплексов воплощений...
— Гекатонхейров? Эт кто? Из первых рас?
— Не. Это я так нас называю. Чтоб проще. Сторукие по-древнегречески. На самом деле мы, каждый из нас, что-то навроде... Ну, если очень упрощённо — здешней грибницы... По всем измерениям — нашим, ста сорока четырём — и типа как с плодовыми телами, которые на самом деле вовсе не плодовые, а... Впрочем, долго объяснять, да и к чему вам... В общем, сначала общая, приблизительная оценка этими... судьями на линии, что ли, а потом спускается соответственно подготовленный командой тренер и ищет исходный материал. В вашем случае им стали крупные человекообразные приматы со склонностью к передвижению на двух конечностях. К тому же они и до огня уже додуматься успели к тому времени... Сообразительные. Для недоумков, разумеется. Повезло, в общем, здешней команде.
— А которая вторая? Эти что?
— Что-то вроде насекомых. Пожалуй, к вашим паукам ближе всего...
— Брррр...
— Ага! До сих пор! Арахнофобия. Как поймали ту тётку, впрочем, её и ловить не надо было — любопытная... Звали, как сейчас помню — Эйхвваа. С тогдашнего местного переводится как "Во, ни фига себе", "Эх, мне б такую", или же "Я б ей вдул". В зависимости от интонации и текущего контекста. Языка-то, собственно, у них и не было, как такового. Так, междометия скорее. Трудовые выкрики, как один здешний умник зданул... Как в лужу пёрнул. Как же, трудились они, да ещё с выкриками... Чтоб более ленивых существ так в жизни своей вообще никогда не встречал... Выкрики эти самые от них услышать можно было только когда из-за жрачки морды друг другу полировали... Или трахались... Или лясы точили... За жбанчиком мухоморовки. Так вот, сразу эту самую арахнофобию ей и привили. На генетическом уровне. Ну, и много ещё чего.
